Одной крови

Тёмная фигура несётся впереди, петляя между деревьями так резко, что Савамуру самого заносит на поворотах. Он вскидывает глок на бегу, но точка лазерного прицела лишь мажет по стволам, никак не находя цель. Тогда он, чертыхнувшись, убирает оружие и падает на четвереньки, сразу ощущая, как мышцы начинают гореть, а кости выламывает от резкой неполной трансформации. Центр тяжести смещается, краски теряются, зрение становится ещё чётче, заострившиеся клыки царапают нижнюю губу, а под когти набивается земля. Савамура встряхивается и сильнее отталкивается ногами, вмиг ощущая, как уменьшается расстояние между ним и улепётывающим монстром. От твари смердит чем-то острым, ядовитым, вонь забивает чувствительный нос, и Савамура морщится, но смиряется — с таким маячком он не упустит его, даже если потеряет из виду. Впрочем, ещё чуть-чуть, и он нагонит это... Чем бы оно ни было.  Вот только откуда посреди леса взялись огни? Сколько километров они пробежали? Если это пригород с частными домами, то дела очень плохи. Савамура прибавляет скорости, не обращая внимания на боль в мышцах, в израненных ладонях и слезящихся от напряжения глазах — ему нужно успеть догнать и убить тварь, пока та не добралась до гражданских... Любой ценой! Но звон разбитого стекла и пронзительный крик не оставляют ему надежд на благополучный исход операции, и Савамура стрелой влетает в выбитое монстром окно, в прыжке полностью трансформируясь в человека и вытаскивая пистолет. Тогда же замечает тело в луже крови под тем самым окном, но сейчас на это нет времени. Перекувырнувшись через плечо, он выставляет перед собой массивный чёрный ствол, красная точка лазерного прицела намертво вцепляется в затылок твари, и только потом Савамура замечает женщину-оборотня, которую тот держит перед собой за горло. Она тихо угрожающе рычит, ощерив клыки, глаза её горят дикой синевой, а когти скребут по твёрдому хитину вцепившейся в шею клешни. Савамура не думает, что может зацепить её, и только потом понимает, что это всё равно было бы лучшим решением. Если бы только он спустил курок на долю секунды раньше!.. Но он не успевает, и прежде, чем мозги монстра разлетаются по лестнице, ведущей на второй этаж, тот дёргает лапой и вырывает женщине пищевод.  Савамура слышит её предсмертный хрип, который стихает до того, как он бросается к ней. Сразу понятно: здесь он уже ничем не сможет помочь — даже регенерация оборотня не справится с такой раной. Потому он молча опускает её веки, а потом возвращается на кухню, где остывает второе тело — тоже оборотень, мужчина, и тоже с порванной глоткой. К своим девятнадцати годам Савамура видел слишком много смертей и слишком часто становился их причиной, так что места для сожалений к мёртвым незнакомцам в его душе не осталось. Это и к лучшему, с его-то работой. Два мёртвых оборотня, размазанная в фарш неизвестная тварь — и ни одного свидетеля происшествия. Теперь ещё ждать экспертов, которые докажут, кто именно убил гражданских, а потом... Миюки спустит с него шкуру и постелит её перед входом в свой кабинет. Грохот откуда-то сверху заставляет задвинуть телефон обратно в карман и снова вскинуть пистолет. Чёрт, из-за кислой вони от монстра он не почуял ещё одного запаха... Савамура медленно подходит к лестнице, поднимается на пару ступеней — и тут же убирает оружие, увидев ребёнка на лестничном пролёте.  Мальчишка, совсем ещё мелкий, испуганно жмётся в угол, глядя полными слёз глазами на Савамуру, зажимает рот обеими руками, его острые плечи трясутся — хотя, нет, его всего колотит, будто в припадке. А спустя секунду он с немыслимой скоростью срывается с места и убегает наверх. Савамура поднимается следом, проклиная эту ночь и дохлого монстра — проблем с каждой секундой становится всё больше и больше. И ещё больше! Потому что едва Савамура переступает порог комнаты, как его сшибают с ног, а правую руку до самого плеча простреливает болью. Он шипит сквозь зубы, напрягает зрение, чтобы видеть в темноте, и на секунду даже забывает о боли, разглядывая белого волчонка, вцепившегося острыми клыками в его предплечье. Обращённый полностью, чистокровный, стало быть.  И теперь — сирота. Сердце на секунду сбивается с ритма, Савамура судорожно вздыхает и кладёт другую руку между прижатыми к голове ушами. Гладит неловко — волчонок сильнее сжимает зубы, прокусывая мышцы до кости — и чувствует дрожь его тела. Что сказать ему, Савамура не знает. Поэтому просто затаскивает дрожащего волчонка к себе на колени и, кое-как умудрившись вытащить телефон из кармана, набирает номер Миюки. — Всё, запеленговал тебя, бригада уже в пути, — спустя несколько минут после краткого доклада и гневной отповеди сообщает Миюки. — Что с ребёнком? — Обратился. Наверное, впервые — он совсем маленьким показался, на вид лет десять. Руку мне грызёт, — докладывает Савамура.  Волчонок и правда как вцепился, так и не отпускает его ни на секунду — ворочается, скулит и всё крепче сжимает челюсти. Савамура чувствует, как клыки скребут по кости, но только дышит глубже. Собственная боль по сравнению с тем, что переживает сейчас этот малыш, кажется незначительной, словно мелкая царапина. И наверняка мальчишка видел, что произошло, иначе вцепился бы не в руку, а в горло. Только свидетель из него вряд ли получится... — Смотри, чтобы полностью не отгрыз — больничного ты не получишь. За этот промах будешь у меня пахать без выходных до конца года. Понял, Савамура? — Напугал ежа голой жопой, — вяло рычит тот в ответ. В трубке ненадолго повисает молчание, и Савамура даже кидает взгляд на дисплей — проверить, не сбросил ли его ублюдочный босс вызов. Но нет, таймер продолжает отсчитывать секунды, а вскоре Миюки продолжает говорить, и его голос совсем не напоминает ни сухой официоз, как когда он злится, ни шутливый тон, в котором он обычно обращается к своим подчинённым.  — Эй. Ты в порядке?  Чёртова вампирская эмпатия, Миюки даже на расстоянии его чувствует. Савамура тяжело вздыхает и только тогда замечает, что дыхание волчонка стало спокойным, а челюсти разжались. — Да, я... Да. Просто... Что теперь с ним будет? — тихо спрашивает Савамура, неловко убирая разодранную руку. Одежда насквозь пропиталась кровью, а мышцы, вены и сухожилия уже потихоньку восстанавливаются. Его регенерация всегда поражала скоростью. — Ты знаешь.  — Адрес уже пробили?  — Фуруя? — вопрос пролетает мимо трубки. — Ага, вот. Семья Окумура, чистокровные оборотни-волки. Муж с женой и сын — Кошу, тринадцать лет. Больше родственников нет.  — Я заберу его с собой, — твёрдо говорит Савамура. — Что, даже не спросишь, можно ли притащить домой бездомного щенка? — Ну, ты ведь сам когда-то притащил домой меня. Давай, я же знаю, ты всегда рад завербовать нового чистокровного в свою адскую конторку. Под мою ответственность. Из трубки доносится тяжёлый вздох и перестук клавиш компьютера. — Ты сам ещё несовершеннолетний по человеческим законам, какая с тебя ответственность? — ворчит вполголоса Миюки. — Даже не представляешь, как сложно вампиру получить опеку над оборотнем. А у меня таких хвостатых уже целый интернат! — Да ладно тебе, папочка, после меня тебе море должно быть по колено, — усмехается Савамура, сжимая пальцы в короткой тёплой шерсти на белом загривке. Волчонок вскидывает голову, поводя ушами. Савамура гладит его, извиняясь за грубость, и слышит в отдалении гудение мотора. — Канемару уже здесь, я пойду. — Савамура! — Миюки рявкает в трубку так, что слышно даже на расстоянии, и Савамура снова прижимает её к уху. — Это не Канемару, они с бригадой только подъезжают к пригороду. Валите оттуда, быстро! — Есть! — коротко отвечает Савамура и засовывает телефон в один из карманов на поясе. Вскакивает на ноги, скинув волчонка, быстро срывает с себя и так уже зияющую дырами одежду и, обнажившись полностью, застёгивает пояс на животе. — Кошу, — зовёт он, присаживаясь перед вздрогнувшим растерянным волчонком на корточки. — Сейчас выйдем на крышу, и когда я побегу — ты побежишь за мной, понял? Скоро здесь будут незнакомцы, я не знаю, кто это и что им нужно, и выяснять не хочу. И так же не хочу, чтобы ты попался им. Доверишься мне? Пойдёшь со мной? Савамура смотрит на волчонка, чувствуя, как начинает печь глазницы, и вскоре может разглядеть каждую шерстинку на перепуганной мордашке. Волчонок колеблется, звук мотора стихает совсем близко, раздаётся хлопок двери, а потом давящая аура незнакомца хлещет холодом по всему телу.  