О неважном и важном

«У меня в офисе» не предполагало ничего хорошего. Обычно его агент предпочитал встречи в кафе или в любой другой неформальной обстановке, даже если речь шла о больших деньгах. «В офисе» означало только одно: разговор пойдет о чем-то не слишком приятном и безотлагательном. Грант догадывался, о чем, и поэтому заранее ощетинился, напустил на себя безразличие. Разве он не имеет права быть с тем, с кем ему хочется? Разве они живут не в свободной стране? — Хочешь до конца жизни играть в третьесортных гейдрамах?! — по тому, что после короткого обмена приветствиями и дежурной чашки кофе для Гранта и неизменного зеленого сока для себя его агент сразу взял быка за рога, Грант понял, что он не на шутку взбешен. Принять позу оскорбленной невинности? Или не играть в игры, и сразу выложить, как есть? Гранту не нравился ни один из вариантов, поэтому он просто пожал плечами: — Не понимаю. Что-то произошло? Удовольствие наблюдать, как на скулах рафинированного нью-йоркского сноба играют желваки, было, прямо скажем, ниже среднего. — Да ты в сети давно, что ли был? Ваше совместное интервью на последнем конвенте растащено на цитаты, вы вели себя как влюбленная парочка, только что не тискали друг друга. А, нет, стоп! Посмотри-ка на это! — агент через стол подвинул Гранту телефон с заранее, по всей видимости, найденной фотографией. На экране — укрупненный кадр: двое людей тянулись друг на встречу другу и смотрели влюбленными глазами. Они с Томом. Грант почувствовал, как сердце сжалось от неконтролируемой нежности. Хм. Вот, значит, как оно выглядело со стороны. — Неплохое фото, — сказал Грант и тут же понял, что попытка превратить все в шутку с треском провалилась. Агент профессионально выдержал истинно драматическую паузу. «Ему бы в театре играть, такой талант пропадает», — подумал Грант отстраненно, а вслух сказал: — Насколько все хреново? — Контракт, Грант. На студии согласны закрывать глаза на некоторые, скажем так, особенности вашего поведения, но вы, парни, зашли слишком далеко. Грант поднял на него тяжелый взгляд, сжимая чашку в пальцах так, что если бы это был привычный бумажный стаканчик, брызги разлетелись бы во все стороны. — Мне казалось, моя личная жизнь вне площадки… — Правда? И что есть твоя личная жизнь? На виду у всех обжиматься с Томом и делать вид, что так задумано? Вы публичные персоны, Грант, мне ли тебе объяснять. Ты подставляешь не только себя, но и его. Что скажут его миллионы поклонниц, когда достоверно узнают, что их кумир предпочитает мужские задницы? Представляешь, какой будет скандал? — агент приподнял бровь. — Ты точно этого хочешь? Грант подумал, что больше всего ему хочется сейчас выпить. Напиться с Томом, вместе с ним посмеяться над словами своего слишком осторожного агента, чужими домыслами и всей этой дурацкой ситуацией. Увы, Том далеко. — У вас нет никаких шансов, ни единого, при всей толерантности, уважении и прочем дерьме… Понимаешь меня? — продолжал агент, принимая его молчание за согласие. — Что говорить о нем… Приглашенная звезда, пожизненный Драко Малфой, Роулинг только пальцами стоит щелкнуть, как он побежит, отрясая прах со своих ног. Но ты, твоя карьера, твоя роль… Разве ты не знаешь, как это делается? Да через полгода все забудут, кто там был под костюмом. Остывший кофе оставил на языке горькое послевкусие. — И что ты предлагаешь? — Женись. И трахайся на здоровье с кем угодно. — А если я скажу «нет»? — Пеняй на себя. Я умываю руки. *** Возвращаясь с утренней пробежки, Том нашел три монетки по пять крон. И поднял их, удивляясь сам себе. Обычно он даже под ноги редко смотрел, не то, чтобы обращать внимание на какую-то мелочь, валяющуюся на асфальте. Но монеты