Одно и то же

      Другая на её месте не проводила бы ни дня без сожаления самой себе, показных вздохов и обливания подушки горькими слезами по ночам. Другая на её месте давно бы сказала себе: «Всё кончено!» Другая на её месте ещё пару лет назад вышла бы замуж и нарожала троих детей. Другая на её месте отчаялась бы давным-давно… Почему именно у неё всё по-иному?       В их квартире редко гостила тишина. Пара недель без громких ссор уже была большим достижением, но и за это приходилось платить втридорога — перепалки, горы мата и ругань буквально из-за ничего: переслащённый чай, противная мелодия звонка на телефоне, слишком громкий смех, названивавшие с самого утра подружки, надоевшие духи, дорогие духи, лишние духи… Перечислять можно долго, а когда подойдёшь к концу, успеет появиться новая причина для ссоры. Конечно, не всё были мелочи, но они бесспорно преобладали.       Сацуки забыла, как Дайки говорит — именно говорит, а не срывает глотку в бесконечном порыве ярости. Забыла его сонный голос — не успев даже проснуться, он уже находился в ужасном настроении, продолжавшемся до самого вечера, до сна — и по новой. Сацуки забыла его смех, его добрые ухмылки, редкие, но ценные нежные объятия — эта сторона исчезла напрочь, канула в бездну, потерявшись в ней, кажется, навсегда…       Дайки злился по уже названным причинам — Сацуки не отвечала, перестала реагировать на нескончаемые эмоциональные всплески, осознав, что в этом нет никакого смысла. Это злило ещё больше, прибавляло масла в огонь — Дайки зверел, бывало, ломал мебель, перебивал все сервизы и, наконец, уходил из квартиры, хлопнув дверью, обещая не возвращаться никогда. Как известно, свои обещания он держал крепко… Недели две. Он изнурял себя до невозможности, выжимал, как тряпку, до последней капли.       Чем же всё заканчивалось?.. А ничем. Легко увидеть в этих отношениях уже привычную картину: блудный, измотанный и брошенный наконец всеми мужчина возвращался домой, где его уже никто не ждёт…       Постойте. А здесь история разветвляется на две дорожки: либо происходит финальная промывка мозгов, и гулящий остаётся с чемоданом чистых носков на произвол судьбы, либо, взяв всю вину на себя, не знающая себе цену женщина принимает блудника с распростёртыми объятиями и горячим борщом, после чего всё повторяется, но об этом говорить уже нет времени. И вновь повествование в тупике — какая же ситуация перед нами? С одной стороны, всё действительно повторяется, но с другой — так ли проста и глупа Сацуки? Это что-то иное, что-то непривычное для нашего восприятия, что-то новое и неизведанное.       Дайки возвращался. Возможно, в это сложно поверить, однако причиной тому не был пустой кошелёк или ноющая боль внизу живота, которую уже ни одна девчонка с дороги не могла заглушить…       Болело сердце. Он боролся всеми силами, глушил её, как мог. И, кажется, иногда удавалось несколько отдалиться от этого, становилось легче… Как вдруг грудь пронзала острая боль, и всё отходило на второй план. Перед глазами возникал светлый образ, в голове чарующей мелодией звучал нежный голос… Он затаивал дыхание. Её мягкие волосы, её нежная кожа, её сияющие глаза, её сладкие губы… Он не мог противостоять. Её привычка забавно хмуриться, её родинка на шее, её странная походка… Память воспроизводила всё вплоть до тех мелочей, которые он осознанно не заметил в те моменты, когда она была рядом.       Сацуки, услышав звонок в дверь, отпирала замок, не глядя в дверной глазок. Она знала, кто стоит за дверью. Знала всегда, знала каждый раз. Знала ранним утром и поздней ночью. Даже не взглянув на стоящего в подъезде парня, Сацуки отходила в сторону, пропуская его в квартиру. А он каждый раз недоумевал — ведь по пути сюда он перебрал, кажется, все варианты оскорблений, унижений, колких фраз, которые готовился услышать в свой адрес, но… Ничего. Ничего абсолютно, никакой реакции не следовало. Становилось не по себе от ощущения постоянного наблюдения, будто Сацуки знала о его местоположении каждую секунду, знала, с кем, знала, зачем, знала, как и почему — знала вдоль и поперёк, прямо-таки выворачивала его всего насквозь, хорошенько встряхивала и, узнав необходимое, тотчас со всей невесть откуда взявшейся силы бросала оземь. И всё это так легко, так небрежно и, кажется, брезгливо…       Но Дайки не подавал виду. Он был слишком горд для этого. Ясно осознавая, как жалок, как ничтожен в этот момент, оставался горд каждой частичкой своего тела. Он не знал, как на это смотрит Сацуки, да и вряд ли хотел знать.       