Острые ушки вздрагивают, и Кошу, колеблясь, тычется в щёку Савамуры мокрым холодным носом. — Хорошо. Всё хорошо, волчонок, идём. Показывай, где выход на чердак. Они выбираются на крышу — Савамуре приходится убрать пистолет в кобуру на поясе и подсадить Кошу на вертикальной лестнице — и захлопывают за собой люк в ту же секунду, когда входную дверь внизу высаживают ударом. Ночной воздух холодит голую кожу, отрастающие когти скребут по черепице, а Савамура сжимает зубы, лишь бы не заскулить от боли — полная трансформация всё ещё кажется сущим адом.  Волчонок смотрит на него, огромного бурого волка, во все глаза, и пятится назад. Савамура едва успевает ухватить его зубами за шкирку, чтобы не упал, а в следующую секунду отталкивается от края крыши задними лапами со всей силы. Это точно не останется незамеченным. Едва почувствовав под лапами землю, он отпускает Кошу, и тот по инерции катится по земле, но сразу же поднимается и, встряхнув ушами, переходит на бег. Они несутся сквозь лес, пока не выбегают на дорогу, и дальше бегут вперёд, не оборачиваясь, к городу мимо частных домов, навстречу машине Канемару и медикам. Свет дальних фар ослепляет чувствительные глаза. Савамура рычит в сторону, и Кошу, поняв его, сворачивает на обочину, а сам Савамура остаётся стоять посреди дороги. Машина начинает тормозить слишком поздно, и в последний момент Савамура запрыгивает на капот, глядя через лобовое стекло в полные негодования глаза Канемару, мёртвой хваткой вцепившегося в руль. — Савамура, идиота ты кусок! Я, блядь, тебя когда-нибудь задавлю нахрен! Снова машину мне исцарапал! Да ты!.. Савамура игнорирует его гневные тирады, спрыгивает с горячего капота, снова хватает Кошу зубами за шкирку и залетает вместе с ним в распахнувшуюся заднюю дверь джипа. Трансформация в человеческую форму ещё не доходит до конца, когда он рычит: — Назад, на всей скорости! Канемару не задаёт вопросов — скорее всего, Миюки уже связался с ним и посвятил во все детали.  — Боже, что с ним? — спрашивает Харуно, осматривая Кошу, что-то говорит ему ласковым нежным голосом, и уставший измученный волчонок, кинув взгляд на Савамуру, сдаётся её мягким рукам. — Это не его кровь, — поясняет Савамура.  Набе накидывает на плечи Савамуры плед и тянет за правую руку — ту самую, которую Кошу усердно грыз недавно. После полной трансформации на ней даже шрама не осталось, но у Набе глаз намётан, он видит, где кожа восстановилась только недавно, ощупывает предплечье, проверяя, правильно ли срослись сухожилия, и удовлетворённо кивает. — Воды? — спрашивает он, тут же отворачиваясь к сумке с вещами и не видя, как Савамура кивает. — И миску какую-нибудь. Миска есть? — спрашивает тот, смочив горло. — Волчонка загнал. И правда, после осмотра Кошу растягивается на сиденье, закрывает глаза и высовывает длинный розовый язык, вздрагивающий от частого дыхания. Миски не находится, потому он жадно лакает из сложенных лодочкой рук Харуно, и хорошо, что Канемару не видит, как они заливают пол его драгоценного джипа. Как только Кошу перестаёт лакать, Набе быстрым отточенным движением всаживает короткую иглу шприца-пистолета ему в шею, а Харуно подхватывает вмиг обмякшее тельце и осторожно укладывает его на сложенные в углу одеяла. — Это ещё зачем? — спрашивает Савамура, недовольно хмурясь. — Чтобы избежать лишних эмоциональных потрясений. Нам нужно будет вернуться и убедиться, что гражданские пострадали из-за монстра. Необходимая формальность, но ты уже должен был привыкнуть, а пока вот, оденься, — чуть виновато говорит Набе и протягивает Савамуре стопку одежды, поверх которой лежат наручники. Делать нечего, и тот, сняв пояс, натягивает на себя мешковатые тряпки, а после защёлкивает браслеты на своих запястьях. — Ни фига себе, вам наконец-то выдали натуральный адамантий! Ой, нет, не натуральный... Простите, я сейчас всё починю! — Савамура, прекращай этот цирк! — раздражённо рявкает Канемару с переднего сиденья. — Но я правда починю! Набе, дай-ка... Он вытаскивает скрепку, торчащую из папки в руках Набе. Не проходит и десяти секунд, как браслеты щёлкают и падают на пол, а Савамура принимается собирать и скреплять порвавшиеся звенья цепочки. Набе прикрывает глаза ладонью, Харуно тихонько хихикает, наблюдая за сосредоточенным лицом Савамуры, а Канемару матерится себе под нос, паркуясь у выезда из квартала частных домов. Если гости, навестившие дом Окумуры, приехали на машине, то другого пути отсюда у них нет. Савамура тем временем заканчивает с наручниками, снова цепляет их на себя и садится, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Ну точно примерный ученик в школе! — Всё, затаились, — командует Канемару, полностью глуша машину. Под потолком прыскает, и Савамура перестаёт чувствовать запахи — свои, людей и волчонка — а значит, и никто другой их запаха не почувствует. В темноте, под перестук чужих сердец, он считает секунды и думает, приживётся ли Кошу в их общаге. Чистокровные оборотни, привыкшие жить в своих семьях и общаться в кругу братьев по крови, порой агрессивно ведут себя, столкнувшись с таким видовым разнообразием, как у них в конторе. Там собачьи и кошачьи живут бок о бок, а заправляет всем вампир — хотя за глаза сотрудники зовут Миюки упырём, потому что сволочь. Говорят, в детстве Курамочи-семпай ссал ему в тапки, да и теперь частенько пробирается к Миюки в комнату, чтобы полинять на его отглаженные костюмы...  Савамура тихо прыскает в кулак и тут же замирает, навострив уши. — Едут, — тихо говорит он. Через несколько минут мимо них проезжает большой чёрный автомобиль с выключенными фарами. Савамура высовывается в окно и ведёт носом по ветру — за незнакомцами тянется отчётливый шлейф запаха горелой древесины... — Чёрт, Канемару, они подожгли дом! — выкрикивает Савамура, забираясь обратно. — Быстрее, погнали! — Куда?! Надо пожарных вызывать! — Блядь, жми на газ, или я сам побегу! — Ты псих несчастный! — в бешенстве орёт Канемару и выруливает на дорогу, направляясь обратно к дому Окумуры. — Я вызвал пожарных, — спокойно замечает Набе. Савамуру не волнует, что будет с домом, но там внутри остались родители Кошу... Их тела, которые нужно похоронить со всеми почестями, а не бросать в пламени на участке, который потом перекопают, разровняют и построят там новый дом, а Кошу даже будет некуда прийти, чтобы поговорить с ними, сказать, что у него всё хорошо, что он нашёл интересную работу, новый дом и новую семью в лице разношёрстной компании сотрудников организации по борьбе с нечистью.... У Кошу должно остаться хотя бы это. Когда джип останавливается у полыхающего дома, Савамура вырывается наружу, уже обернувшись наполовину. Полностью нельзя — ему понадобятся руки. Кухня ближе ко входу, и первым делом, прорвавшись через стену огня, Савамура бросается к трупу мужчины, подхватывает его на руки и выпрыгивает в выбитое окно. Быстро огибает угол дома, оставляет горящее тело перед Набе — тот уже ждёт с огнетушителем. Сам же прокатывается по земле, сбивая огонь с одежды, и снова бросается в горящий дом. — Савамура, стой! Убьёшься же! — истерит Канемару, но Савамура игнорирует и его, и инстинкт самосохранения. Едкий дым щиплет глаза, пламя бьёт яркими вспышками, жар облизывает тело со всех сторон, но Савамура упорно прорывается вперёд. Его едва не придавливает горящей балкой, когда он, наконец, находит второй обгоревший труп. Собственная кожа вскипает и лопается — Савамура не выдерживает, орёт от боли, хватая в лёгкие ядовитый газ. Перед глазами всё плывёт, тело женщины кажется неподъёмным, агония застилает разум, и Савамура полностью теряет себя в этом адском огне.

