Семпай научит

С Миюки уже было такое: в потоке болтовни словесная вязь срывала какой-то триггер, а после красной вспышки перед глазами оказывалось чьё-нибудь испуганное лицо. Так было с Савамурой, когда он заикнулся о Крисе — Миюки на пару мгновений выпал из реальности, но быстро взял себя в руки и поспешил удалиться, чтобы не наделать глупостей. В тот раз его остановило присутствие Рэй-чан и то, что Савамура не сопротивлялся. Просто замер, глядя широко распахнутыми испуганными глазами, и пальцы Миюки будто сами собой разжались. Вот только сейчас всё иначе. Окумура вырывается всерьёз, пыхтит и брыкается, даже успевает шипеть проклятья сквозь стиснутые зубы — и тем сильнее Миюки хочется его усмирить. Миюки никогда не дрался всерьёз, но ему удаётся пнуть Окумуру под колени, уложить животом на постель, вывернуть ему руки и крепко прижать их к спине — Окумура может без страха соревноваться с ним в остроумии, но вот в силе Миюки превосходит. Это даже интересно: Миюки начинает понимать страсть Курамочи к рукоприкладству. Только что с ним дальше-то делать? Прочитать лекцию, что семпаям дерзить нехорошо, и отпустить с миром? — Пусти меня, ты!.. — шипит Окумура. — М? Я — кто? Давай, выскажись, не стесняйся, — Миюки и правда любопытно. Окумура дёргается, и ему почти удаётся освободить руки, но Миюки вовремя перехватывает его и снова вжимает в постель. — С-сука ты! — Фу, как некрасиво, Окумура-кун, — улыбается Миюки. — Видимо, всё же придётся проучить тебя. Миюки говорит это прежде, чем успевает подумать, что, собственно, будет делать с зарвавшимся кохаем. В голову приходит только одно — отец с ним в детстве не церемонился, ремнём порол так, что синяки по неделе сходили. Но для Окумуры это, наверное, будет слишком, можно и рукой отшлёпать. — Отвали! Ты что делаешь?! — с новой силой взвивается Окумура, когда Миюки, придавив его руки коленом, стягивает домашние спортивные штаны. — Воспитательная работа, не более, — пыхтит Миюки в ответ. Удерживать Окумуру, стараясь при этом не навредить ему серьёзно, довольно сложно, но Миюки справляется и, примерившись к белым поджавшимся ягодицам, с размаху опускает ладонь. Шлепок выходит вскользь, затея уже не кажется Миюки такой уж удачной, но Окумура ругается сквозь зубы и подливает масла в огонь. Во второй раз Миюки бьёт, не жалея. Окумура умолкает, выгибается на постели и задерживает дыхание, снова начиная дышать лишь после третьего удара. — Ненавижу тебя, — выплёвывает Окумура и отворачивается, почти переставая вырываться. Миюки перехватывает его запястья одной рукой, а другой снова замахивается. Окумура вздрагивает и не издаёт ни звука, но Миюки только сильнее сжимает пальцы на его запястьях. Ягодицы покраснели и покрылись гусиной кожей. После очередного удара Миюки проводит по ним ладонью — горячие. Окумура сжимает пальцы в кулаки и тихо всхлипывает. Чёрт, это, наверное, и правда было слишком. Миюки отпускает Окумуру и садится на край постели рядом, а тот натягивает штаны и только после этого медленно поднимается. Зато на Миюки бросается очень быстро, но всё-таки недостаточно — Миюки перехватывает его кулак у самого своего лица и толкает Окумуру в грудь, заваливаясь вместе с ним на кровать и снова вжимая в матрац, теперь уже спиной. — Мало тебе? — спрашивает Миюки, заглядывая в покрасневшие глаза с мокрыми ресницами. — Да пошёл ты, — шипит Окумура. И делает то, чего Миюки ожидает от него меньше всего: подаётся вверх и вцепляется в его нижнюю губу зубами, а когда Миюки невольно наклоняется — целует, удерживая за затылок. И вот тогда он чувствует, что у Окумуры стоит. Вырывается из его рук, и из-за растерянности даже не понимает, как Окумуре удаётся завалить