Кошачье сердце

Чуя всегда считал себя практичным человеком. А еще исполнительным и четко следовавшим правилам. Но это совсем не мешало задаваться вопросом, почему сейчас он находится на мероприятии, организованное Мафией в честь заключения выгодной сделки, ради которой пришлось еще раз проверять свои ораторские способности, терпение и выдержку, а не у себя дома, в теплой кровати и не видит десятый сон. Благо, одна наглая морда не маячит перед глазами, не танцует на нервах чечетку, а на остальных можно и наплевать, по большему счету. Однако, тем не менее, Чуя очень устал. И он очень хочет домой. Отрубиться этак часов на двенадцать, как минимум. В свой заслуженный выходной. Который он, фактически, вытянул из Мори. Тот, глядя в глаза своему исполнителю и видя там потаенное желание – да какое там желание, угрозу! - убить любого, кто сейчас скажет ему лететь в очередную задницу и решать мирские проблемы, справедливо рассудил, что искать себе замену еще рановато, а Чуя отдых заслужил. И дал даже два выходных. Офигеть, доброта через край. Впрочем, Чуя не жалуется. Находясь в окружении собственных людей, Чуя не торопясь попивает дорогое, элитное вино, расположившись в большом кресле, и горделиво закидывает ногу на ногу, излучая удовлетворение и довольство. И ведь было из-за чего. Один только господь (ну, или дьявол) знает, сколько нервных клеток потерял Чуя, пока заветная подпись о сотрудничестве, наконец, не закрасовалась в его документах. Уламывать подозрительного и очень меркантильного магната было воистину проверкой на прочность – тот проверял и досье Чуи, и все документы, раз за разом, и постоянно соскакивал с решения, когда, казалось бы, вот-вот – и рыба окажется на крючке. Чуя рвал и метал, обхаживал мерзкого мудака, как мог, включив все свое обаяние, харизму, ум, в общем все, чем его одарила мать-природа(и Мафия, в том числе), да так, что сил на что-то другое попросту не оставалось. Даже на то, чтобы разозлиться, когда в кругу собственных людей пошли шутки, что как только он уломает старого пердуна - обязан будет на нем жениться. И Чуя уже был готов с ними согласиться. Ухмыляющееся лицо Мори, который откровенно веселился, глядя на все это, оптимизму не прибавляло, хотя в глазах босса Чуя видел восхищение и уважение. Правда, это мало помогало. Как бы то не было, сейчас все позади, и Чуя действительно гордится собой. Он не замечает, как тихонько начинает кимарить, когда к нему подходит кто-то из подчиненных, и едва касается плеча. - Накахара-сан… Можно, я пойду?.. Чуя несколько раз моргает, с удивлением отмечает, что умудрился задремать, смотрит на подошедшего к нему паренька несколько мгновений, пытаясь сообразить, кто сейчас перед ним. - Срочное дома? – Чуе не нужно напоминать, что все они обязаны остаться до самого конца этой своеобразной «вечеринки». Но скосив глаза на часы, понимающе усмехается. Час ночи. Они явно засиделись. Окинув взглядом людей, которые даже не думали расходиться, Чуя догадывается, что они тут, как минимум, до утра. - Ну.. Ломается. Боится. Новенький, что с него взять. Но Чуя не злится – если бы его не разбудили сейчас, он так бы и уснул в мягком, но не слишком удобном кресле, или еще чего лучше – на пол бы стек, как медуза. - Ну говори, что стряслось? Хватит ломаться. – хочется верить, что вышло строго, но в итоге получилось настолько сонно, что грубость и вовсе пропадает, уступая место зверской усталости. - У меня щенок дома… Едва только паренек произносит это вслух, Чуя замирает, глупо смотря на него. Он привык, что отпрашиваются пораньше к детям, женам, семье, в общем, но чтобы к животным? Чуя бы сказал, что неразумно мафиози заводить питомцев – кто о них заботиться будет, если с тобой что-то