***

— Он пришёл в себя. Позвать Канемару сразу? — спрашивает Харуно, заметив-таки, что Савамура уже проснулся. — Боюсь, тогда Савамура пропишется в лазарете. Давай потом, мне нужно с ним поговорить, — отвечает ей Миюки. Его Савамура узнаёт только по голосу, потому что вампиры почти не пахнут. Лёгкий аромат стелется по самой коже, почти не впитывается в одежду, и хоть вампиров считают нежитью, ничем разлагающимся от них не несёт. Савамуре они вообще кажутся какими-то потусторонними существами с непонятной, неизученной анатомией и явно сверхъестественными способностями. Понять, что такое его босс, он до сих пор до конца не может. У Миюки всегда приятно-прохладные ладони, и от одного прикосновения ко лбу хочется растаять под его руками. Он зарывается пальцами в волосы, которые — Савамура чувствует — стали куда короче, чем он помнил, гладит, массирует висок, и Савамура наконец открывает глаза. — Ты едва не погиб, — это первое, что говорит ему Миюки. Голос у него мягкий, будто он доктор и разговаривает с пациентом психушки. Зачастую это бесит, но Савамура знает, что так Миюки проявляет заботу.  — Канемару меня добьёт? — усмехается Савамура. — Наверняка. Он своим любимым джипом снёс въездные ворота, чтобы вовремя доставить твой скулящий полутруп в операционную. Чёрт возьми, ты был похож на хорошо прожаренный стейк! — Миюки усмехается, в глазах сверкает алый блик, но он моргает — и вмиг берёт себя в руки. — Но ты успел вынести тела. Похороны были позавчера, — Миюки будто читает мысли Савамуры и тут же отвечает на все всплывающие вопросы. Ну точно сверхъестественная тварь! — Ты валяешься в больнице пятый день. У волчонка депрессия и посттравматическая невозможность обернуться в человека, в остальном порядок. Рычит на меня так, будто это я к ним в дом ворвался... Кстати, вскрытие жертв дало интересные результаты: их определённо убил не оборотень, но что это была за тварь? Краткого отчёта было мало, так что с этого места говорить будешь ты. Миюки протягивает Савамуре стакан с водой, тот жадно пьёт, стараясь не делать большие глотки, а после пытается подняться — всё тело отзывается болью в восстановившихся, но совершенно не разработанных мышцах. — Всё-таки придётся тебе дать мне ещё пару выходных, — хрипло замечает Савамура, кое-как усаживаясь на постели и подперев спину подушкой. — Ты у меня за каждый день своей отлёжки отработаешь сполна, не беспокойся, — мило улыбается Миюки, вмиг превращаясь из заботливого опекуна в глумливого начальника. Савамура только фыркает и берёт из его рук ещё один стакан с водой. В памяти всплывают последние воспоминания того жуткого вечера, и он вздрагивает от фантомного жара, лизнувшего кожу. Мотает головой и, допив воду, говорит: — Этот монстр определённо не был гулем, но чёрт возьми, Миюки, ты бы видел, как он бежал! Ты же знаешь, я гулей, как семечки, щёлкаю, задание казалось пустяковым, но этот... Он был похож на какое-то насекомое с клешнями, и мне показалось, что он был осторожен, что ли... Не бросался под пули, как обычные монстры, прятался. А потом убежал! Я его пару сотен километров по лесам гонял, представь! И он постоянно пытался скрыться, но монстры же тупые, они так не делают! Я не заметил даже, как мы до пригорода добежали... А он потом сходу замочил двоих чистокровных, пусть и гражданских, но это же дофига силы и выносливости нужно! Короче, он явно отличался от всего, на что я охотился раньше, — заключает Савамура. — А ещё... Тот, кто приезжал в дом Окумуры, его аура... Она напомнила мне атмосферу в твоём кабинете, когда у тебя настроение дерьмовое — холодом аж до костей пробрало! Вы что-то узнали о нём? Миюки молчит, потирая пальцами подбородок и царапая нижнюю губу левым клыком — он всегда так делает, когда задумывается о чём-то. — Пока мы знаем только то, что он отменно заметает следы. Мы не нашли на дороге следов его протекторов, только от джипа Канемару и местных жителей, отслеживали по дорожным камерам, но там чисто, будто мы ищем автомобиль-призрак. Единственное, что нам известно — это был чёрный внедорожник. На месте пожара тоже ничего не нашли: скорее всего, он использовал термитные бомбы — из-за которых, кстати, ты потерял правую ногу до колена.  Услышав это, Савамура в ужасе откидывает одеяло и тут же с облегчением выдыхает — нога уже отросла, правда, совсем бледная и костлявая. Видимо, на реабилитацию уйдёт больше времени, чем он предполагал. — Термитники сожрали дом до самого фундамента, кроме пепла, не осталось абсолютно ничего, даже химический анализ оказался бесполезен. Всё, что у нас есть — это куча новых проблем и ни одной зацепки. Фуруя двое суток не вылезал из-за компьютера, но результатов это не принесло. — Мы в полной жопе, да? — уточняет Савамура. Миюки наконец-то снова смотрит на него и перестаёт грызть губу. — С полицией уже всё улажено, но если ты чувствовал ауру вампира, то это всё чертовски усложняет, и мне ещё есть о чём с ними потолковать. Работаем в прежнем режиме. Ну а у тебя впереди реабилитация и общение с одичавшим волчонком. Я помню, ты обещал сам присматривать за ним, так что... Ах да, сейчас позову Канемару, — радостно говорит Миюки, поднимаясь с кресла для посетителей. — Не-ет, он же убьёт меня! Миюки, не надо! Ну пожалуйста! — хнычет Савамура, хоть и знает, что это бесполезно. — Ты нас всех заставил поволноваться, так что заслужил, — насмехается тот, выскальзывая за дверь. — Упырь ты, Миюки Казуя! — орёт Савамура ему вслед. Это будет самый долгий и ужасный реабилитационный период в его жизни...

***

Как оказалось, Харуно тоже злилась на Савамуру — целую неделю она ставила ему болючие уколы, в которых он не видел смысла, и кормила отвратительной белково-витаминной бурдой. Канемару в запале признался, что она плакала, когда они с Набе долго не могли реанимировать Савамуру в дороге, и он почти умер у неё на руках. Ну, Савамуре было стыдно, но что он мог поделать? Только выжить — и он выжил. Чего они обижаются-то? Спасение от голодной смерти пришло в лице Курамочи-семпая — тот, будучи оборотнем-гепардом, как и любой уважающий себя кошак, предпочитал входить не в двери, а в окна. Замки и решётки не были для него помехой, так что по вечерам он пробирался в лазарет, минуя бдительный надзор медиков, и приносил Савамуре мясо средней прожарки и тёплое молоко. — Должен будешь, — довольно урчал Курамочи, забравшись с ногами в кресло и наблюдая, как кормится Савамура. Тот не возражал. Миюки больше не приходил, письменный отчёт Савамура передал ему через Харуно. И правильно, работы у них всегда навалом, а без Савамуры — так и ещё больше. Тренер Катаока делал всё, чтобы как можно быстрее поставить его на ноги, и индивидуальные тренировки быстро дали свои плоды: через неделю Савамура мог ходить без костылей, ещё через две — начал бегать, а спустя пять недель с госпитализации восстановился полностью, и завтра с утра мог вернуться в свою комнату в общаге. Курамочи говорил, что Окумуру подселили к нему, но тот почти не выходил наружу и плохо шёл на контакт, а при знакомстве с Миюки чуть не укусил его за руку — не знал же, что тот вампир... Савамура представлял эту картину и тихо смеялся, в глубине души надеясь, что Волчонок придёт-таки проведать его. Но Окумура не приходил. Как он пережил потерю близких? Как он отнесётся к Савамуре, который, пусть и косвенно, стал причиной его несчастий, загнав опасную тварь в их дом? Какой он на самом деле, этот Волчонок, Окумура Кошу? На все свои вопросы Савамура мог получить ответы уже завтра. С этой мыслью он и уснул.