лежали прямо у его ног, и Том, поднимая, подумал: на счастье. Со счастьем в последнее время было туговато. А если говорить откровенно, то счастья не было совсем. Не то, чтобы поступок Гранта его потряс. Где-то в глубине души Том с самого начала ждал чего-то подобного, и даже — теперь уже можно самому себе смело признаться — готовился к этому. Но не был готов к тому, что было до: яркому теплому свету, в лучах которого быстро привык нежиться, потянулся навстречу его источнику, раскрылся, забыв об осторожности. А свет вдруг погас. И стало темно и холодно до озноба. «Тепличное вы растение, мистер Фелтон», — подумал он про себя, подкидывая монетки на ладони. И вдруг понял, что заблудился. Все путеводители в один голос уверяли, что в Праге заблудиться нельзя. Да и Том никогда до этого дня не терялся ни в одном из городов — от Мельбурна до Ванкувера, а уж заблудиться в парке — совсем смешно. Черт, не выспался он, что ли. Вроде бы пару минут назад бежал по знакомой аллее, то и дело цепляя взглядом крупные свечки цветущих каштанов, и вдруг оказался среди старых тополей с исполинскими стволами и низкого темного кустарника. Высоко над головой среди густой листвы зашумел ветер. Яркое утро приглушило краски — похоже, собирался дождь. Том оглянулся, чертыхнувшись про себя: прикрепленного к нему охранника нигде не было видно. Вытащил мобильник, попытался загрузить карту — впустую. Наверное, плотные переплетающиеся кроны как-то блокировали сигнал. Что ж, правило левой руки еще никто не отменял. Хорошо, хоть спешить сегодня никуда не нужно. В плотнейшем съемочном графике из-за неожиданных накладок наметилось двухдневное окно. По привычке пролистал входящие: так и есть, голосовая почта забита сообщениями. Один, до боли знакомый номер. Давно надо было его заблокировать, но на этот, последний, шаг Том все никак не мог решиться. Все остальное шло уже по накатанной: пробежки чередовались с йогой и скейтбордом, антидепрессанты — с алкоголем, все это щедро полировалось работой, работой и еще раз работой. Привычный способ выхода из кризиса. Довольно хреновый, если честно — Том никому бы его не посоветовал. Он хорошо помнил день, и даже час, когда узнал о помолвке Гранта. Долго не мог справиться с собой, даже с несчастным лайком под фотографией Гранта и его невесты медлил до неприличия. А все-таки поставив, разлогинился, чтобы — не дай бог — не получить в ответ комментарий, сообщение, звонок. «Хочу оставаться с тобой так долго, как только можно», — говорил ему Грант еще совсем недавно. Кто же виноват, что «долго» оказалось таким коротким. Первый из лавины звонков, впрочем, настиг Тома почти сразу. Грант пытался что-то объяснять, Том, собрав остатки воли в кулак, пожелал ему счастья и вырубил телефон. А когда через пару дней включил снова, ошалел от количества входящих: звонков, смс, сообщений на мессенджер, в соцсетях. Агент, друзья, родители, Грант, Грант, Грант, Грант. Ну уж нет. У каждого из них теперь своя дорога. Да и кто такой Том, чтобы мешать счастью Гранта? То, что между ними было, и дружбой-то не назовешь. Женщина с распущенными волосами, в цветастой кофте и пышной юбке как будто соткалась из воздуха, окликнула Тома, а когда он остановился, тронула за руку, заговорила тягуче и напевно. Том хотел было выдернуть руку из ее цепкой ладони, все равно ни слова не понял, а женщина явно была попрошайкой, но что-то заставило остановиться, посмотреть в черные, бездонные глаза. Женщина тряхнула темными кудрями, и кольца крупных серег желтого металла зазвенели. — Не подскажет пан который час? — вычленил Том вдруг из словесного потока, и очень удивился: надо же, пара недель в Праге, а поди ж ты, уже начал что-то понимать. Вытащил