Вновь с ним.

В который раз он не может уснуть. Нет, не дела мешают ему наслаждаться объятиями Морфея, а лишь один человек — Юрий Плисецкий. Словно вспышка, он является перед мужчиной и, не давая насладиться собой, уходит. Так каждый раз. Каждый грёбаный раз Виктор понимает — он не может уснуть без хрупкого родного тельца под боком, без тихого детского сопения в плечо, без блеска пшеничных волос при лунном свете. Каждая бессонная ночь сопровождается крепким алкоголем, заглушающим эту обиду и боль. Никифоров безустанно вспоминает горячие жадные подростковые поцелуи, терзающие губы мужчины, что расплываются в блаженной улыбке. Он воскрешает в памяти такие родные объятия, сковывающие его душонку, согревающие, до трепета ласковые и нежные. Много дней прошло с тех пор, как Юрий смылся, вновь увязавшись за безответной любовью, позабыв своего старика… Сколько прошло? Неделя? Две? Виктор не помнит… он желает слышать драгоценный грубоватый голос мальчишки, его тело жаждет таких робких или, наоборот, пылких прикосновений. И что-то извне слышит эту мольбу: Юрий в отчаянии заявляется ночью в квартиру Виктора, жадно набрасываясь на него без всяких слов, оправданий, извинений. Никифоров рад возвращению своего малыша, и он возьмёт его полностью, без остатка, в очередной доказывая свою власть, от которой вновь сбежит маленький Юра. Вещи летят в разные стороны, оба чувствуют жар тел друг друга, прижимаются сильней, периодически нетерпеливо кусая партнёра за губы, исследуя каждый миллиметр тела руками. Абсолютно голые они заваливаются в спальню, Виктор нависает над стройным телом, ласково вгрызаясь в гусиную шею, оставляя множество ярких следов на бледной коже. Плисецкий принадлежит только ему. Никто не сможет отобрать у Виктора это сокровище, которое так яро он пытался завоевать. Возбуждение накрывает с головой обоих, заставляя тонуть друг в друге. Тихие стоны вырываются из бледно-алых покусанных губ блондина, заводя мужчину всё больше. Они оба знают, что им нужно. С громким рыком Никифоров врывается в подготовленное тело подростка, начиная выбивать из него довольные вскрики и стоны, мольбы о большем. Сжимающееся колечко мышц когда-то девственного прохода жадно обхватывает напряжённый орган, послушно пропуская его в себя. Комната наполняется шлепками, стонами и рыками, кажется, будто атмосфера сама перемешивает бушующие гормоны обоих тел, сливая их в единое целое, сливая их в одно движение, приносящее лишь удовольствие. Виктор прижимает желанное тело к себе, вновь впиваясь в сладкие губы, заглушая неповторимые стоны парня. Мгновение — и оба кончают, не выдерживая нахлынувшей волны эмоций. Юрий заполнен до краёв. О да, ему придётся долго вымывать горячее семя из себя, Виктор нарушил договор. Но кому какое дело было в этот раз до резинки? Оба получили желаемое. Наконец Никифоров смог уснуть, прижимая к себе усталого сопящего под боком подростка. На утро, конечно, любимой Феи уже нет ни в кровати, ни в квартире. Ушёл, снова ушёл. Его точно стоило приковать к кровати, но даже так он бы точно сможет сбежать. День, два, неделя, три… Виктор сходит с ума без своего малыша, он не спит, и дело здесь вовсе не в кофе. Но вот снова является заблудившийся котёнок. На этот раз понимающие объятия и горячий чай. Юра, верно, простудился. Милое чихание в кулачок наполняет тишину квартиры, но Виктор счастлив. Его ребёнок вновь с ним и уже куда дольше будет рядом. Каждый вечер они в обнимку сидят у искусственного камина, мило беседуя и попивая горячий какао. Тёплые краткие поцелуи, нежные объятия, чувственные взгляды… Пускай продлится это дольше, пускай Виктор насытится счастьем родного очага, любовью и благодатью. Пускай он наконец ощутит всё празднество и идиллию семьи. После Юра вновь убежит, а добрый старик всегда будет ждать его у себя, согревая и даря заботу, страсть, любовь, живые чувства…