***

Савамура тихонько приоткрывает дверь кабинета Миюки и подглядывает, что творится внутри. В комнате Окумуры не оказалось, и Савамура предположил, что он может быть тут — обиталище Миюки мистическим образом притягивает и людей, и оборотней, поэтому здесь всегда тусуется тьма незанятого народа. В углу, отгородившись от солнечного света шкафом, заседает Фуруя с компьютером. Обычно он морозится в серверной, где всегда холодно и темно — Миюки обратил его лет десять назад, и по меркам вампиров Фуруя ещё совсем сосунок, неспособный игнорировать солнечный свет и привязанный к своему хозяину. Учитывая, что сейчас раннее утро, вскоре Миюки потащит его на кормёжку и уложит спать. — Миюки-семпай, — тихо зовёт Фуруя. Но тот, восседая на своём рабочем столе с щёткой и пиджаком в руках, лишь отмахивается: — Злись на Курамочи, он снова зашерстил мне всю одежду! Надо пристроить кого-нибудь из новичков заниматься чисткой моих костюмов... Окумура, не желаешь перекинуться и сразу заняться делом? Ага, вот и Волчонок, лежит на мягком диване и тихонько рычит в сторону Миюки. А сам неотрывно следит за длинным пятнистым хвостом, свесившимся со шкафа. Это Курамочи-семпай дразнится, вытянувшись на антресолях всем своим кошачьим телом — знает, что носители волчьей крови с трудом подавляют инстинкты на такие вещи. Савамуру он тоже изводил, хотя тот и не сдерживался, и даже пару раз смог вцепиться зубами в семпайский хвост. Не сразу до него дошло, что Курамочи специально провоцирует, чтобы потом безнаказанно уложить щенка на пузо и погрызть за шкирку. Коварный кошак. Больше в кабинете никого не наблюдается, и Савамура только решает потихоньку отойти, придумать, что скажет Окумуре, как Миюки говорит: — Ну, что застрял в дверях? Заходи, Савамура! Окумура тут же поднимает острые белые ушки и поворачивает голову в сторону двери. — У тебя что, глаза на затылке? — ворчит Савамура, просачиваясь в кабинет. — Просто камера наблюдения над входом. Савамура фыркает — и застывает рядом со шкафом, на котором растянулся дремлющий гепард. Мощный пятнистый хвост продолжает соблазнительно покачиваться прямо у Савамуры перед лицом, этот невербальный призыв так и манит протянуть руку и провести пальцами по густой шерсти... — Семпа-ай, можно? — жалобно тянет Савамура, так и не решившись коснуться без спроса. Курамочи высовывает со шкафа игривую морду, звучно зацепляется когтями за деревянный край, но снисходительно бьёт Савамуру по руке кончиком хвоста. Тот аккуратно берёт его обеими руками и зарывается лицом в мягкий мех, подавляя порыв укусить. Не сразу понимает, что не так, отчего тянет чихнуть, а потом замирает и отбрасывает от себя хвост Курамочи. — Фу, семпай, ты линяешь! — орёт Савамура, отплёвываясь и пытаясь убрать налипшую на лицо шерсть, пока Миюки ржёт в голос. — Я думал, это понятно, — громко замечает он, демонстрируя щётку и пиджак в своих руках. — Ох, Савамура, ты иногда так тупишь. — Да ну вас, — бурчит Савамура и нещадно краснеет, краем глаза замечая, как Окумура прикрывает нос лапой — тоже смеётся. Стыдобища-то какая... Нужно перевести тему. — А где весь народ? Пока он шёл из лазарета, видел, как Нори с Ширасу садились в рабочий джип, но успел только махнуть им рукой. Ещё пара десятков человек занимались с тренером Катаокой на полигоне, и за дверью лекционного зала звучал хорошо поставленный голос Такашимы-сенсей. Больше на пути Савамуры никто не встретился. — У нас аврал, — говорит Миюки, убирая наконец свою задницу со стола. — Нечисть прёт из всех щелей, как тараканы. Причём не какие-то обычные гули, виверны и клещи-мозгоеды, а, судя по докладам, насекомые-мутанты. Ничего не напоминает? Мэй-чан уже мобилизовал все свои отряды, так что работаем вместе с его конторой. Кстати, ты очень вовремя — на следующий вызов едете вдвоём с Курамочи.  — Что-то вы слишком спокойные для авральной ситуации, — замечает Савамура, протискиваясь в застенок к Фуруе. — Ну-ка, покажи, что там по карте. Задремавший Фуруя передёргивает плечами и сонно косится на Савамуру, явно не понимая, что он тут делает. — Блин, Миюки, покорми Фурую! Он весь уже синий и холодный, как ледышка! — рявкает Савамура и выталкивает Фурую из тёмного закутка. Тот слепо щурится, сутулится и прикрывает глаза ладонью, а Миюки, вздохнув, кидает на стол так и не дочищенный пиджак. — Прости, — мягко говорит он Фуруе, взяв его за локоть. — Заработался. Идём. Все в комнате провожают их заворожёнными взглядами: вампирская магия— просто убойнейшая вещь. Савамура знает — под ней просто таешь, неспособный сопротивляться. Ты готов выполнить всё, что угодно, лишь бы это чувство эйфории не прекращалось, и даже если цель — не ты, то всё равно от вампира фонит, как от ядерного реактора. Хорошо, что такой огромной силой наделены лишь древние чистокровные вампиры; в живых остались лишь трое таких, и двое из них работают на благо страны. Обоих Савамура знает лично, и у обоих премерзкие характеры: это его ублюдочный босс и генерал объединённой полиции Японии Нарумия Мэй. Вот как раз Нарумия и продемонстрировал ему все прелести вампирской магии, когда Савамура, напутав с указаниями, случайно влез в полицейскую операцию.  Где обитает третий высший вампир, никто не в курсе, но Миюки и Нарумия в один голос утверждают, что властям не о чем беспокоиться, и всё под их ответственностью. Наверное, убили его давно, кто этих упырей разберёт... Как только за Миюки и Фуруей захлопывается дверь, все вздрагивают и сбрасывают остатки наваждения. Курамочи-семпай спрыгивает на пол, потягивается, выставляя зад и прогибая спину, а после стаскивает лапой со стола пиджак Миюки. Окумура наблюдает с явным любопытством и одобрением, а Савамура старается не смеяться в голос, глядя, как Курамочи катается по дорогой чёрной тряпке, обтираясь об неё всем своим линяющим телом.  Савамура сосредотачивает внимание на карте, где отмечены координаты телефонных вызовов, синие — для полиции, красные — для ОБН, и в удивлении присвистывает: — Охренеть, это нашествие какое-то! — Ага, мы с тобой — последние действующие оперативники, оставшиеся в штабе, остальные на заданиях, — подтверждает Курамочи. Он уже закончил своё грязное дело, повесил заново покрытый шерстью пиджак на кресло босса, и теперь натягивает камуфляжные штаны, прыгая на одной ноге. Окумура делает вид, что уснул, но Савамура видит, как чутко его ушки реагируют на каждый шорох и каждое слово. — И давно у вас так? — спрашивает Савамура. Пока он проходил реабилитацию, никто не говорил ему о работе, даже Курамочи. — Вчера вечером началось и всю ночь продолжается, так что все зверски устали — не успевают закончить с одной точкой, как их тут же перенаправляют в другую. У меня это будет уже третья вылазка за сутки, а ты оклемался на самое веселье! Хорошо, что в лазарете всё тихо — значит, серьёзно пострадавших нет. — Ладно, пойду тоже экипировку надену, вызвать могут в любой момент. В дверях Савамура сталкивается с Миюки — тот прижимает белоснежный платок к шее, вытирая кровь из двух аккуратных ранок. Ох, как Курамочи разозлится, что Миюки снова кормил Фурую из шеи... Окумуру ожидает ещё одна весёленькая сцена. — Забери новый комплект оружия на складе, лаборанты разработали более эффективное покрытие для пуль, обновляем арсенал, — кидает Миюки, не останавливаясь. — И сразу возвращайся — чутьё подсказывает мне, что это затишье было ненадолго. — Есть, босс! — не утруждая себя стойкой "смирно", козыряет Савамура.