Они никогда не смотрели друг на друга в эти моменты. Это обоим казалось отчего-то ненужным, лишним и совсем не важным… Может быть, даже неприличным. Или гордость нашла уютное местечко сразу в двух душах, и поднять глаза безмолвно было приравнено к проигрышу.       Проигрыш… Ведь он существует только в игре, как и выигрыш, ничья или… А, впрочем, больше ничего. Раз это игра, звучит вопрос: кто её начал и в чём она заключается? С каких пор она длится и длится ли вообще? Если нет, каков результат? Если же да, каков счёт? Ведётся ли он вообще? Кем?..       Дайки проходил в квартиру, всё так же упорно не обращая на Сацуки внимания. Непроизвольно в памяти всплывали собственные обещания никогда не возвращаться сюда, но их приходилось стыдливо гнать прочь.       Впрочем, Сацуки отвечала тем же. Она закрывала дверь и начинала заниматься обыкновенными домашними заботами: мытьё посуды, стирка-глажка, хотя могла и просто удобно разместиться в кресле напротив телевизора или бродить по всему дому, болтая по телефону о какой-то весёлой ерунде. Коротко говоря, будто продолжала делать то, чем была занята до звонка в дверь. В этом можно было разглядеть что-то вроде немого посыла, обращённого к Дайки: «От твоего возвращения решительно ничего в моей жизни не переменилось». Хотя, может, и не для Дайки совсем, и вовсе никакого посыла не существовало.       Разговор мог зайти спустя пару минут, а мог — и через пару дней. Спустя неопределённое время ситуация в квартире налаживалась, прошлое окончательно занимало свою позицию на втором и далее местах…       А потом всё сначала.       Когда солнце только-только поднялось из-за городских высоток, близясь к зениту, Сацуки давно была на ногах. Женское чутьё на неладное не подвело — проснувшись, когда в комнате ещё царил ночной мрак, она обнаружила, что вторая половина кровати пуста и, судя по прохладной подушке, не час и не два.       Сацуки не стала обходить всю квартиру, уж тем более выбегать в подъезд, на улицу, бросаться к телефону, обзванивая всех ближайших знакомых и родственников — было очевидно, он ушёл. Опять. Без особого труда память выдала события последнего вечера — они в очередной раз громко поссорились, однако к ночи оба остыли, всё закончилось довольно мирно. Сацуки и не подозревала, что и эту стычку Дайки так остро воспримет. Что-то здесь не так… Она отказывалась верить, что всё зашло так далеко, что их шаткие отношения наконец зашли в тупик, а обратного пути нет.       Она нервничала, переживала как никогда — не была на себя похожа, как, впрочем, и Дайки. Она не могла спать и даже просто сидеть на месте — всю её до кончиков пальцев пронизывало странное, незнакомое ранее чувство, некая смесь боли, страха и… любви?       Сацуки мучилась каждый раз, когда Дайки уходил. Всеми силами она глушила её, и в последнее время получалось несколько лучше… Хотя это могло лишь померещиться отчаявшейся девушке, но этого она знать не желала. Дайки, разумеется, не знал об этом. Не должен был знать. Хотя это могло бы изменить что-то в их паре, ведь он испытывал то же. Оба предпочитали молчать, но, кто знает, стоит ли оно того? Догадки о происхождении этой боли не раз посещали головушку Сацуки… Но сейчас ей было не до того.       Но эта боль была иной. Она заполняла её всю постепенно, ядом растекаясь в крови, вызывая чуть ли не паралич. Боль была иной, а, значит, и причина. Это и пугало Сацуки. Какова причина?       