случится, да и глупости все это, но не стал. По сути, тоже самое, что и семью заводить. - Ладно, иди. Только не слишком заметно. – машет рукой Чуя, допивая из бокала вино, и, получив благодарный поклон, направляется к Мори. Тихо предупреждает, что уходит, на что босс только понимающе кивает и подтверждает, что два ближайших дня Чую никто беспокоить не будет. Удовлетворенно выдохнув, Чуя выходит из зала, отдает своим людям последние распоряжения и направляется к выходу. Там он снова сталкивается с странным парнем и у Чуи внезапно просыпается любопытство. И мысль посмотреть его досье - интересно, каким ветром его в мафию занесло. - Эй! Парень вздрагивает, быстро оборачивается, напрягаясь до предела, но, увидев начальника, заметно расслабляется. - Да, Накахара-сан? - Хотел спросить. Почему щенок? - А… – парень неловко чешет затылок, улыбаясь одними уголками губ. – Всегда приятно, когда дома тебя кто-то ждет, кто подарит тебе тепло. Да и животные лучше людей. В чем-то он явно был прав. Удовлетворившись ответом и кивнув, Чуя направляется домой. Завтра никакая сила не помешает ему отдохнуть. Только вот у судьбы к Чуе особенное отношение. **** У Чуи очень чуткий сон. Любой шорох или движение способно его разбудить в мгновение ока. Исключение было только после Порчи – Чуя отрубался, да так, что его и атомный взрыв разбудить не мог. Вот и сейчас, расслышав, как в дверь кто-то настырно скребется, Чуя разлепляет сонные глаза, мысленно желая объекту за дверью медленной и мучительной смерти. На часах красуется кругленькое десять утра и Чуя впечатлился – обычно он просыпается рано, а тут.. И если бы не настырная сволочь за дверью, проспал бы еще столько же! Шкрябание продолжается, и Чуе ничего не остается, как поднять свое бренное тело, и лично послать нарушителя спокойствия на три буквы. Ноги не слушаются, он ударяется пальцем о стул, за что тот получает гневное и все еще сонное «Сука!» и пинок. Вряд ли стул оценил такое отношение к себе, да сказать вот только не может. Шорохи за дверью не утихают, а Чуя злится все больше. «Какая сука приперлась сюда в такую рань, блядь, я же сказал - меня не беспокоить!» В одних только майке и домашних штанах Чуя выглядит крайне мило, однако это «мило» сейчас настолько в ярости, что рядом с ним слегка запарили предметы: расческа с тумбочки, ключи, светильник, обувь, сама тумбочка, даже чуток коврик у двери… Пофиг. Сейчас будет убийство нарушителя его спокойствия, а потом все наладится и Чуя будет отдыхать. Да хрен там плавал. Резко распахнув дверь с началом фразы «Скотины, жить надое..» Чуя не видит.. никого. Пару раз глупо моргнув, и не оценив шутку, смотрит по сторонам. Из ступора его выводит дико искаженный, но до боли знакомый голос. - Ниже смотри. «Какого?..» Чуя послушно опускает глаза и видит там кота. Огромного, черного кота, с карими глазами, с белыми пятнами на лапах, животе и хвосте, и белым ухом. Перебинтованным ухом. Как и перебинтованной лапой и замотанным хвостом. Пару минут кот и Чуя сверлят друг друга глазами, пока последний не отмирает. - Какого… Какого хера? - Я бы тебе ответил, но это долгая история. У Чуи пробегает мысль, что, кажется, он действительно заработался, раз ему видятся говорящие коты. Охуеть. И это он еще не пил вчера почти, он даже не пьян! Когда он успел словить такой приход? - Дадзай…? - Мяу! То есть, блядь, да, он самый, – от его ответа у Чуи дергается глаз. Настолько дергается, что сила, поднявшая предметы до этого в квартире, пропала, отчего раздался страшный грохот. Только вот Чуя на это не обращает внимания от слова совсем, у него тут шок и сенсации, куда там до каких-то, наверняка, поломанных вещей. - Ты кот?.. - О боже, ты прозрел! Надо, мяу, – Дадзай досадливо