***

На улицах города пустынно: во всех СМИ объявили о чрезвычайном положении, и добропорядочные граждане района Минато не кажут носа на улицу. Впрочем, и мародёров тоже не видать, только небольшие полицейские патрули рыскают тут и там, отсвечивая тёмно-синей формой. Савамура объезжает редкие брошенные автомобили, не сбавляя скорости, и Курамочи матерится каждый раз, когда его резко кидает в сторону. — А вот пристёгиваться надо, семпай, — усмехается Савамура и, немного не доезжая до мавзолея Дайтоку, сминает бампером ограду парка Шиба. — Совсем двинулся?! Нас Миюки убьёт за порчу государственного имущества! — Если мы не успеем прихлопнуть того монстра и он доберётся до Токийской башни, государство вместе с Миюки расстроятся куда больше, чем из-за одного забора, — веселится Савамура. От адреналина тело ощущается невесомым, управлять им так легко, что Савамуре кажется — прыгнет и взлетит. Даже вес автомата на плече почти не чувствуется. Давно у него не было таких будоражащих кровь заданий. — Ты псих и умрёшь молодым, — ворчит Курамочи. — Мы все такие, — соглашается Савамура и замирает, напрягая слух. — Чёрт, в парке люди, я слышу их! Погнали! Они вдвоём, не сговариваясь, обращаются наполовину и несутся по парку туда, где кучка подростков хулиганского вида пытается отмахаться битами от громадного, в пару этажей ростом, красного мохнатого муравья. — Это что ещё за херня? — присвистывает Курамочи, а Савамура с рыком бросается вперёд. — Идиоты, пошли вон отсюда! — орёт он хулиганам, и те бросаются наутёк, когда Савамура выпускает в сторону монстра автоматную очередь, привлекая его внимание к себе. — Блядь, и где это новое эффективное покрытие для пуль? Они от панциря отскакивают! — Савамура, в сторону! — Курамочи не ждёт, пока тот среагирует, и сам бросается вперёд, сшибая Савамуру с ног. Громадная лапа муравья опускается ровно в том месте, где только что стоял Савамура, земля летит в разные стороны, а монстр, шевеля жгутиками, тут же поворачивает к ним морду с клешнями и фасеточными глазищами. — Валим, валим! — командует Курамочи, помогая Савамуре подняться на ноги. Они отбегают на приличное расстояние, благо из-за габаритов муравью сложно передвигаться между деревьев по рыхлой земле. Как-то хреновенько их миссия началась. — Нужен план. Вижу уязвимые места — красные пластины не сходятся в местах, где голова и жопа крепятся к туловищу, — говорит Савамура. — Целиться нужно в них. Можем обратиться полностью и... — И думать забудь, идиот. Если напорешься на шипы, тебя разорвёт в кровавые ошмётки. — Какие ещё шипы? — Под шерстью, приглядись. Савамура напрягает зрение — картина мира теряет цвета, но становится невероятно чёткой, и он действительно видит, что из-под жёсткой шерсти, покрывающей панцирь, видны кончики острых пик. Монстр подбирается слишком близко, и Курамочи с Савамурой вынуждены отойти глубже в зелёную часть парка. — Автоматы? — Нет, он слишком подвижный, пули не пройдут. Вот если бы можно было... — Камаитачи, — говорит Савамура заглядывая Курамочи в глаза. — Эта техника подойдёт идеально.  — Ни за что! — Я смогу, семпай! Чёрт возьми, верь в меня! — орёт Савамура, и они снова перебегают на другое место, отводя монстра подальше от важных строений. Курамочи колеблется, Савамура видит это. И прекрасно понимает, что после гибели Рё-сана, первого и единственного постоянного напарника Курамочи, повторить придуманную ими технику с кем-то другим будет сложно. Но Савамура долго тренировался с Харуччи, они даже проворачивали её на практике — отрывали крылья виверне. У него обязательно получится! — Давай, семпай, у нас нет другого выбора и времени на рефлексию! Сначала завалим монстра! — Раскомандовался тут, щенок! — рычит Курамочи, доставая пистолет с тросом и рулеткой. — Только попробуй облажаться — я тебя сам этому чудищу скормлю! Тебе голова, мне брюхо. Подманим его вон под те деревья, крикнешь, когда будешь на позиции, и на счёт "три"... Савамура радостно кивает и, достав свою рулетку, обходит монстра по кругу. — Ну, давай, иди сюда, тварь! — орёт он, выпуская ещё одну автоматную очередь. — Ближе, ещё... Есть, семпай! — Целься... Раз, два... Три! Они одновременно нажимают на курки, и стальные тросы обхватывают тонкие соединения в теле муравья, обвивая его несколько раз. Савамура бежит к дереву, обвязывает тросом ствол и, заметив, что Курамочи тоже успел, начинает скручивать свою рулетку, упираясь ногой в дерево. — Давай, давай, тяни до упора! — кричит ему Курамочи, но его голос тонет в визге монстра, которого растягивает между деревьями тонкими стальными тросами. — Фиксируй! Савамура перекидывает пистолет через трос в несколько оборотов и наконец-то выдыхает, стирая с лица пот и грязь. — Не тормози, надолго его это не задержит! — голос Курамочи снова пробивается сквозь жуткий писк, и Савамура, встряхнувшись, снимает с пояса мачете. — Савамура, блядь, всеми святыми умоляю, не дай боже подставишься... — Всё будет круто, семпай! — Савамура улыбается так широко, как только возможно в подобной ситуации, а в следующую секунду его глаза вспыхивают янтарём, клыки и когти удлиняются, и он прыгает на монстра, прекрасно видя замаскированные шерстью шипы, которых нужно избегать, и место, куда надо ударить со всей силы. Хитин с громким хрустом ломается под лезвием мачете, Савамуре в лицо брызжет чёрная кровь. Приземлиться правильно не получается, но он успевает сгруппироваться и перекувырнуться через плечо. Тут же оборачивается и видит, что и голова, и задница муравья лежат отдельно от тела — они смогли! Они сделали это, чёрт возьми! — Семпай! — зовёт Савамура, но в ответ раздаётся полный боли душераздирающий крик.  У Савамуры сердце ухает в желудок. Он находит глазами Курамочи, корчащегося на земле, и со всех ног бросается к нему, краем глаза замечая, что из отрубленного муравьиного брюха на землю хлещет полупрозрачная жижа, под которой дымится земля. Ну точно, муравьи же ядовитые! — Чёрт, чёрт, Курамочи-семпай, — в панике лепечет Савамура, стаскивая с него экипировку. — Сейчас, я сейчас... В конце концов он просто рвёт когтями оплавившийся бронежилет и вытряхивает из него Курамочи. У того рука покраснела до локтя по внешней стороне, Савамура судорожно вспоминает, чем обрабатываются химические ожоги, высыпает на землю всю аптечку, но память упорно подсказывает: сначала надо промыть, это первое и главное! Чёрт с ней, с аптечкой, у Курамочи на поясе точно такая же, потому Савамура бросает свою и, подхватив Курамочи под здоровую руку, тащит его в сторону пруда, ориентируясь на запах воды.  Семпай едва переставляет ноги и явно не соображает, но он всё ещё в сознании, и это радует. Савамура выцепляет из кармана телефон, диктует голосовым набором номер Набе, но не останавливается ни на секунду. — Савамура? Что-то стряслось? — обеспокоенно спрашивает Набе. — Химический ожог хрен знает какой степени, у Курамочи вся рука распухла, что делать?! Он вырубается! — Чем обжёгся?  — Муравьиным ядом, от красного муравья! — Так, Савамура, не паникуй... — Я, блядь, не паникую!!! — Наложи жгут выше места ожога, чтобы замедлить анафилактический шок — диктует Набе, дожидаясь ответа. — Сделано. — В аптечке есть пузырёк с метановой кислотой, — чётко и громко продолжает говорить тот. — Сначала... — Промывать водой, я помню, потом кислотой этой... — Какой кислотой? — Метановой, блин, метановой! Нашёл, запомнил, приезжайте быстрее, мы в парке Шиба у пруда!  — И следи за его дыханием! — Понял! — Савамура бросает телефон на землю, убирает нужный пузырёк в карман и буквально падает в воду вместе с Курамочи. Садится на дно, удерживая семпая коленями у себя между ног, отрывает ещё один кусок ткани от футболки и пытается провести по обожжённой руке, но Курамочи вздрагивает всем телом и стонет так, что Савамура тут же отдёргивается от него. Ладно, ладно. Промывать минут пятнадцать, потом кислота... Какая там? Да она у него одна в кармане, не ошибётся. Потом приедут медики, и с Курамочи всё будет хорошо. Они же Савамуру из куска мяса собрали, а тут всего лишь какой-то ожог... Всё будет хорошо. Савамура повторяет это себе раз за разом. Меняет на горячем лбу Курамочи компресс, прислушивается к его хриплому дыханию и отчаянно ждёт завывания сирены Скорой помощи.

***

Канемару удаётся увести Савамуру из лазарета, только когда врачи подтверждают: с Курамочи всё будет в порядке, угрозы жизни больше нет. У Савамуры будто все кости из тела выдёргивают — колени подламываются, и Канемару приходится буквально тащить его на себе до кабинета Миюки.  С полчаса назад в штабе была обычная оживлённая беготня, но теперь всё стихло — наплыв монстров в городе прекратился, измотанные оперативники вернулись и расползлись по своим комнатам отдыхать. Серьёзную травму получил только Курамочи... ну и Нори неплохо задело железякой, но его быстро продезинфицировали и зашили, ничего опасного.  Канемару замирает на секунду, прежде чем постучать в дверь — предчувствия у него самые плохие. И правда, в кабинете Миюки атмосфера, как в склепе: холодно, темно и почти нечем дышать. Ах, нет, это только кажется, просто такое случается, когда Миюки не в духе. В такие моменты рядом с ним может находиться только Фуруя, что происходит и в этот раз. — Он еле живой, мы его успокоительным накачали, а то истерику закатил, — предупреждает Канемару. — Не прессуйте его сильно. — Я никого не собираюсь прессовать, — Миюки скалится так обворожительно, что у Канемару кровь в жилах стынет. — Сгружай на диван и можешь быть свободен. Канемару не завидует Савамуре, но своя шкура ближе к телу, так что он безропотно исполняет приказ и убирается восвояси. Фуруя наблюдает из-за компьютерного монитора, как Савамура сидит на диване, пялится пустым взглядом в стену за креслом Миюки, а сам Миюки мечется перед ним по кабинету, и его эмоции то жалят огнём, то бьют ледяными плетьми — Фуруе больно, но это лишь малый отголосок той боли, которая терзает его хозяина. Нить их связи натягивается и звенит, и Фурую словно на поводке тянет ближе к Миюки, но он пока сдерживается. Только когда Миюки останавливается и с низким рычанием выговаривает: «Савамура», Фурую сдёргивает с места чувство опасности. Он в мгновение оказывается за спиной Миюки, обхватывает его поперёк живота и прижимается всем телом, пытаясь сдержать злость, рвущую Миюки на куски. «Он не виноват, он сделал всё, что мог, он спас семпаю жизнь, не надо, хозяин, он спас Курамочи», — Фуруя всё крепче сжимает руки, упирается лбом в затылок Миюки и передаёт ему свои мысли, пытаясь протянуть к его сознанию ещё одну нить, сделать их связь крепче, достучаться до здравого рассудка своего хозяина, потому что Савамура и правда не виноват в том, что случилось с Курамочи... Миюки долго выдыхает и расслабляется — и Фуруя расслабляется вместе с ним, чувствуя, как в комнате начинает теплеть. Миюки откликается в его сознании коротким тёплым «спасибо», и Фуруя отпускает его. Присев на диван рядом с подавленным Савамурой, Миюки устало откидывается на мягкую спинку и, сняв очки, растирает бледное лицо ладонями. Без очков сильнее заметны синяки под впалыми глазами — Миюки не спал несколько суток. Он всегда такой, когда кто-то из его подопечных попадает в реанимацию, и за Савамуру беспокоился ничуть не меньше. Фуруя знает, он видит всё, что происходит с его хозяином.  — Прости, Щенок, — хрипло говорит Миюки, и Савамура вздрагивает — то ли от упоминания своей детской клички, то ли от того, как нежно Миюки треплет его по волосам. — Мы все чертовски устали. Фуруя, помоги Савамуре с ванной, а то ещё отрубится прямо там и захлебнётся, балбес. — Сам ты... Упырь, — слабо улыбается Савамура, и в комнату окончательно возвращается тепло и свет. Фуруя протягивает Савамуре руку, и тот её принимает. Он и правда вымотался, понимает Фуруя, когда Савамура в самом деле засыпает в горячей воде и не просыпается, сколько бы Фуруя его ни тормошил. Не просыпается, даже когда Фуруя одевает его и несёт на руках по коридорам в его комнату в общежитии. Окумура, закопавшийся в гнездо из одеял на своей кровати, заинтересованно поднимает голову, и Фуруя объясняет: — Тяжёлая миссия, пусть отдыхает, — Окумура ложится обратно, но не закрывает глаза, а уши его стоят торчком, и Фуруя просит: — Пригляди за ним. Закрыв за собой дверь, Фуруя направляется обратно в кабинет Миюки. Из головы никак не идут его измученные глаза и сухие потрескавшиеся губы. Миюки за один день будто постарел на десяток лет. Когда Фуруе исполнилось шестнадцать, Миюки сказал, что настанет день, и ему понадобится помощь — тогда Фуруя сможет поделиться с ним своей кровью. Надавливая на ручку двери, Фуруя как никогда уверен, что этот самый день для него наступил. Едва за Фуруей закрывается дверь, Окумура вскакивает на ноги и бежит к Савамуре. Тот всегда спит крепко, Окумура может прыгать на его кровати или лаять в полный голос — Савамуру не разбудить никак. В прошлый раз от него пахло потом, порохом, железом и какой-то едой, а сейчас запах железа особенно острый, смешанный с медикаментами и тем тревожным, от чего у Окумуры поджилки трясутся. От него пахнет страхом, диким, первобытным. Да и выглядит Савамура откровенно ужасно. Что-то плохое происходит в городе. Окумура чувствует — это то, что пришло в его дом и убило его родителей.  Страх хватает Окумуру за шкирку, заставляет лапы дрожать, искать защиты. И защита уже во второй раз приходит от Савамуры — он не просыпается, но будто сквозь сон чувствует дрожь Окумуры и обнимает его сильными надёжными руками, подгребая к себе под бок, как большую мягкую игрушку. Страх отступает. Окумура жмётся ближе к горячему телу Савамуры, чувствует его размеренное дыхание между своих ушей. С Савамурой спокойно. Страх сам боится его. Впервые за долгое время Окумуре удаётся глубоко заснуть, и он просто отдыхает, не видя кошмаров.

