Это не насмешка

Глупо. Это все до невозможности глупо. Сергей что-то чувствует. Он иногда замирает, всматривается вдаль, но быстро переводит взгляд и становится собой. Ему тяжело даются партийные напевы. Маяковский смеется. Красные флаги пламенеют над республиками. Эти красные флаги отделяют его от Есенина. Есенин бледен, будто от смертельного яда. Тяжелые веки скрывают голубые глаза. Запястья его скованы бинтами желтоватого цвета. Маяковскому хочется кричать от этого неправильного, неживого вида. Маяковский скользит взглядом по лицу имажиниста, но не может найти малейший признак фальши. Есенин мертв. Владимир перечитывает последние строки его стихотворений. Строки эти текут чернилами по венам, сознание поминутно уплывает, но поэт читает и читает, а в глазах нестерпимо щипет. В газетах пишут, что всему виноват богемный образ жизни. Глупцы. Собинов читает фальшиво, скудно внося эмоции. Его ужимки, его кривлянья, все это вводит в тоску. Не так давно к Владимиру пришла эпиграмма. «Он умер, а ты живешь…». Знал бы этот гад, что жизнь дается все тяжелей с каждой строчкой, произнесенной им.

-Ни слова, о друг мой, ни вздоха… Мы будем с тобой молчаливы… Ведь молча над камнем, над камнем могильным Склоняются грустные ивы…

Марина Цветаева, поэтесса с мелкими, простенькими стишками. Маяковский снова и снова перечитывал строки скудной газетенки. «Тайна смерти Есенина… У этой смерти нет тайны. Она пуста. Умер от чего? Ни от чего: от ничего. Смерть Есенина равна жесту петли на шее. Есенин весь как на ладошке: и жизнь, и смерть. И лицо, и стихи. Пустота иногда полна звуками. Вот Есенин.» Владимир ненавидел, когда лезли туда, куда не звали, но не согласиться не мог: смерть Сергея равна потере души. «Пустота иногда полна звуками». -А в юности вы были хулиганом? — Хитро прищурившись, спрашивает поэт. Маяковский хмурится, сигарета дотлевает, но мужчина решил выжать из нее все возможное. -А кто не был? Есенин чему-то улыбается. Его синие глаза становятся невыразимо счастливыми. Тяжелые ладони опускаются на острые плечи Владимира, и тот замирает. От осознания своей зависимости ли, от отвращения — непонятно. Ясно только то, что эта заминка замечена Есениным и он, оскорбленный в лучших чувствах, отходит на несколько шагов, уходя из поля видимости. Маяковский ожидает чего угодно, но не хлопка входной двери. «Пустота иногда полна звуками». Это Владимир понимает позже. Лиличка, его прекрасная Лиличка, сейчас говорит только в стихах. Уехала, оставив тишину комнаты и несколько недочитанных романов. Его жизнь — это череда пустот. Темные углы комнаты волнами находят на одинокую кровать. Демоны предпочитают душу, пропитанную страхом и отчаянием. Маяковский переполнен всем этим. «Подставляйте кружки, пиалы, — бормочет он, словно в бреду. — Забирайте и уходите. Больше нечего»

В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей.

Но и жить. Маяковский разбил руку. Стены сужают комнату, давит потолок, пригвождает к земле. Все это нереально. Есенин был и есть. Есенин — неизменная константа мира, то, без чего мир не проживет и дня. Маяковский же вечный скиталец, душа потерянная. Если мир слеп и чужд, чего можно ждать от обитателей его. Эрлих говорил, что Сергей был сам не свой, Устинова говорила, что запястья были вскрыты несколько раз, а стихотворение, последнее, самое главное, написано кровью. «Чернил не было, пришлось писать кровью». Так на него похоже, Боже, так похоже. К чертям партию, к чертям Союз! У народа, у него, Маяковского, умерло солнце яркое. Умерло что-то, что давало шанс выжить в этом мире. Кровью стихи писаны, жизнью за них заплачено, слезами они омыты до чистоты зеркальной.

В этой жизни помереть не трудно. Сделать жизнь значительно трудней.

Ей надо было уходить. Театр, театр, чертов Яншин. Вероника вышла, оставив его одного. Оставив его. Маяковский окинул взглядом комнату, наполненную самым необходим, но таким неважным сейчас. Пистолет лежал в столе, верхняя полка справа. Руки, не повинуясь ему, вынули все пули, оставив одну. Если не судьба, так тому и быть, он примет жизнь. В парадной послышались неуверенные шаги. Маяковский выстрелил, на периферии сознания услышав приглушенный крик. Кровью стихи писаны.