Два плюс один

— Э... Это не то, о чём ты подумал! — орёт Савамура, вскакивая, пока Миюки медленно запирает дверь на замок. — Ты даже не представляешь, о чём я сейчас думаю. И мне бы хотелось выслушать версию Курамочи. Тот, между прочим, всё ещё сидит на полу, встрёпанный, в задравшейся до груди футболке, и растерянно облизывает красные от поцелуев губы. — Я сам офигел, — делится Курамочи, поднимая на Миюки честные глаза. — Он первым полез! — Семпай! — возмущается Савамура и забирается на свою кровать, пытаясь спрятаться в одеяле. Но ему не позволяют: — Нет уж, вылазь давай! — наконец-то пришедший в себя Курамочи поднимается на ноги и решительно стягивает окуклившегося Савамуру на пол. — Нам охренеть как нужно поговорить, не находишь? — Не при Миюки же! — раздаётся из одеяльного кокона. У Миюки явно кончается терпение, и он сам одним рывком вытряхивает Савамуру из одеяла. Перебарывает в себе желание взять его за шкирку и встряхнуть, как нашкодившего котёнка, и решает для начала прояснить ситуацию. Он устраивается на полу, расправив под собой одеяло, Курамочи садится рядом с ним, а Савамуре остаётся лишь забраться на краешек кровати и смотреть на них обоих сверху вниз. — Итак, у тебя есть... симпатия к Курамочи? — в лоб спрашивает Миюки, одним лишь взглядом заставляя Савамуру подавиться всеми возможными отговорками. — И ты её сейчас тут бурно проявлял. — Не так уж и бурно, — тихо возражает Савамура, пуще прежнего заливаясь краской. А Курамочи не отпирается вовсе, только обменивается с Миюки странными взглядами и поганенькими ухмылками, чем мгновенно доводит Савамуру до точки кипения. Да как у Курамочи совести хватает?! Он тут со своими светлыми чувствами и душой нараспашку, а семпай только глумится над ним, да ещё с кем? С Миюки Казуей! Хуже не придумаешь! — Эй, мы вообще-то в свободной стране живём! Это дискриминация, я тоже имею право на любовь! — приводит Савамура единственные пришедшие на ум аргументы. А эти двое просто ржут над ним в голос! И это внезапно так обидно, что едва слёзы на глаза не наворачиваются. — Да ну вас, — бурчит Савамура и пытается выскользнуть из комнаты, протиснувшись между семпаями. Но Курамочи внезапно хватает его за руку и дёргает к себе — так, что на ногах устоять не получается, и Савамура падает прямо сверху на сидящих на полу, попадая в капкан из рук. — Кое-кто путает определения "право на любовь" и "сексуальные домогательства", — усмехается Курамочи. — По мнению потерпевшего, они были сексуальными? — любопытствует Миюки. — Вполне, господин прокурор. — Боюсь, без следственного эксперимента нам не обойтись... — Что за чушь вы несёте? — совсем теряется Савамура, уже даже не пытаясь вырываться. — А вам, подсудимый, слова не давали, — скалится Миюки. — Лучше молча повторите развратные действия, которые совершали с потерпевшим до моего прихода. — Вы с ума сошли, пустите! — ноет Савамура и начинает брыкаться с новой силой. — Я понял, больше не буду, ясно? — Что, уже прошла любовь? — очень наигранно удивляется Курамочи. — Ну и катись, и дверь за собой закрой. Правда, едва Савамуре удаётся выпутаться из их рук, как злость и раздражение снова поднимаются внутри горячей волной. — Это и моя комната тоже! — заявляет он, остановившись у запертой двери. Упрямо складывает руки на груди и выразительно смотрит на Миюки, пытаясь мысленно внушить ему, чтобы убирался восвояси и дал уже нормально поговорить с Курамочи-семпаем. Только Миюки не спешит внимать его безмолвным приказам. У Савамуры челюсть отвисает, когда Миюки наваливается на Курамочи сверху, обвивает его руками за шею и талию, и, глядя прямо на Савамуру, заявляет: — Тогда оставайся. Только не мешай, — и целует Курамочи. Целых три секунды Савамура надеется и ждёт, что вот сейчас-то кое-кто получит по наглой очкастой морде... только Курамочи совсем не сопротивляется. Он всё ещё раскрасневшийся и взмокший после их недавнего спарринга, который Савамура наконец-то решился закончить не как обычно. Несколько минут назад Курамочи-семпай точно также лежал под ним, только на поцелуй не отвечал, не прижимался вот так