***

Следующий день приносит в штаб поразительное спокойствие и рутину: стол Миюки ломится от отчётов, но тот отодвигает их "на потом", раздаёт секретарям и вообще всячески отлынивает от работы. Зато от его хорошего настроения во дворе, игнорируя сезон, расцветают вишни и сливы, и Савамура в очередной раз убеждается, что его босс — сверхъестественная тварь. Ну не объяснить такое наукой, ну никак!  Что удивительно, Фуруя вылезает из своего застенка и, не шугаясь солнечных лучей, преспокойненько делает перестановку, ставит свой стол рядом с окном и задвигает шкаф к стене. В кабинете сразу становится будто бы больше места, а Фуруя едва ли не светится в лучах солнца... — Слышь, Фуруя, ты чё, левел-апнулся? — спрашивает Савамура. Вчера вечером он и правда почувствовал что-то странное, когда Миюки с Фуруей устраивали тут свои вампирские выкрутасы — будто жаром полыхнуло на всю комнату, всего на мгновение. И Савамура уверен, что это был именно Фуруя, потому что от Миюки лишь разило могильным холодом. — Да, теперь Фуруя снова сможет гулять под солнцем, — подтверждает Миюки, засовывая в рот очередную шоколадную пироженку. У него под столом уже скопилась стопка пустых коробок из-под этих пирожных, и примерно такая же стоит ещё целая. Савамура сглатывает слюну, ловит понимающий взгляд Миюки, который с удовольствием облизывает пальцы, и из чистого упрямства не просит попробовать. — Ну и прекрасно! — искренне радуется Савамура, обращая всё своё внимание на Фурую. — Сколько ты в серверной жил? Лет десять? — Одиннадцать лет и три месяца, — поправляет тот. Точно-точно, Савамуре было восемь, и он тогда, как Окумура сейчас, второй год подряд бегал за Миюки щенком, не в силах обратиться в человека. Будто звериное тело, пытаясь уберечь его от эмоциональной боли, сковало человеческую сущность, не оставив почти ничего, кроме простейших инстинктов. И сколько бы Савамура ни пытался пробиться, у него никак не получалось.  В том деле неизвестный воровал кровь для переливания из онкологической клиники. Подозрения пали на вампира, поэтому Миюки взялся за дело лично, а оставить Савамуру одного в штабе не мог. Клиника была страшной, Савамура всей своей звериной сущностью чувствовал смерть, обволакивавшую белые стены и людей, живших в них. Ему было тошно находиться в здании, и Миюки разрешил ждать его во дворе. Там-то Савамура впервые и повстречал Фурую, маленького мальчика в инвалидном кресле, умиравшего от лейкемии. От него смертью пахло ещё сильнее, чем от других, но он так солнечно улыбался, что Савамура никак не мог понять, чему же он радуется?  Фуруя играл с ним, как с обычным щенком, даже не подозревая, наверное, что он — оборотень. Савамуре было весело. Он уже забыл, каково это — просто играть со сверстниками. Он радовался каждой минуте, совсем позабыв о Миюки и не обращая внимания на остальных людей. Только когда все разошлись, Фуруя вдруг перестал улыбаться, его красивое лицо скривилось в гримасе, а потом он обнял Савамуру и заплакал, так горько и безнадёжно, что Савамура, не замечая, заскулил вместе с ним. — Я не хочу умирать, не хочу, — всхлипывая, повторял Фуруя, и запах смерти, почти выветрившийся под солнцем, снова сгустился вокруг него плотным коконом. Савамуре хотелось рыдать вместе с Фуруей, хотелось обнимать его в ответ крепко-крепко и говорить, что всё будет хорошо. Мама говорила, что это заклинание на словах, которое притягивает удачу. Но может ли удача победить смертельную болезнь? «Всё будет хорошо», — всеми силами пытался сказать Савамура, снова, и снова, и снова... И мир вдруг перевернулся с ног на голову, а в глаза ударило разнообразие цветов, от которых Савамура успел отвыкнуть за два года в волчьей шкуре. И Фуруя больше не плакал — он смотрел на Савамуру снизу вверх, широко распахнув глаза, и не говорил ни слова. Савамура вспоминал, как называются цвета: иссиня-чёрные волосы Фуруи, разметавшиеся по зелёной траве, красные от слёз щёки, синие-синие глаза, голубая больничная сорочка... Савамура протянул руку, настоящую человеческую руку, и коснулся лица Фуруи. Вот это было настоящее чудо. А потом Савамуру вздёрнули на ноги — он не удержался, по привычке упал на четвереньки. Медсестра подняла каталку Фуруи, помогла ему усесться, что-то кричала — Савамура не понимал. Она повезла Фурую в сторону больницы, а Савамура пытался бежать следом, но даже встать не мог — тело не слушалось, а трава невыносимо колола нежную кожу. Он мог только беспомощно смотреть, как Фуруя тянул к нему руку. На голые плечи опустилась тёплая мягкая ткань, Миюки говорил что-то тихим ласковым голосом, взяв Савамуру на руки, а тот, будто теряя силы, быстро погружался в сон. Через неделю, когда Савамура почти научился заново говорить и ходить на двух ногах, Миюки привёл Фурую в их огромный дом и пообещал, что тот теперь не умрёт. Никогда. Савамура был совсем маленьким и не понимал многих вещей: что значило это «никогда», почему Фуруя спал весь день, почему не выходил гулять и играть с ним на улице. Казалось, раз он теперь не умрёт, то и Савамура стал ему не нужен... Обида засела глубоко в сердце, и Савамура перестал пытаться наладить контакт. Только спустя несколько лет, когда Такашима-сенсей рассказала на лекции о вампирах и что Миюки Казуя, директор их организации — высший вампир, способный обращать людей в себе подобных, только тогда до Савамуры дошло. Но к тому времени Фуруя окончательно обжился в серверной, отвык от общения с людьми и полностью погрузился в мир компьютеров — вернуть детство они уже не могли. А сейчас Савамура смотрит на Фурую, пригревшегося в лучах солнца, на его едва заметную, но всё же настоящую улыбку, вспоминает их первую встречу и обещает себе, что снова попытается стать ему другом. И всё будет хорошо. — У нас чужак, — говорит вдруг Фуруя, и Савамура первым подрывается к окну. — Где? Кто? Миюки продолжает жевать, блаженно глядя в потолок, а Окумура и ухом не ведёт, спокойно валяясь на полюбившемся диванчике. Но ровно до тех пор, пока Фуруя не отвечает: — Вон, лис-полукровка, мнётся у забора с самого утра. Окумура срывается с места, будто ему вожжа под хвост попала, вклинивается между Фуруей и Савамурой, встав передними лапами на подоконник, и громко лает — мальчишка-очкарик с пушистыми рыжими ушами и хвостом резко оборачивается, будто услышал его, а Окумура уже тянет Савамуру за рукав к выходу. — Эй, это твой знакомый? Да подожди ты! Иду я, иду! Кстати, Миюки! Вкусняшки для гостей, — улыбается Савамура и без зазрения совести тырит почти целую коробку пирожных с его стола. Миюки то ли не возражает, то ли не успевает возразить — Окумура тянет Савамуру вперёд, как ребёнок в магазине тянет родителя за руку к необходимой игрушке. До самой двери Окумура прыгает вокруг Савамуры и поскуливает, но стоит им выйти на улицу — начинает степенно вышигивать рядом, словно дрессированный пёс. — Выпендриваешься, да? А хвосты у обоих, как вентиляторы, — подкалывает Савамура, подходя к воротам и открывая электронный замок. — Кошу! — зовёт лисёнок, и Окумура срывается к нему, запрыгивая сверху и едва не сваливая с ног. — Наконец-то я нашёл тебя... Савамура с умилением смотрит на открывшуюся картину, невольно вспоминает их с Фуруей первую встречу, и его озаряет: этот лисёнок может стать спасением для Окумуры. — Привет, — Савамура всё же привлекает к себе внимание. — Меня зовут Савамура Эйдзюн. А ты друг Окумуры? Лисёнок нехотя отпускает Окумуру из объятий, поднимается с колен, отряхивает джинсы и поправляет квадратные очки на носу, прежде чем представиться: — Сето Такума, мы с Кошу учимся... Учились вместе. Спасибо, что присматриваете за ним, — говорит он и глубоко кланяется.  Савамура аж теряется от такого проявления уважения, щёки обдаёт жаром, и он, неловко взлохматив волосы на затылке, широко улыбается. — Ты проходи давай. Друг Окумуры — наш друг. Сето проскальзывает в открытые ворота и вздрагивает, когда те захлопываются на магнитный замок за его спиной. — Не бойся, мы хорошие парни и никого не похищаем, — заметив оттенок тревоги в его запахе, замечает Савамура. — Это хорошо, — всё ещё немного нервно улыбается Сето, убирая за ухо выкрашенную в красный чёлку. — А то Кошу просто перестал приходить в школу, и когда я пришёл к нему домой, а обнаружил лишь пепелище... Жутко стало. Окумура жмётся к его ноге, и Сето снова опускается на колени. — Прости, ты... Один остался, я ничего не знал, — Савамура вовремя прикусывает язык, давая Сето высказаться. — Учителя ничего не говорили, кроме того, что ты перешёл в другую школу. Я искал, всех знакомых на уши поставил, а у Асады отец в полиции работает, он и сказал, что многих оборотней-сирот вербуют в ОБН... Окумура скулит в ответ, и Савамура уже собирается предупредить Сето, но тот и сам понимает: — Не можешь обратиться? Я читал о таком, ничего, это ненадолго, — уверяет он. Савамуре всё больше и больше нравится этот лисёнок. Надо как-то оставить их наедине и... — Ох, блин, забыл! Мне же к семпаю надо! Сето, держи, это вам, — торопливо говорит Савамура и вручает ему коробку с пирожными, не забыв прихватить одно себе. — Окумура, покажешь ему тут всё, а как нагуляетесь, приходите в кабинет Миюки. И меня обязательно дождитесь! — уже на бегу кричит он. Для Савамуры настало время возвращать долги.