шипит, морщит черный нос, – блин, как бесит мяукать невпопад, – Чуя отстранено наблюдает, как нервно дергаются уши и хвост. – Так вот. Ты ослеп? Я похож на кого-то другого? Чуя не отвечает. Чуя вообще не знает, что ему отвечать. Он видит перед собой кота, с перебинтованными конечностями, который еще и говорит. Кому расскажи, не поверят. Блядь, надо брать выходные чаще! - Ясно, загрузка не завершена. Но здесь холодно, а ты даже коврик постелить не мог! Я все отморозил, пока сидел тут под дверью. Так что я погреюсь у тебя. Чуя медленно поворачивает голову, провожая взглядом то, как животное нагло проходит в его квартиру, как к себе домой. Наверное, любой мог бы сейчас сказать, что слышит, как шестеренки в голове несчастного пытаются встать на место, а мозг переварить информацию. А потом Чуя скашивает глаза на дверь. Царапины. Вся дверь в царапинах. В глубоких, широких, от лап. Так, будто на нее с полного ходу налетали, планируя сделать дырку. Его новая, прекрасная дверь. А ведь он только поменял ее. - Ах ты… Ах ты, мразь! Чуя выкрикивает проклятия на лестничную площадку, своим гневным воплем наверняка разбудив весь этаж – да и этажи снизу и сверху – и влетает в квартиру. Дадзай, до этого прошедший уже почти что в комнату, рванул под кровать, забившись в угол. - Ты, тварина, что ты сделал с моей дверью!? – Чуя влетает в комнату, и только нежелание потом весь день ставить мебель на место сдерживает его от того, чтобы не перевернуть все вверх дном и достать эту сволочь и спустить с него его пушистую шкуру. - А что я сделал? – раздалось из-под кровати с тихим шипением. – Тебе хрен позвонишь, до звонка прыгать по стенам предлагаешь? А тут получилось тебя разбудить. Или ты намекаешь на окно? - Я тебя в это самое окно сейчас выкину, сволочь! – Чуя опустился на колени, заглядывая под кровать. На него смотрели два горящих глаза. – Вылезай отсюда, живо! В ответ послышалось шипение. Чуя готов поклясться, что видел, как у этой перебинтованной пушистой мерзости прижались уши к голове. Вообще, сам факт того, что Дадзай на него шипит, распушившись как клубок, заставляет всерьез усомниться в собственной адекватности. Дадзай. На него. Шипит. Шипит. На него. Теперь дергаются оба глаза. Дадзай жмется в углу и продолжает шипеть, размахивая хвостом. Выглядит это настолько комично, мило и нереально, что Чуя, забыв, что, вообще-то, он хотел отомстить за попорченное имущество, решает, что надо бы переварить увиденное. Проще говоря - выпить. Он медленно проходит на кухню, откупоривает бутылку вина и мигом осушает маленький бокал. Пить с утра вредно, говорила как-то Кое. Но к сестрице с утра пораньше не припираются бывшие напарники, с какого-то пересрача превратившись в кота! Нет, вообще, что за хрень происходит? За этим мыслительным процессом Чуя даже не обращает внимания, как Дадзай вылез из-под кровати и, забравшись на стол, нагло и вальяжно расселся, обвив лапы хвостом. - Пить с утра вредно, тебе этого не говорили? Чуя чуть не давится глотком, и скашивает глаза на наглого кота, смотрящего на него хитрыми, с насмешкой, глазами. В том, что это Дадзай – сомнений быть не может. Он собирает все остатки самообладания, чтобы то ли не прибить напарника, то ли нервно не заржать. Да. Именно нервно. - Слезь со стола, тупое животное. - Давно когтями не получал? Чуя понимает, что даже если Дадзай превратится в улитку или слизняка – ему хватит наглости дерзить. И без всякого стеснения рассматривает его, получая возможность разглядеть новый "облик" Дадзая повнимательнее. Короткая, черная шерсть, с белыми пятнами по телу, длинные усы, дергающиеся, стоящие торчком уши, немного облезлый хвост… Блин, но до чего же он смешно выглядит! Чуя не сдерживается и все-таки