всем своим горячим твёрдым телом, и ногу на бедро не закидывал. А сейчас Савамура слышит этот влажный звук поцелуя, видит, как семпай поворачивает голову, как Миюки прижимается раскрытым ртом к его рту. Как его загорелые пальцы выделяются на белой шее Курамочи. Как скользят по голому плечу — это Савамура порвал на Курамочи футболку, случайно, конечно, и даже огрести за это не успел: Миюки ворвался в комнату... — Да какого чёрта тут происходит?! — срывается Савамура, жадно глядя на всё это безобразие и почему-то не в силах отвести глаза. — А я тебе говорил, он совсем тупой, — говорит Курамочи, обращаясь к Миюки. — Ну, я особо и не спорил... — Эй! Я вообще-то тоже тут! — вклинивается Савамура. — Тогда объясню более доступно, — снисходит Миюки и садится на колени между ног Курамочи, поправляя очки. — Либо ты сейчас выходишь за дверь и забываешь всё, что видел, либо присоединяешься к нам. — При... Присоединяться? А... чего вы делать собрались? Вы меня, что ли? Вдвоём, что ли?! Не-не-не, я не согласен! Савамура заикается и краснеет так, что при взгляде на него стало бы страшно — вдруг в обморок упадёт. Он хватается за ручку двери, но Курамочи веско добавляет: — Второго предложения не будет, — и, заметив, что Савамура всё-таки колеблется, добивает: — Никто тебя насиловать не станет, если сам ничего не захочешь. Савамура оборачивается, смотрит на них внимательно — на то, как Миюки гладит Курамочи ладонью по животу под задравшейся футболкой. Жест, от которого у Савамуры яйца поджимаются, у них выходит так обыденно, будто ничего такого не происходит, будто они постоянно... О. Взгляд Савамуры проясняется, брови приподнимаются, но почти сразу хмуро сходятся у переносицы. Он ещё несколько секунд тупит, делая руками непонятные пассы, а потом выдаёт: — Семпай, а тебе не стрёмно вот так? Ну, чтоб Миюки тебя?.. Это же Миюки Казуя... Драматичная пауза длится недолго. — Блять, отпусти, я его придушу щас нахер! Миюки едва успевает обхватить взбешённого Курамочи за плечи, хотя и сам бы с удовольствием отвесил Савамуре подзатыльник. Только Миюки привык не кулаками махать, а показывать себя в деле с лучшей стороны. И этим затыкать — хотя чаще просто злить — оппонентов. Савамура только что решил свою судьбу. И никуда теперь не денется. Миюки поднимается, делает пару шагов к Савамуре и ударяет ладонью по двери рядом с его головой, нависая сверху. Классный приём, он его в манге вычитал. Правда, когда пытался провернуть с Курамочи — получил по яйцам. Но это формальности. Савамура же реагирует правильно: краснеет и вжимается спиной в дверь, загнанно глядя снизу вверх. — Ты считаешь, что я недостаточно хорош? — вкрадчиво спрашивает Миюки, наклоняясь к уху Савамуры. — Да ты вообще ужасен, — уже не так уверенно возражает тот и, продолжая действовать, как по инструкции, отворачивается, открывая шею. — А на поле? Ты говорил, что я крут. Особенно без очков. Миюки снимает очки, цепляет их дужкой за ворот футболки и наклоняется ещё ниже. — Мало ли, что я говорил. Мы не на поле, — всё ещё пытается сопротивляться Савамура. Вот сейчас надо аккуратно и одновременно положить ладони на плечо и бедро и коснуться губами шеи. Миюки сокращает расстояние в одно мгновение — Савамура дёргается в его руках, но поздно, уже попался. По телу пробегает щекотная дрожь, прямо от того места, где Миюки проводит губами. У Савамуры звенит в голове и в каждой мышце, широкие ладони Миюки так хорошо ложатся на изгибы его тела. Миюки сильный, тёплый и надёжный — правда, как на поле, похожее ощущение, только гораздо острее и интимнее. Савамура не знает, куда деть руки, сжимает их в кулаки, зажмуривает глаза от удовольствия — Миюки прижимается плотнее и вроде не со всей силы, но Савамуре не хватает воздуха на полноценный вздох, и он сипло зовёт: — Семпай... Миюки фыркает ему под ухо и отпускает — у Савамуры от резкого вдоха полной грудью кружится голова. — О как, теперь и я — семпай, — широко улыбается Миюки. Савамура смотрит на него поплывшим взглядом и не возражает. Миюки любуется — они с Курамочи частенько обсуждали общих знакомых и