Больно

— Бесишь меня! — голос срывается на крик, когда он хватает за ворот рубашки и толкает в стену. Боль расползается жаром по затылку, а перед глазами темнеет. Вдох-выдох. Открывает глаза, сморит. Лицо напротив искажено злостью, а тёмные глаза так горят, что Фролов всерьёз думает, как бы не сгореть сейчас до жалкой кучки пепла. — Ненавижу, — тихим шёпотом, пока руки медленно соскальзывают с мятой ткани. "Уйдёт же" — мысль простреливает череп насквозь. — Паш.. — так жалко, что самого себя ударить хочется, чтобы не быть, блять, такой тряпкой. Жалкая подстилка для Его-Величества-Лаврова. Так ведь всегда и было, да? Антон никогда ничего не значил. Поэтому и на тихую мольбу Лавров не оборачивается — бессмысленно. Подбирает с пола кожанку, новенькие Мальборо и исчезает. Уходит, громко хлопнув дверью. Фролов вздрагивает, как побитый щенок, а потом медленно сползает по стенке. Вниз-вниз-вниз. Ты итак в самом дерьме. Запускает руки в волосы, с силой сжимает, словно хочет выдрать клоки светлых волос. Вдох-выдох. Он больше так не может. Больно.