смеется. Дадзаю такая реакция явно не нравится, отчего он выгибается по-кошачьи, начав откровенно драть теперь стол. Будто двери ему мало было. Чуя тут же перерастает смеяться, смотрит зло, и пытается схватить кота за шкирку, но тот изящно уворачивается от рук, размахивая хвостом. - Только попробуй драть мою мебель – поймаю и кастрирую нахрен. - Я не знал, что ты эксперт в таких щепетильных делах. - Почему ты вообще, блядь, котом стал? И какого хрена ты вообще здесь забыл?! – Чуя настолько в полном афиге от увиденного, что даже не обращает внимания на шутку в свой адрес, засыпая Дадзая все новыми и новыми вопросами. - Много знать хочешь. – Начал было Дадзай, но, заметив, что Чуя всерьез готов осуществить свою угрозу, нервно замахал хвостом. - Гада одного встретил. Которому было побоку на мою нейтрализацию, вот я таким и стал. Директор говорит, что пару-тройку дней таковым и останусь. Типа, сущность у меня такая, кошачья. А Куникида из офиса выгнал – видите ли, обиделся, что я его блокноты расцарапал и игрался с тем, что от них осталось. Подумаешь, беда-то какая. А у остальных дела, да и мешался я им там, так что отправили гулять, пожелав не сдохнуть под колесами автомобилей. Чуя слушает его и прямо представляет весь тот хаос, что творился в Агентстве когда эта сволочь стала пушистым, с виду крайне милым, но до одури вредным котом. Почти посочувствовал этому самому Куникиде за все его разодранные блокноты, и совершенно не удивился, что Дадзая отправили гулять куда подальше. Раздумья его прерывает возмущенный фырк. - Коли уж я здесь, покормил бы хоть. Чуя на мгновение аж растерялся от такой наглости. - С хрена ли? Ты кошак, иди, мышей лови и жри, кто тебе мешает. - Чу-у-у-я, – Дадзай тянет гласные по привычке, но искаженным голосом получается словно по ушам скребут наждачкой. – У тебя же дофига деревянных предметов. А уж про тапочки и углы я даже не заикаюсь. - Только попробуй… - Чуя зло и с ненавистью сверлит Дадзая взглядом, но понимает, что пока тот в образе животного - у него просто не хватит сил прибить нет, не Дадзая, нет, а именно животное. Дадзая-то долбануть для него как-раз святое дело. А вот ударить животное, такое беззащитное(на вид) рука не поднимается. И Чуе ничего не остается, кроме как горестно вздыхать. Выходной был безнадежно испорчен. **** Как соседи до сих пор не вызвали полицию (ну, или наемников, в случае с Чуей это было бы куда более логично) одному всевышнему известно. Дадзай, хорошенько отъевшись, решил, что все-таки выходные у Чуи проходят крайне скучно, и начал откровенно лазить по углам и всей квартире в частности. Чуя ругается, матерится, проклинает все на свете. Он постоянно спихивает Дадзая то со стола, то с очередной полки, с одной из которых Дадзай умудряется свалить его любимую вазу. Это стало последней каплей, и теперь в ход идут ранее упомянутые тапки. Правда, тапочек на все злоключения катастрофически не хватает, и когда Дадзай, забывшись, начал драть когтями косяки проемов, в ход пошло что потяжелее. В один момент Чуя исхитряется бросить то ли будильник, то ли какую-то хитрую вещицу, подаренную Элизой на день рождения. Причем, бросить умудряется так, что эта самая вещица попала Дадзаю по хвосту. Удар оказывается неожиданно болезненным, отчего тот зашипев, взвыв и подскочив на месте, снова спрятался под кровать, и некоторое время оттуда доносятся рыки, злые и обиженные. Чуя никакого угрызения совести не испытывает. - Это тебе за мою вазу. И не будешь драть все подряд. Дадзай не отвечает, но мстит позже. Как только Чуя решает встать и налить себе теплого чаю и спокойно посмотреть телевизор, пушистая мерзость резко цапает за ноги, царапая до крови. Но он не учел, что этим неудачно подставился, тем