***

— Семпай! Эй, Курамочи-семпай! — громким шёпотом зовёт Савамура, скребя ногтями по стеклу. — Открой окно, я же не такой домушник как некоторые! — Это ты кого тут домушником назвал, а?! — рычит Курамочи, распахивая окно и хватая Савамуру за ворот футболки. Но вот проблема — тот даже голову не может просунуть между прутьев решётки. — Хья-ха! Ты такой придурок! Вот и сиди там, — смеётся Курамочи. — Да уж, я не такой тощий, как ты, — соглашается Савамура, пытаясь поудобнее зацепиться за стальные прутья. — Щас вниз полетишь, — грозится семпай. — Не раньше, чем передам тебе это! Савамура, извернувшись, вручает ему пакет — сквозь полиэтилен просвечивает коробка с молоком, а в воздухе разливается запах жареного мяса. Курамочи шумно сглатывает, и Савамура мысленно ликует — угодил! — Ну, ты как, выздоравливаешь быстро, да? — Так мне не надо потерянные конечности отращивать, это всего лишь химический ожог, — отмахивается семпай, так смачно впиваясь клыками в мясо, что у Савамуры слюнки текут. — Всего лишь... Ты чуть не умер у меня на руках! Знаешь, как я пересрался? — Да медики рассказывали. — Меня Миюки вчера чуть не убил. Вот правда, если бы Фуруя не скастовал своё вампирское джедайство, мой труп вряд ли нашли бы в ближайшую сотню лет! Курамочи довольно щурится, облизывая с губ мясной сок. — Когда ты чуть не сгорел, Миюки был похож на разъярённого демона — всё живое сдохло в радиусе километра от штаба. Когда я сопровождал Канемару в наш филиал Чибы, а его на обратной дороге едва не сожрали мозгоеды, Миюки грозился оторвать мне хвост и на нём же повесить — и поверь, он не шутил. У меня с того вечера остался седой клок волос на затылке, вон, смотри, — Курамочи и правда поворачивается спиной, демонстрируя Савамуре пепельную прядку. — А когда Рё-сан... Когда он погиб, а меня лишь чудом достали с того света, Миюки сам спустился в канализацию к гулям и такое там устроил... Копы ещё месяц собирали по туннелям ошмётки разодранных на клочки тварей, — Курамочи ставит в сторону контейнер из-под мяса и запивает молоком. — Миюки у нас такой, долбанутый очень. Но это понятно, поживи с его! Сколько ему там? По документам — семьсот с небольшим лет, а на самом деле? Так долго жить, это же свихнуться можно! Война эта их клановая — там тысячи вампиров были, а осталось только трое наследников, и у Миюки никого нет. Скольких вампиров, оборотней и людей он пережил? Сколько смерти видел? Он ведь и нас всех ещё переживёт... Савамура давно притих, слушая Курамочи, а теперь и не знает, что сказать. Он замечает, что Курамочи перенял у Миюки этот жест — тоже задумался и покусывает нижнюю губу клыком, только правым. Они и правда очень близки — Савамура никогда не задумывался о жизни Миюки, да и вообще о жизни как таковой. Привык, что все ходят по краю, кто-то срывается — его оплакивают, кто-то выползает — за него радуются. Мыслить глобальнее ему просто-напросто лень, проще надо быть! — Эм, Курамочи-семпай, я пойду, — неловко нарушает молчание Савамура. — У меня там к Волчонку друг пришёл, хочу с его помощью достать Окумуру из волчьей шкуры. Курамочи встряхивает головой и улыбается, но улыбка эта выходит у него какой-то грустно-задумчивой, и Савамуре хочется развидеть это странное выражение на его лице. — Удачи с Волчонком. Надеюсь, когда меня выпишут, он уже будет снова ходить на двух ногах. — Я постараюсь! — Слушай, Кошу, а это нормально? — спрашивает Сето, показывая пальцем на Савамуру, который завис на окне второго этажа, уперевшись всеми четырьмя в решётку и выпятив зад. — Он так уже минут пятнадцать стоит... Окумура рычит что-то невнятное, совершенно по-человечески закатывает глаза и слизывает из коробки очередное пирожное.  Он не знает, как в волчьем теле показать слово "идиот". А вот спереть ещё пирожных у Миюки было бы неплохо...

