***
— Сэр? Мы приехали. Голос таксиста заставляет прийти в себя. Шерлок устало потирает большим и указательным пальцами глаза, тянется за деньгами и расплачивается, не ожидая, пока ему дадут сдачи. Толкает дверь, делая первый глубокий глоток холодного, стылого воздуха. Туман обволакивает получше излюбленного пальто. Он щурится, всматриваясь куда-то в даль, совершенно бессмысленно, даже не пытаясь что-либо там разглядеть. Стоя напротив двери с табличкой 221 b, его впервые не тянет войти. Скорее наоборот. Хочется идти в другом направлении. Вниз по улице, затем свернуть на восток, миновать несколько кварталов и подняться в гору чуть южнее, пройти еще квартал совершенно одинаковых по типу постройки зданий, чтобы потом остановиться перед одной-единственной дверью, не решаясь постучать. Мысли в голове принимают неожиданный поворот. Доселе привыкший к полному анализу, Холмс теперь не пытается что-либо собрать в общую картину — ноги как будто сами несут его. Бессмысленно — совершенно точно. Лишено какой-либо логики. Возможно, впервые за всю его жизнь он столкнулся с силой, которой никак не может дать определения. Силой, что раз за разом возвращает его на ее порог. Густой ноябрьский туман путается в полах его пальто, пока он выпускает облачко пара, все же решаясь — давит на дверной звонок. Минута — полнейшая тишина. Вслушивается, пытаясь понять, что происходит по ту сторону двери, но почему-то отказывается признавать, что мысли как будто с ним в ссоре — не могут собраться воедино. Щелчок отпираемого замка, дверь открывается — и на пороге она. — Сейчас половина первого, Шерлок. — Я знаю. — Тогда… — так знакомо запинается, опускает взгляд, рассматривая свои пальцы, обхватившие холодный металл дверной ручки, — зачем ты пришел? — Впустишь? Один взгляд — в глубине карих он видит то, что ему нужно. Где-то меж ребер распространяется тепло.***
У нее маленькие-маленькие ладошки, помещаются в его так легко, так правильно. Тепло от тонких пальчиков прокатывает под кожей в каждом миллиметре, где бы она ни касалась. Молли смотрит глазами темными-темными, будто читает что-то на самой подкорке у него, так глубоко, как никто еще не забирался; Шерлоку больно — внутри от ее взгляда умирают его демоны. Его губы сухие, горячие, и поцелуй не выходит нежным. Он требовательный и настырный, будто бы дает понять: ну же, Хупер, оттолкни меня сейчас, выстави за дверь, прогони из своей жизни! Но она не сопротивляется. Льнет к нему, обхватывая теплыми ладошками лицо, отвечает порывисто, искренне. Внутри будто лопается огромный пузырь мнимого одиночества, заливая жаром все органы. Наверное, он понимает это слишком поздно: ему ее хочется. Так сильно, как ничего и никого прежде. Так невыносимо, нестерпимо мучительно, как будто он наркоман, а она его наркотик, и от желания принять, наконец, злосчастную дозу почти выворачивает наизнанку. Шерлок и не думал, что кожа у нее такая мягкая, что волосы так шелковисто скользят меж его пальцев, что вся она — будто самое лучшее, случившееся с ним за его никчемную, пустую и безрадостную жизнь. Он подхватывает ее за бедра, позволяя обвить его талию ногами, и делает несколько быстрых шагов вперед, пока не утыкается в дверь и не обрушивает на нее новый невыносимо мучительный в своей сладости поцелуй. Кожа у ключиц Молли терпкая, и Шерлок будто глотает вина, пока проходится по ним губами, цепляет пальцем ворот широкого свитера и тянет вверх, помогая избавиться от мешающего предмета одежды. Она что-то невнятно шепчет, расстегивая пуговицы его рубашки, и неожиданно резко рвет на себя ворот, не обращая внимания на звук рассыпавшейся фурнитуры. У них на двоих одно сбитое в пух и прах дыхание, потерянный рассудок и уж точно надолго замолчавший