мобильник, показывая. — Ой, пан такий добрый! Jsem tak vděčný Pan! — певуче сказала женщина и повернула его руку ладонью вверх. — За то, что ты такой добрый, я тебе буду věštit. — Что? — спросил Том как завороженный. Кроны деревьев зашумели сильнее. Женщина белозубо улыбнулась. — Погадаю, пане, — сказала она. — Что было, что есть, что будет, чем сердце успокоится. Позолотишь ручку? «Все-таки попрошайка», — укололо разочарованием, но Том решил все-таки хоть немного отблагодарить эту странную нищенку за то, что отвлекла его от невеселых мыслей. Погадает. А почему бы и нет? Наличных у него не было, и Том вложил в руку цыганки монетку в пять крон. Монетка исчезла, будто растворилась в воздухе. "Определенно, не выспался", — тряхнул головой Том. А цыганка заговорила быстрее, и Том снова удивился, что понимает почти все. — Богат ты и знаменит, много вокруг тебя крутится охочих до любви и ласки, и сам ты щедрый, и добрый. Но вижу в тебе печаль большую. Думаешь ты что потерял любовь свою навек. Аle to není pravda. — Неправда? — Том приподнял бровь. Знаменит и богат — допустим. Многие знают, кто такой Том Фелтон, и узнать его на улице не составит труда. Про щедрость и доброту — ну, надо же клиента задобрить. А про любовь — и вовсе просто: кому не хочется услышать про любовь? Цыганка покачала головой: — Позолоти ручку, пане, и скажу дальше. Том вложил в ее ладонь еще одну монетку, и она исчезла, как предыдущая, — без следа. — Что любовь потерял — неправда. Пишет он тебе и пишет, каждый день. Ждет, что ты отзовешься, волнуется. Дай ему znamení. Том почувствовал, как во рту вдруг стало сухо. Откуда? Откуда она могла знать? Что пишет — ладно, видела на мобильнике, там куча входящих, но что «он»?! Первые, крупные капли дождя упали на асфальт, где-то вдалеке послышался раскат грома. — Позолоти ручку и в третий раз, tak to musí být, — продолжала цыганка на своей странной смеси чешского с английским, или так только казалось Тому. И третья из найденных монеток исчезла в ее ладони. — Очень скоро ждет тебя дорога дальняя, в конце которой будет большое счастье. А теперь — иди, dobrý pane, помни мои слова. И отпустила ладонь Тома. Дождь хлынул стеной. Вода заливала глаза, Том без особого успеха попытался защититься капюшоном от льющихся с неба потоков, и конечно, же, моментально вымок до нитки. А цыганка исчезла, как будто ее и не было. Том вслепую сделал несколько шагов… и вдруг с удивлением понял, что стоит в том самом месте, откуда все эти две недели начинал свои пробежки. Знакомая аллея вела прямо к площади, стоит пересечь которую, попадешь в отель. В отеле его ждал сюрприз. Корзина с полусотней роскошных темно-красных роз. К корзине, как сказали на ресепшне, прилагалось сообщение. Том дрожащими руками разворачивал записку, уже зная, от кого она. «Ты не отвечаешь на звонки, не читаешь мои сообщения. Не знаю, получаешь ли ты их вообще. Надеюсь, хотя бы эти цветы получишь. Прости меня, если сможешь. Я совершил огромную ошибку. С любовью, Грант» У Тома от гнева потемнело в глазах. Ошибку?! Прости?! Он издевается, что ли? Сначала вся эта чертова история с помолвкой, о которой, конечно же, трусливый говнюк не удосужился сказать ему в лицо. Том никогда не чувствовал себя таким униженным, растоптанным, обманутым в лучших чувствах, как в тот день. Потом лавина сообщений, настоящая осада, включая публичное «скучаю по тебе». Что ему нужно вообще: выговориться? отпустить грехи? Так это не по адресу, Том не святой, у него, в конце концов, тоже есть чувства. А теперь — это. Том покосился на благоухающие (и где только нашел такие, цветы в букетах, поспешно выращенные на продажу, обычно не пахнут), крупные розы так, как будто это была