Звонок в дверь. Сацуки от неожиданности выронила из рук стопку книг, которые давно хотела прибрать со стола в надлежащий шкаф, но никак не приходилось. Практически подбежав к двери, она вдруг остановилась. Дайки? Да, кто же ещё, но… Странно говорить это… Слишком рано для него. Да и странное чувство продолжало грызть её. Что же это? Сацуки мешкала. Повторный звонок оглушил её, заставив снова вздрогнуть. Она дрожащей рукой тянется к замку, наконец открывая дверь. Взгляд сразу устремился наверх, когда Сацуки неосознанно рассчитала, что именно на этом уровне должна находиться голова высоченного молодого человека, а, значит, и глаза. Опять же неосознанно сейчас Сацуки хотелось взглянуть именно в глаза, чего никогда не сделала бы в другой раз…       Но головы не оказалось на том самом уровне, как и самого Дайки. Услышав откуда-то снизу кашель, каким обычно призывают обратить внимание. Перед дверью стоял маленький мальчик лет десяти-двенадцати, хотя может и старше — Сацуки не могла сказать наверняка. В его руках еле умещалась кипа рекламных буклетов, за спиной была набитая дорожная сумка.       Сацуки не запомнила, что он говорил своим звонким детским голосом, как и то, что говорила сама в ответ. Закрыв дверь, она осторожно приземлилась на пол, скользя спиной по стене. Как она могла подумать, что это непременно должен оказаться Дайки? Сама же сказала, что он не вернулся бы так рано. Оставалось только ждать — твердила она сама себе, в то же время не желая подобное слышать. Ждать… Сколько? Неделю, месяц? Когда он вернётся в этот раз? Вернётся ли вообще?..       Боль несколько притупилась, но наверняка оттого, что Сацуки, кажется, понемногу начинала терять сознание. Или рассудок. Что-то она сейчас определённо теряла. Что-то… кого-то? Она резко замотала головой, разгоняя тучу собравшихся мыслей в голове.       Вновь звонок. Сацуки взглянула на часы, висевшие на стене прямо напротив неё — не прошло и пары минут, да и шагов по лестницам тоже не было слышно. Значит, маленький рекламщик ещё не смылся. Не ушёл? Нет, именно не смылся. Он же должен был слышать, что дверь не заперта. Но, с другой стороны, было бы страннее, если бы он вломился в чужую квартиру всего лишь потому, что дверь никто не закрыл. Теряясь в догадках, Сацуки поднялась и открыла дверь.       Мальчика, будь он даже ещё на этом лестничном пролёте, она так бы и не увидела, потому что мощная фигура у двери оказалась далеко не прозрачной.       — О? — Любой бы удивился, что дверь распахнулась так быстро. — Ждёшь меня, что ли?       Сацуки с трудом подняла голову, взглядом ища тот самый уровень глаз Дайки, и, к не скрытому позднее удивлению, встретилась с теми самыми тёмно-синими глазами. Сказать, что её собственный взгляд выражал сейчас немой вопрос, было бы несколько неправильно… Десятки. Десятки и сотни вопросов, никак иначе.       Дайки помолчал ещё с полминуты, но так и не дождался ответа, потому продолжил:       — Я слегка, знаешь, заманался уже. И раз жопа никак не хочет сидеть дома, придумал вот что. — Он вытянул перед ошеломлённой Сацуки руку, до этого момента скрывавшуюся за его спиной, в которой держал два билета на вечерний рейс...       Первое, что ощутила Сацуки — это некую пустоту внутри… Странное чувство исчезло, будто и не было. Но затем появилось что-то, заполняющее эту пустоту, что-то тёплое… Даже горячее.       — Аомине Дайки! Болван! — вскричала она, отчего Дайки аж покачнулся от неожиданности. Он, конечно, ожидал громкой реакции — Сацуки визжать умела, ещё как. Но представлялось это несколько по-иному… Она замерла на несколько секунд. Он готовился к взрыву. — Когда я успею собрать вещи, ты об этом подумал?! Я ни за что не успею! Ещё бы за час мне эти билеты принёс!       Дайки залился смехом, а то время как Сацуки надула щёки, не спуская с «обнаглевшего молодого человека» глаз, забавно хмурясь, что смешило ещё больше. Но затем она развернулась и ушла, так и не дождавшись, когда Дайки насмеётся вдоволь непонятно над чем. Ушла искать подходящую сумку, куда можно было бы вместить всё.       — Давай-давай, торопись!       — Ничуть не смешно, Дайки!       Не факт, что на этом замкнутый круг стирается, и этот день навсегда всё изменит… Однако сейчас они были счастливы.       Он уходил и всегда возвращался. Но настанет время, когда Дайки не вернётся.       Не вернётся, потому что ни за что не уйдёт.