сокомандников, далеко не всегда сходились во вкусах и мнениях, но Савамура, казалось, был их идеалом. Миюки не раз представлял его сильные ноги у себя на плечах или его гибкую спину под своими ладонями. Представлял, как изменится его голос, срывающийся в стоны, как он поведёт себя, если они с Курамочи вдруг подкатят с неприличным предложением... Но это всё были фантазии, а прямо сейчас они готовы превратиться в реальность, и у Миюки от предвкушения волоски на всём теле встают дыбом. — Ну так чего вы застряли там? — нетерпеливо зовёт Курамочи. — Савамура, иди сюда. Курамочи уже без футболки и стаскивает штаны — Савамура пялится на него во все глаза, будто они в жизни голыми друг друга не видели. Хотя ситуация, конечно, отличается — это тебе не раздевалка и не душевая. Миюки самого в первый раз коротнуло, а взгляд Курамочи смущал. Ну да ладно, они же на то и семпаи, чтобы учить младших жизни. Поэтому он сам берёт зависшего Савамуру за руку и тянет к кровати, которую Курамочи предусмотрительно заправил. Время у них есть, дверь заперта, шторы задёрнуты — ничто им не помешает. Савамура сжимает ладонь Миюки в своей и совершенно не понимает, как так получилось. Он никогда не смотрел на Миюки так, не думал ни о чём подобном, даже когда тот вытворял нечто восхитительное на поле, не засматривался на него в душевой... Ну, в качалке пару раз было, потому что Миюки с его фигурой и в пропотевшей борцовке выглядит, как какая-нибудь порно-звезда... Чёрт, с Курамочи всё было по-другому! Эти их постоянные спарринги, которые поначалу больше походили на избиение, но со временем Савамура перенял у семпая несколько приёмчиков, да и интенсивные тренировки дали о себе знать. Теперь они борются на равных, и это весело! Много контакта — тело к телу, зачастую голой кожей, в запахе пота и азартном возбуждении... В том, что его потянуло к Курамочи, Савамура не видит ничего странного, но Миюки... Видать, прав был Харуччи, что Савамуру недосублимированный пубертат догнал и дал пинка. Гормоны, химия и прочая фигня — Харуччи умный, он во всём этом разбирается, потому и не вляпывается в подобные ситуации! А Савамура клянётся себе больше никогда не спать на уроках — и дёргает Миюки за футболку, утыкаясь губами в его губы. А может, всё-таки не в химии дело, а в Миюки? Может, он и правда в этих делах крут так же, как на поле? Повёлся же на него Курамочи-семпай. И целуется Миюки так, что колени слабеют, и приходится цепляться за его плечи. Гладит по бокам, потихоньку задирает футболку, а после отстраняется, чтобы снять её совсем — у Савамуры снова голова кругом идёт, но Миюки тут же поддерживает его, улыбается так, как никогда ещё ему не улыбался — и опускается на колени. Курамочи неслышно подходит сзади, и Савамура вздрагивает, когда тот прижимается к его спине и обнимает поперёк живота. У него влажные пальцы, от него пахнет силиконовой смазкой, а Миюки прикусывает кожу рядом с пупком, и его ладони скользят вверх по бёдрам, под ткань свободных шорт. — Нечасто Миюки до подобного снисходит. Цени, — наставительно и довольно говорит Курамочи. Миюки хмыкает, подцепляет шорты и трусы Савамуры, тянет их вниз и проводит языком от одной выступающей бедренной косточки до другой — Савамура зажмуривает глаза, а стоящий член шлёпает по животу. У Миюки горячий мокрый рот и сильные грубые пальцы. Он мнёт задницу Савамуры, толкает его на себя, сосёт член — и это что-то за гранью фантастики. Эти умопомрачительные ощущения, эта ситуация — так не бывает, не бывает, повторяет Савамура, не замечая, что проговаривает слова вслух. Он уже готов кончить, когда Курамочи касается скользкими пальцами между ягодиц — непривычно, неправильно, — и Савамуру насквозь прошибает холодок, он напрягается и даже об удовольствии забывает. — Н-не... — только и успевает всхлипнуть Савамура, когда Миюки, обсосав член от основания до головки и причмокнув в конце, отпускает его. — Что такое? Боишься? — спрашивает он, растягивая слова ещё больше, чем обычно. Он не поднимается, не отпускает Савамуру — растирает пальцами смазку по сжавшейся дырке, не нежничает ни