его на кровать и забраться сверху, сжимая бёдра Миюки коленями. Поцелуи неаккуратные, кусачие, неумелые. Миюки хватается пальцами за футболку Окумуры на спине, пытается отцепить его от себя, но только больше ёрзает и заводится сам. В животе приятно сводит, когда Окумура движется сверху, сквозь слои одежды потираясь твёрдым членом о член Миюки. Не дождавшись ответа на свои ужасные поцелуи, он вжимается лицом в шею Миюки и кусает — больно, но вслед за болью по коже прокатывается щекотная дрожь, и Миюки тихо стонет, сам не замечая, что уже не отталкивает Окумуру, а притягивает ближе к себе. Во второй раз Окумура кусает не так сильно, и это настолько приятно, что у Миюки окончательно едет крыша. Он гладит Окумуру по бокам, забирается ладонями под футболку, оглаживает задницу, сжимает на ней пальцы и сам направляет движения Окумуры под свой ритм, сам приподнимает бёдра, ища большего контакта. Окумура лижет и покусывает его шею, Миюки чувствует, что она вся уже мокрая от уха до плеча, и всё равно это так классно, что остановиться нет сил. Но Окумура вдруг выпрямляется на вытянутых руках, упирается Миюки в грудь и быстрее двигает бёдрами, закрыв глаза и тихо постанывая приоткрытым ртом. Миюки в жизни ничего более эротичного не видел. Он ловит ритм Окумуры, прижимается сильнее, пытаясь сделать ему приятно, и сам получает удовольствие, когда тот отвечает более громкими стонами. Это что-то невероятное, и Миюки, не помня себя, обхватывает Окумуру за спину, прижимает его к себе и сам трётся об него, сильно, до боли, до вспыхивающих перед глазами искр — а Окумура уже вскрикивает в голос на каждом его движении, вспотевший, напряжённый, совсем не соображающий. Оргазм рвёт весь мир в клочья, наполняет тело запредельным удовольствием, а после откатывает, забирая все силы и мысли. Окумура лежит сверху, горячий и взмокший, пытается отдышаться, а Миюки чувствует только, как его сердце долбится сразу во всём теле. Нега и усталость укутывают мягким коконом, и Миюки совсем не хочется подниматься и разбираться, что, чёрт возьми, сейчас произошло и кто в этом виноват. Он обнимает разомлевшего Окумуру и вместе с ним переворачивается набок. Тот не открывает глаз, только неуверенно продолжает цепляться за руки Миюки, чтобы не отпускал — и он не отпускает. Заговорить страшно — последнее, чего сейчас хочет Миюки, это скандалить по новому кругу. Он уже даже забыл, из-за чего начался их конфликт, сущая мелочь же была. И Окумура уж точно не стал понятнее — только ещё больше запутал. Вот и что с ним, таким непонятным, делать-то? — Я всё равно тебя ненавижу, — тихо говорит Окумура, открывая сонные глаза. Ах да, точно, Миюки докопался, чего Окумура на него волком смотрит, а того понесло, и у Миюки перемкнуло. — Мне показалось, мы можем найти общий язык, — отвечает Миюки, и только спустя секунду понимает, что это звучит ужасно двусмысленно. А, впрочем, почему бы не попытаться? Миюки делает глубокий вдох и, склонившись над Окумурой, аккуратно касается его губ своими. Не встретив сопротивления, скользит языком в его рот, и в этот раз поцелуй получается правильным, медленным и мягким — приятным. Окумура всё схватывает на лету и отвечает так аккуратно и чувственно, что у Миюки руки сами собой тянутся обнять, погладить потную кожу под задравшейся футболкой, снова навалиться сверху и целовать ещё глубже, нетерпеливее, чувствуя, как по внутренностям проходит дрожь возбуждения. Господи, он с Окумурой совсем голову теряет. — Видишь, я всё-таки могу кое-чему тебя научить, — с трудом остановив себя, говорит Миюки. Злобный взгляд Окумуры реально пугает — и Миюки решает, что иногда лучше действовать, чем говорить. И снова целует его.