голос совести. У них слишком много этого на двоих, чтобы быть просто Шерлоком, просто Молли. И когда он опускает ее на кровать, оставляя на коже отметины; и когда она целует его, чувствуя, как бешено стучит в висках сердце, — у них не возникает вопросов, зачем они делают это. Просто потому что нет ничего более нужного в этот момент, более правильного. Его рука сама собой перехватывает ее запястье. Шерлок обхватывает золотой ободок на ее безымянном пальце и тянет вниз. Звук падения разрывает секундную тишину, пока они смотрят друг другу в глаза. Холмс наклоняет голову и касается губами того места, где еще минуту назад блестело обручальное кольцо. — Ты простишь мне это? — шепчет она, и по щеке ее скатывается единственная слезинка. — Я готов простить тебе что угодно, Молли Хупер. И внутри разрываются тысячи клеток, лопаются легкие и перестает гнать кровь сердце, когда он осознает, чего именно был лишен все это время.***
— Так, — Молли оборачивается на звук вскипевшего чайника и снимает его с плиты, — зачем ты пришел? — А обязательно нужен повод? — он останавливается посреди комнаты, смотрит на нее внимательно, взглядом заставляя обернуться. Молли игнорирует, достает две чашки с подставки и заваривает в них чай. По кухне распространяется запах перечной мяты. Шерлок не кстати вспоминает, что волосы у Хупер пахнут в точности так же. — Мне нужно было тебя увидеть. Это ведь не запрещено законом? — по его четко очерченным губам пробегает быстрая полуулыбка-полуусмешка, и Молли тоже позволяет себе улыбнуться в ответ. — Как будто тебе вообще кто-либо может что-то запретить. — Ты читаешь меня, как раскрытую книгу, — в его тоне проскальзывает привычный сарказм, и Хупер привычно пытается не обращать внимания, лишь сильнее сжимая ручки чашек, перенося их на стол. — Том уехал к родителям, — зачем-то говорит она, и Шерлок перебивает тихим «знаю». — Да, конечно, — она не садится на отодвинутый стул, не делает шага назад, когда он приближается, не предпринимает ровным счетом ничего, быстро и безвозвратно утопая в его глазах, — Ты все как всегда знаешь. Шерлок молчит, останавливаясь напротив нее. Не отводит взгляда, будто пытаясь проникнуть куда глубже, чем вообще представляется возможным. Хупер запоздало думает: он у нее в самом нутре. И не сопротивляется, когда его пальцы касаются ее щеки. — Молли, — зачем-то шепчет он. Ей уже давно все ясно.***
Кончики пальцев невыносимо покалывает от желания ощутить тлеющую сигарету в руке. Он закрывает глаза, буквально воссоздавая запах густого сизого дыма. Хочется курить, и, пожалуй, выстрелить пару раз в стену, борясь с желанием попасть под собственный рикошет. Шерлок бросает взгляд на экран телефона: без четверти шесть. У Молли каштановые волосы с медным отливом рассыпались по подушке, и тихое-тихое дыхание приковывает к себе все его внимание. Терпкие нотки перечной мяты, аромат ее туалетной воды с простым запахом жасмина (предсказуемо) и чертовски сильное, почти непередаваемо сложное в борьбе с ним желание остаться (не только на сегодня, кажется, навсегда) — все это она, Молли Хупер, спящая на соседней подушке. Он старается не разбудить, передвигается максимально беззвучно. Останавливается лишь в дверях, оборачиваясь и глядя, запоминая ее в мельчайших подробностях, скрупулезно намечая важное воспоминание на карте его чертог. Хочется вернуться, опуститься рядом и ощутить тепло ее кожи, запутаться в тихом дыхании, быть там, с ней, просто быть. Но он лишь роняет чертовски полное смысла «прости», единственное в его бессмысленной жизни. Лондон просыпается медленно, будто выныривает из-под глубокого, холодного слоя темной-темной воды. Шерлоку дорога вверх по улице, но он в очередной раз спускается вниз — к ней.