капли. А Савамуре некуда бежать — только вжиматься в грудь Курамочи спиной. Он и правда боится: не так он представлял себе развитие событий, когда полез к Курамочи целоваться. — Глаза закрой. Выдохни. Расслабься, — советует Курамочи, легко целуя в шею. Савамура старается, откидывает голову семпаю на плечо, а Миюки снова берёт его член в рот и проталкивает палец в задницу — это ни черта не приятно! Точнее, только с одной стороны... Или... Ох. Савамура крепче зажмуривает глаза, пытается разобраться в ощущениях, но ничего не получается. Миюки подаётся ближе, толкает его ногу, поднимает её к себе на плечо, и Савамура остаётся стоять на одной, поддерживаемый семпаями с двух сторон. Скользкий палец быстро двигается внутри, а Савамура чувствует себя слишком открытым и беззащитным. Нога дрожит и подкашивается, он совершенно теряется в этих руках, в том, что происходит с ним, и подступающий оргазм совсем не такой, как он привык — это чувство сжимает все внутренности почти до боли, и невозможно заглушить собственные стоны, потому что ощущений слишком, слишком много. Курамочи крепче обхватывает его поперёк живота, а Савамура вцепляется в его руки со всей силы, ему хочется вырваться, прекратить всё это — или довести до конца, неважно уже. Перед глазами расползаются цветные круги — Савамуре больно, или хорошо, или всё вместе, и хочется рыдать от облегчения, когда из тела будто выливаются все силы. Всё заканчивается, никто его больше не трогает, Курамочи-семпай помогает подтянуть шорты и опуститься на кровать, и Савамура надеется сразу отрубиться. Но замечает, как Миюки-семпай, всё также сидя на полу, вытирает лицо салфеткой, и всё произошедшее вдруг складывается в ясную картину, прогоняя из головы мутный туман. — Охренеть, — ёмко резюмирует Савамура. Других слов у него пока нет. В заднице скользко и странно. Тело растекается по постели, будто после первого дня адского лагеря и последующего отмокания в ванной — удовлетворение греет изнутри, и чертовски хочется спать. — Думаю, на продолжение его не хватит, — усмехаясь, говорит Курамочи. — Наверстаем позже, — отвечает ему Миюки, будто Савамуры, у которого всё сжимается от его слов, вообще нет в комнате. — Какой чувствительный, а... Прямо как ты. Эти двое и правда перестают обращать на него внимание — они оба возбуждены, Миюки тянет Курамочи ближе к себе, прижимает, целует, а у Савамуры дыхание сбивается: он же кончил Миюки в рот, господи боже! Они просто сумасшедшие. — Эй, Савамура, посмотришь? — спрашивает Миюки, и Савамура зажмуривается, мотая головой. — Насмотрится ещё, — замечает Курамочи. Они целуются, Савамура слышит это — и отворачивается к стене, от греха подальше. Когда из-под него вытягивают одеяло, он безропотно отдаёт — семпаям нужнее, спасибо хоть с кровати не сгоняют. Спать охота, но Миюки с Курамочи слишком шумные, из-за спины постоянно слышатся тихие стоны, шепотки, сбивающееся дыхание, шлепки кожи о кожу. Савамура с ужасом чувствует, как начинает напрягаться член, прижимает его рукой, но прикосновение только распаляет ещё сильнее. А потом кровать пружинит резко, Савамура переворачивается на другой бок — и возбуждение бьёт в полную силу. Миюки стоит на полу на коленях, уложив Курамочи грудью на край постели, вжимает его в матрац, удерживая рукой за шею, и трахает, быстро и мощно, протаскивая вперёд и назад по сбившимся простыням, за которые Курамочи пытается хвататься пальцами. У Курамочи зажмурены глаза, пот блестит на лице, и волосы растрепались, липнут ко лбу; Савамура задерживает дыхание и накрывает его напряжённую руку своей. Курамочи вцепляется в неё так, что у Савамуры пальцы болят, и смотрит шалыми глазами, совсем поехавший, задыхающийся. А Савамура, как заворожённый, тянется вперёд и целует его, но недолго — Миюки хватает Курамочи за плечо и дёргает назад, заставляя выпрямиться. — Садись, Савамура, — зовёт он, продолжая медленно раскачиваться позади Курамочи. — Давай, позаботься о семпае. Савамура ещё не понимает, чего Миюки от него хочет, но снова раздевается и с готовностью садится перед ними на край постели, широко