Спонтанность

— «Только отбросы носят очки на голове», — выдает Жан-Жак, повторяя сказанные Юрой слова три года назад. — Так меня ещё никто не оскорблял. Юра уже жалеет, что надвинул очки Жан-Жаку на голову, задев чёлку, которая теперь смешно топорщится в разные стороны. Дурацкое правило «солнце всегда светит для крутых» автоматически становится неприемлемым в помещениях, и сидеть в очках ещё более тупо, чем нацепить их на голову. Юра доходчиво объясняет это Жан-Жаку, Жан-Жак со смешной чёлкой кивает, и Юра бы непрочь поправить ему шевелюру, чтоб не позорился, но когда это Юра упустит шанс позлорадствовать? Тем более, Жан-Жак с такой неряшливой причёской ни в коем разе не выглядит глупо. Жан-Жак вообще, по сути, внешне никогда не выглядит глупо, пока не откроет рот. И когда не пальцует. Он красивый. Неважно, с укладкой в поглаженном костюме или взъерошенный и помятый как пиздец в шортах и майке с утра. Он всегда пахнет одним и тем же парфюмом, причём запах совершенно не слышишь, пока не окажешься рядом. Юра любит надевать его футболки и толстовки на два размера больше. У Юры слабеют ноги, когда он думает, что пахнет им. А ещё Юра думает куда-то не туда. — Ты просто хочешь видеть, как я смотрю на тебя, — Жан-Жак, естественно, расплывается в понимающей улыбке, одной из тех, за которую его реально хочется треснуть. Юра щипает его бедро под столом. — Я не хочу, чтобы ты выглядел идиотом. Спасибо скажи. Жан-Жак благодарит его на русском и Юра изумляется отсутствию акцента. Люблю работать языком, Юрочка, лыбился ему Жан-Жак, но в то время Юра как-то не задумывался, о каких языках речь. О другом языке ему думалось. Одном-единственном и бесстыдно орудующим. Чуть позже выяснилось, что Жан-Жак падок к изучению языков и получается у него здорово. Да что у него вообще не получается, полиглот хренов. И поёт, и танцует, и эскизы коллекций рисует, и на льду все щёлкает. Только Юра в этом ему никогда не признается. Жан-Жак и без него знает, самовлюбленная скотина, молчит, но всем своим видом показывает, кто тут король. А ночью ложится Юре в ноги и целует от голени до бедра. Иногда среди ночи Жан-Жак просыпается. Берет карандаш в руки, со словами «Юра, вдохновение!» подрывается с кровати и усаживается за стол, чертя эскизы или царапая строки новой песни. Делать тебе нехуй, ворчит пробужденный Юра и ласкает взглядом сосредоточенное лицо в свете ночника. Жан-Жак даже на льду не прекращает сверкать долбанутой улыбкой, а тут сама серьезность. Юра терпеливо дожидается плодов творчества, берет вручённые листки, аккуратно откладывает на тумбочку, обещая заценить утром, и тянет Жан-Жака в постель, заняться тем, из-за чего его «иногда не сплю» превращается в «так часто, что нихрена не высыпаюсь». Пока разомлевший Юра прижимается к нему всем телом, Жан-Жак предлагает стать его моделью. Лицом его коллекции. Сам одену, говорит он, проведу съёмки, и на подиум отправлю. Юра думает, что он прикалывается. Во-первых, модель из него никакая, во-вторых, черта с два он будет рекламировать его вещи. Проистекание так называемого афиширования их отношений Юре нафиг не упало. Жан-Жак на это ничего не отвечает и даже отворачивается. Обидчивый. Жан-Жак редко балует Юру своим молчанием. Обычно он достаёт Юру шуточками и подъебами, негласно соревнуясь в «кто кого». Иногда во время ссор он бесится так сильно, что начинает говорить гадости, просто выплевывает все накипевшее, на что Юра хлопает дверью и собирает вещи. Когда Жан-Жак заставляет его прекратить, дело доходит до драки. Джентльмен Леруа, конечно же, не бьет, а только защищается, сжимая плечи Юры, чтоб не махался. Весь хмурый, растрёпанный, глаза совсем светлые от злости. Юра понимает, что довёл, и думает совершенно тупую мысль. Какой же он красивый, когда злится. Тварина. А ещё Жан-Жак отходчивый, ухмыляется уже через минуту, поднимает на руки, приговаривая: «к батарее привяжу, к кровати, не пущу тебя никуда». После примирения Юра просит не говорить с ним так больше. Жан-Жак делает шаг первым, а Юра именно просит. Они оба наступают себе на горло, и уж лучше так, чем мучиться за тысячи километров вдали друг от друга. Так уже было один раз. Юра на стенку лез два дня, не ел, проверял все соцсети через каждые пять минут, а когда все-таки удалось заснуть, получил шквал сообщений. «Прости меня», «давай поговорим», «феечка моя», «принцесса», «дурак я, идиот», «я уже не могу», «я прилечу завтра», «нет, лучше ты, долбаная виза», «в смысле не ты долбаная», «черт, прости», «вернись, пожалуйста», «я без тебя не могу». «Дебил». «Это значит прощён?» «Это значит — я не приеду» — отвечает Юра с невозможно широкой улыбкой на лице и прижимает телефон к груди обеими руками. Пока Жан-Жак пишет расстроенное «ясно, понял», Юра уже заказывает такси в аэропорт и думает, что пиздец попал. Что у них ещё есть десять дней. А ещё — что любовь делает людей отмороженными психами. Весь полет Юра размышляет, хватит ли смелости Жан-Жаку сказать всю эту романтическую чушь ртом. Приходит к неутешительному выводу, правда потом признает ошибку, когда Жан-Жак встречает его в аэропорту, обнимает при всех и тихо произносит «я тебя люблю». Этот придурок точно никогда не станет стесняться. — Поедим быстренько и домой, — говорит Жан-Жак, разделываясь со стейком. Юра начинает замечать несколько любопытных взглядов в их сторону и придвигается ближе. — Юра, ешь. Я дома ничего не готовил. Угу, а че все так на него смотрят? Волосы в разные стороны, очки на башке, разговаривает с набитым ртом. Нашли на что смотреть. — Замри. Жан-Жак спокойно продолжает есть, в то время как Юра все-таки приглаживает встопорщившиеся пряди, не задевая очки. Нежно приглаживает, старается. Жан-Жак кратко стреляет хитрющими глазками в его сторону, явно намереваясь прокомментировать щедрый жест, но Юра больше уже не может ждать. Он встаёт из-за стола и направляется к выходу, попутно огибая взглядом недовольных девиц. А вот нехуй. Он меня любит. И жить без меня не может. И любит-любит-любит. И сегодня между ахами-вздохами я, может быть, отвечу ему то же самое.