бомба с часовым механизмом. Позвонил своей помощнице: — Заберите цветы. Не знаю, выбросите, раздайте, что угодно. И закажите билет на ближайший рейс до Лос -Анджелеса. Обратный? На завтра. Нет, не задержусь. «Ждет тебя дорога дальняя», — вспомнил он слова цыганки. Ну, да, на другое полушарие — куда уж дальше. Только на Луну. *** Том думал, что за долгий перелет сможет успокоиться. Пытался отвлечься, то позируя фанатам в аэропорту, то в бесплодных попытках что-то прочесть, послушать, поспать. Но каждый раз ловил себя на том, что мысленно проигрывает их с Грантом последний разговор, перебирает варианты. А что этот разговор будет последним, Том не сомневался. Главное — не выходить за рамки холодной вежливости. В конце концов, англичане всегда славились своей сдержанностью, а Том англичанин до мозга костей. Но стоило увидеть Гранта — растрепанного, растерянного, удивленно-обрадованного, и от удивления утратившего дар речи, как вся выдержка полетела к чертям. — Ты что себе вообразил? Я тебе кто? Телочка из фанклуба, которой можно послать пару гребаных роз — и она у твоих ног?! Какого черта это было, а? — его несло, разговор явно шел по худшему сценарию из возможных, но Том уже ничего не мог с собой поделать. Вся накопившаяся обида и злость — на себя и на Гранта, — наконец, нашла выход, будто плотину прорвало. — Том… — Грант примирительно поднял руки, с его лица все еще не сошло удивленное выражение, как будто он до конца никак не мог поверить, что перед ним Том Фелтон собственной персоной. — Какого черта, я тебя спрашиваю?! Почему о том, что ты женишься, я узнаю из твоего инстаграма?! Грант смотрел на него больными глазами: — Том, выслушай меня! — Нет, это ты меня послушай. Давай представим, что ничего не было, а? Я тебе никто. И ты мне никто, — Том произносил это, и в то же время с ужасом наблюдал за собой со стороны: помятый после многочасового перелета, с красными глазами, брызжущий ядом и почти кричащий — это он?! — Том… — И не пиши мне больше, не надо. Это уже просто смешно. — Конечно, это был удар ниже пояса. — Все сказал?! — похоже, запас терпения Гранта тоже исчерпался. Том не стал ему отвечать, развернулся на каблуках и шагнул к воротам. В жизнь без Гранта, мать его, Гастина, без его шуток, объятий, неожиданных признаний, долгих разговоров обо всем на свете, близости. Сможет ли он так безоглядно довериться еще хоть кому-нибудь? Подпустить к себе кого-то настолько близко? — Том! Главное — не оглядываться и шире шаг. До ворот совсем недалеко, а там… Можно поймать такси, снять номер и поспать — хотя бы пару часов. Если удастся. — Том! — еще один шаг, но сильные руки обняли его и Том провалился в такое знакомое, ставшее родным тепло. — Это все ради публики, дурацкая затея моего агента, и я, идиот, согласился, не успел тебе объяснить… — Разве такое бывает? Это сон, один из тех, которые с завидной частотой снились весь последний месяц. Стоит открыть глаза, и все прекратится. Но глаза открыты, и горячий шепот Гранта прямо в ухо — не иллюзия: — Ты уехал так быстро… Пропал — и ничего, ни слова, ни строчки, я чуть сума не сошел! Агенту твоему звонил, чтоб убедиться, что с тобой все в порядке. Я ведь люблю, слышишь, люблю только тебя, кретин!.. Наверное, от того, что Грант держал его так крепко, у Тома перехватило дыхание и заныло в груди. Из-за живой изгороди сверкали вспышки полутора десятков камер. Их объятия уже через пару минут разойдутся по сети в миллионах постов. Но кому, в конце концов, какое до этого дело. Уж точно не им. *** На мостовую в далекой Праге цыганка бросила три монетки по пять крон. Примечания: Jsem tak vděčný Pan! - я так благодарна пану! znamení - знак tak to musí být - так положено