раздвигая ноги. А Миюки толкает Курамочи в спину, и тот буквально падает в руки Савамуры, обнимая его за шею. Прижимается горячей, мокрой от пота грудью, дышит глубоко и часто. У Савамуры снова внутри всё переворачивается. Он упирается подбородком в плечо Курамочи и смотрит на Миюки, ждёт его указаний. — Помоги ему рукой. Помоги кончить, — тихо, низко выдыхает Миюки, и снова поддаёт бёдрами. Каждое его движение передаётся Савамуре, он вздрагивает и чуть отклоняется назад вместе с Курамочи, но вскоре находит равновесие и, просунув руку между их слипшимися от пота телами, берёт его член в ладонь. Их ритм, общий на троих, меняется — Курамочи подстраивается, скользя членом между пальцев Савамуры, и Миюки ему не мешает. Но когда Курамочи снова целует Савамуру, Миюки резко дёргает его на себя, заставляя выгнуть спину и вскрикнуть. — Ублюдок, — шипит, задыхаясь, Курамочи. — Ревнивый ублюдок. Савамура почти не обращает внимания на их препирательства, он держит член Курамочи и одновременно ласкает себя, и нервы звенят от одного только осознания, что Миюки трахает Курамочи, и он их чувствует, он в этом участвует — его прямо-таки рвёт на куски от эмоций. — Семпай, — зовёт Савамура, снова тянется к его покрасневшему рту, целует — неаккуратно совсем, мокро, но это такие мелочи. — Савамура, раздвинь-ка ноги шире, а руками в кровать упрись, — командует Миюки, снова не давая им нормально целоваться, и Савамура слушается. И стонет в голос, когда Миюки зажимает Курамочи между их телами, не прекращая двигаться. Они трутся друг об друга, Миюки задаёт ритм, и тут уже некогда целоваться, надо только ещё сильнее, и быстрее, ещё, ещё чуть-чуть... Курамочи зажимает себе рот ладонью, его бьёт мелкая дрожь, а когда Савамура понимает, что тот кончает, его самого накрывает с головой. Ещё несколько секунд они продолжают двигаться, растирая сперму между животами, а потом Миюки отпускает Курамочи, и тот распластывается на Савамуре, кажется, не в силах даже подвинуться. Откуда у него самого берутся силы, Савамура не представляет. Его размазывает остатками удовольствия, но он всё равно помогает семпаю устроиться на кровати и обтирает его влажными салфетками, которые ему передаёт Миюки. — Мы ещё поговорим об этом, слышишь, Миюки? — не открывая глаз, извещает Курамочи. — Я сегодня сплю здесь. Савамура ничего не говорит и не возражает — Курамочи выглядит совсем измотанным, ему бы в душ... — Ну, ты в норме? — спрашивает Миюки, надевая очки, и Савамура даже не сразу понимает, что обращаются к нему — усталость наваливается такой тяжестью, что, пожалуй, он тоже не полезет на верхнюю койку. — Ага, — односложно отвечает Савамура, глядя, как Миюки одевается, прибирает раскиданные шмотки и открывает форточку. — А как давно вы... Ну... Это... — Встречаемся, Савамура. Мы — встречаемся. Около года. Савамура в удивлении приоткрывает рот и даже подбирается на постели, чтобы лучше видеть замершего у окна Миюки. — Так долго... А что это сегодня было? Почему... Зачем вам я? — спрашивает Савамура, и ему самому становится не по себе. Миюки медлит с ответом, смотрит куда-то в сторону, но резко поворачивает голову, когда Курамочи коротко всхрапывает у Савамуры за спиной. — А не знаю, — в конце концов говорит Миюки с улыбкой, и Савамура шестым чувством понимает, что привычный невыносимый засранец вернулся, и нормального разговора сейчас не добьёшься. — Но даже не думай, что из-за этого получишь какие-то привилегии на поле. Савамура только морщится. — Ты такой мерзкий, Миюки Казуя! Всё, вали из нашей комнаты! — рявкает он. И для пущей убедительности запускает в Миюки подушкой. — Ладно-ладно, не проспите утреннюю тренировку! — смеётся тот и выскальзывает за дверь. Савамура вздыхает, нехотя поднимается с кровати, выключает свет, возвращает подушку, укрывает Курамочи-семпая одеялом, а сам всё-таки залезает на верхний ярус. Смотрит на время, поджимает распухшие от поцелуев губы и ставит три будильника подряд. Сегодня он слишком устал, чтобы парить себе мозги. Но завтра на пробежке обязательно подумает, во что же он вляпался и как с этим жить.