Хорошая дочь

Она поняла сразу, как только увидела кровь на его лице. Поняла, потому что ждала этого дня долгие годы, и пока губы произносили пустые фразы, пальцы искали рукоять кинжала. Она сама распарывала швы всех платьев, чтобы можно было носить ножны среди нижних юбок, с тех пор, как смогла поверить в то, что случилось с мамой. Она любила отца — с той же выматывающей постоянной болью, с которой и ненавидела. Он дарил ей птиц. Он улыбался, когда она пела. Он никогда не отказывал ей… Как никогда не отказывал маме. Вот только она не хотела для него умирать. Как, наверное, и мама. — Отец, ты меня пугаешь! Он прижал ее крепче, бок похолодил кинжал, медленно скользящий из объятий ножен. Она ударила первой. Лезвие уткнулось во что-то твердое, потом вошло в глубину. Оружейник говорил, стилет слишком узкий чтобы сразу убить, поэтому она навалилась со всей силы, заставляя богатую ткань рваться, расходиться тонкими ниточками. Что происходило под тканью, она не хотела представлять. Зазвенел по полу кинжал, не вкусивший ее крови. Хватка на затылке ослабла, но она сама подхватила отца, не давая упасть. Посмотрела в его глаза, где удивление впервые смешивалось с… — Я горжусь тобой, Гвиневра.