самым Чуе удается схватить его за шкирку. Уже готовый хорошенько надавать Дадзаю за все свои страдания, Чуя только сильнее сжимает его загривок, не думая, приятно ли напарнику или нет. Он вообще не знает, как надо обращаться с кошками, у него никогда питомцев не было. Но весь гнев куда-то улетучивается, когда Дадзай, то ли случайно, то ли желая оцарапать, касается лапой щеки. Чуя замирает. Кошачья лапа теплая, с мягкой шерсткой между шершавыми подушечками. Он во все глаза уставился на пушистый комок в руках – свисающий колбасой хвост, поджатые, чуть скрещенные задние лапы. И круглые, ярко-карие глаза. В которых сейчас отражается нечто такое, что заставляет сердце пропустить удар. Дадзай завозился, словно пытаясь вырваться, тихо то ли шипит, то ли фыркает, и Чуя понимает – ему действительно больно, когда его держат именно так. Неожиданно для обоих, Чуя аккуратно, поддерживая под задние лапы, отпускает загривок и обнимает Дадзая, устраивая его у себя на груди и почесывая за перебинтованным ухом. Он понятия не имеет, правильно ли делает. Только ловит себя на мысли, что гладить по мягкой шерсти действительно приятно. Лапу с лица Дадзай убрал, тут же устраивая ее на шее. А на почесывания, неожиданно, начал тихо урчать. Едва слышно, но Чуя ощущает, как у того завибрировало горло. Он продолжает гладить Дадзая по спине, чувствует пальцами множественные шрамы на коже, что скрываются под густой, короткой шерстью. Почему-то у Чуи, где-то в глубоко внутри, совсем нет вопросов или удивления, что Дадзаю выпало превратиться именно в кота. А еще становится как-то теплее, что даже ругаться на него не хочется. Через некоторое время Чуя отпускает Дадзая на кровать, и, не говоря ни слова, уходит на кухню, совершенно не замечая, каким взглядом его провожает бывший напарник. Вечер проходит куда спокойнее. Дадзай, вдоволь еще похулиганив и даже выбравшись на подоконник, лежит у Чуи на груди, свернувшись в клубок. Он спит, но Чуя знает - стоит только зашевелиться, как эта мерзость выпустит когти, приказывая лежать смирно и не двигаться. И не скупится ведь на это, выпустит на всю длину, что даже через одежду кожу расцарапает. Чуя вздыхает обреченно, читая и слушая фоном телевизор, гадая, сколько на его груди уже царапин и почему он вообще все это терпит, почему он весь день нянчится с каким-то, мать его, котом. Пусть этот кот и его напарник. Но Чуя слышит тихо урчание, мерную вибрацию, чувствует тепло чужого, маленького тельца. И, пожалуй, он может понять, почему именно кот. Коты очень своенравные. Они сами по себе. Не ты выбираешь их, а они – тебя. Но они никогда не придут к тому, кто не будет им рад. Кто не отогреет и не приласкает. Они верны, но совсем не так, как те же собаки. Кто знает, что там у Дадзая обострилось, как только он стал котом – но он знает, к кому может прийти. Кто, несмотря на все крики, ссоры, ругательства, обиды, и громкие слова про ненависть, будет ему рад. Кто будет его ждать. И не прогонит. Засранец, вот ведь никогда не ошибается. Чуя улыбается и мягко почесывает сопящего и мурлыкающего напарника за ухом. Даже во сне Дадзай невольно подставляется под легкую ласку. Завтра он снова станет человеком и все вернется на круги своя, но Чуя никогда не забудет мягкую, черную с белыми пятнами шерстку, шрамы на шкурке, и то, что сейчас Дадзай раскрывает все, по сути, карты, показывая свое отношение к Чуе. И Чуя видит это. Видит и чувствует. Он еще не знает, насколько крепко будет спать сегодня ночью, и что завтра проснется в теплых, сильных руках. Выходные все-таки пройдут так, как надо. И уже уходя, Дадзай краем глаза заметит небольшую пометку на маленьком клочке бумаги: «Подумать над тем, чтобы завести кота. Второго и поменьше.»