***

— ...и общежитие. Окумура пока не ходит на занятия, но прослушивает записи лекций. Если бы ты был рядом, вы могли бы снова учиться вместе, — Миюки, судя по всему, уже вовсю вербует лисёнка. Савамура просачивается в кабинет, но на него никто не обращает внимания: Миюки агитирует, Сето внимает, Окумура лежит мордой на его коленях и, кажется, дремлет, а Фуруя наслаждается ультрафиолетом под открытым окном.  — Я бы хотел, но родители... — Сето мнётся и опускает глаза. — На вас ведь опасно работать. — Тебе не обязательно работать на нас. Давай-ка расскажу, как всё происходит: обучение включает в себя программу обычной школы, плюс специализированные курсы по изучению нечисти и способов борьбы со всеми её видами, ну и специальная физическая подготовка, конечно, для всех обязательна. Также выдающиеся ученики получают от ОБН рекомендации для престижных вузов столицы, многие наши выпускники поступили в Токийский университет. Обучение в нашей школе не обязывает поступать на дальнейшую службу в организации, это сугубо личное решение. Всем оперативникам мы предоставляем испытательный срок и не предлагаем долгосрочных контрактов, — заливается Миюки, включив модус "крутой директор". — Миюки, объясняй проще! — всё-таки вклинивается Савамура и обращается к Сето: — Всё, конечно, так, как говорит босс, обучение и бла-бла, но вообще... ОБН — не просто организация, это — семья. Мы защищаем друг друга и страну. Как полиция, только сплочённее и круче, — улыбается он, присаживаясь на край стола Миюки. — Большинство из нас — сироты, чьих родителей убили монстры, как я и Окумура, как Курамочи-семпай и ещё множество людей и оборотней, живущих здесь. Можно подумать, что нам просто некуда больше идти. На самом же деле, прожив здесь несколько лет, обретя верных друзей, мудрых наставников и заботливых, хоть и придурочных семпаев, отсюда уже не хочется уходить. А вспоминая свою судьбу и весь пережитый ужас, хочется оградить от него остальных — и здесь нас учат этому. Учат помогать людям, истреблять нечисть. Организация открывает множество путей в жизни, но здесь ты обретаешь те ценности, которая обычная школа тебе никогда не даст. — Савамура, я сейчас слезу пущу, — умильно тянет Миюки. — Вот уж не думал, что ты так говорить умеешь. Сето смотрит на Савамуру горящими глазами, и тот, игнорируя босса, добивает: — Кстати, по документам вот он, — Савамура тычет в Миюки пальцем, — наш опекун, и мы с Окумурой типа братья! Сам Окумура, на удивление Савамуры, не возражает, продолжает спокойно лежать на коленях Сето и косит синим глазом. — Окей, — улыбается Сето. — Я правда впечатлился до глубины души и обязательно подумаю над вашим предложением, но сейчас уже поздно, так что мне пора домой. Кошу, я ещё вернусь, — обещает он, потрепав Волчонка по холке. — Можно ведь? — Наши двери всегда открыты для тебя! — великодушно откликается Савамура. — Окумура, пойдём, проводим твоего друга. Савамура идёт впереди, мальчишки бредут за ним чуть поодаль, а за забором снова маячит кто-то незнакомый. И с каждым шагом Савамура чувствует, как волосы на затылке встают дыбом от пробирающего до костей чувства опасности. — Окумура, — говорит Савамура, остановившись на полпути. — Отведи Сето в нашу комнату. Сето, позвони родителям, скажи, что задержишься — кто-нибудь из наших потом отвезёт тебя домой. Быстро, идите отсюда, — шипит он, ощеривая клыки. — Что?.. — пытается спросить Сето, но Окумура хватает его за рукав и тащит в сторону общежития. Когда они скрываются в здании, Савамура подходит к воротам и окликает незнакомца: — Кто ты и что тебе нужно?  Парень ниже него ростом, щуплый и неопрятный, с по-детски округлым милым лицом, которое совсем не портит шрам на щеке. Такой безобидный на вид, но с такой чудовищной аурой, что все инстинкты Савамуры вопят дурниной: "Беги!" — Здравствуйте, я... я к Миюки-сану, — чуть заикаясь, говорит незнакомец. — Раичи Тодороки, скажите ему... В этот момент у Савамуры звонит телефон, и Раичи умолкает, кивая, чтобы тот взял трубку. — Савамура, это ко мне! Впусти гостя и проводи в мой кабинет, — голос у Миюки настолько бодрый, что Савамура сразу чует неладное, но против приказов босса не попрёшь, и он отпирает ворота.  Едва Раичи ступает на их территорию — давление ослабевает, будто он попал под купол, и Савамура выдыхает, расслабляясь. Многовато у них сегодня гостей. — О-о, как тут всё здорово! — вертя головой по сторонам, по-детски восхищается Раичи, и Савамуру даже немного греет гордость. — Миюки-сан такой крутой! — А вы... Давно с Миюки знакомы? — спрашивает Савамура. — Ну, лет триста, — очаровательно краснея, признаётся Раичи. — Триста?! Ты вампир, что ли? Его подопечный? — это объяснило бы давящую ауру, но даже Савамура чувствует, что она совсем другая, не такая, как у Миюки или Фуруи. — Не его, — говорит Раичи, и от него полыхает холодом одиночества. — Эй, прости, — тут же отступает Савамура. — Идём. Меня, кстати, зовут Савамура Эйдзюн. — Очень приятно, — говорит Раичи, и температура воздуха вокруг тут же теплеет. "Какой эмоциональный, — поражается Савамура. — Чего ж тогда Фурую так отморозило? Наверняка Миюки виноват". Савамура первым входит в кабинет Миюки и охреневает: весь его рабочий стол, ранее заваленный отчётами и канцелярской бурдой, теперь также плотно заставлен тарелками с едой. Причём с такой аппетитной, какую Савамура в их столовке ни разу не видел! — У кого-то день рождения, а я не в курсе?! — спрашивает он. Но Миюки убийственно-серьёзно улыбается и просит: — Савамура, будь добр, пригласи Раичи и можешь быть свободен. — Как так — свободен?! Не, спасибо, я с вами посижу, тут кормят вкусно! — возражает он. Раичи тем временем проскальзывает в кабинет, а Фуруя в мгновение ока оказывается перед столом Миюки и скалит длинные, гораздо длиннее, чем у оборотней, белоснежные клыки. Раичи скалится на него в ответ, пригибаясь к полу, как охотящийся кот. — Господи, ну и жуть! — Савамура передёргивает плечами. — Что тут, чёрт вас подери, происходит?! Миюки поднимается и так громко хлопает ладонями по столу, что многочисленные тарелки со звоном подпрыгивают, а все присутствующие вздрагивают и оборачиваются. — Так, Фуруя, прекрати это! Он не враг! Тем более, Раичи лет этак на тысячу постарше тебя будет, имей уважение. От Фуруи так и фонит обидой — Савамура впервые настолько отчётливо чувствует его эмоции, — но он покорно слушается хозяина и возвращается за свой стол. — Раичи, прости за это, Фуруя молодой совсем, нервный. Проходи, садись. А у тебя, Савамура, есть свои дела — например, проводить Сето до дома... — Я написал Тодзё смску, он всё сделает, так что я остаюсь! Давайте, делитесь своими упырячьими секретами! Плечи Раичи вдруг вздрагивают, и он начинает смеяться — задорно, от души, во весь голос. Савамура даже теряется. — Упырячьими! — стонет Раичи сквозь смех. — Савамура, ты такой смешной! — Эй, это сейчас была похвала или что? — Детский сад, блин, — вздыхает Миюки. — Ладно, давай к нам, проглот. Сначала поедим, потом дела делать будем. Впрочем, сам Миюки не ест, только с отеческой заботой наблюдает, как пропадает еда с тарелки Раичи. Савамура даже сам жевать забывает, глядя на него. — Их община полностью отказалась от человеческой крови, максимум, что они себе позволяют — это кровь скота. Поэтому аппетит зверский, — тихо поясняет Миюки Савамуре. — Община? В каком смысле? Миюки подпирает голову рукой и зачитывает с выражением, будто из книги: — На Окинаве, на берегу моря, есть небольшая деревня с населением человек в пятьдесят, она существует чуть больше шестисот лет, но почти никто не знает о её существовании. Её обитатели ведут своё хозяйство и очень редко выходят в город. О них никто не знает, они никому не мешают — такой путь выбрал третий из выживших высших вампиров, Санада Шунпей. Услышав это имя, Раичи замирает и отодвигает тарелку с недоеденным стейком. От него снова веет холодком. Он вытирает руки салфеткой и, подняв на Миюки несчастные глаза, говорит: — Санада-семпай... Он пропал. Повисшая тишина давит на плечи почти физически. — Чёрт, я всегда знал, что он рано или поздно... Ладно, рассказывай по порядку, что у вас стряслось, — требует Миюки, переключаясь на деловой тон. — Из нашей деревни начали пропадать братья, — начинает Раичи, удобнее устраиваясь на диване. — Вы знаете, у нас строгие правила: из Якуши только один путь — смерть. Тех, кто пытался сбежать, Санада-семпай убивал сам, но когда пропал Томоки, он просто не смог его найти, не чувствовал его! Потом исчез Аки — вы же помните Аки? Он бы ни за что не оставил Якуши! По крайней мере, добровольно. А потом на деревню начали нападать жуткие твари, они ползли из леса, но мы сдержали их, не дав навредить и людям. Вскоре по радио объявили, что в Токио завелась новая насекомоподобная нечисть. Санада-семпай сказал, что обязан предупредить обо всём вас и Нарумию-сана и что в Якуши твари уже не вернутся, но Токио в опасности. Он ушёл где-то месяц назад, поддерживал с нами ментальную связь, но вот уже неделя, как он не отзывается. Мы перестали чувствовать нашего хозяина, как будто он... В одно мгновение оказался очень-очень далеко. Поэтому мы с отцом пошли за ним, и вот сейчас отец разговаривает с Нарумией-саном, а я — с вами. Миюки-сан, помогите нам найти Санаду-семпая! Раичи всхлипывает, вытирая рукавом потрёпанной курточки мокрые глаза, и в этот момент Савамура видит в нём не древнего вампира, а обычного потерявшегося ребёнка. К горлу подкатывает ком. Короткая трель телефона Миюки извещает о новом сообщении. — А вот и Мэй-чан. Видимо, уже поговорил с твоим отцом. Итак, Раичи, все детали мы обсудим на общем собрании. Конечно же, мы найдём Санаду, но сейчас тебе нужно отдохнуть. Савамура, проводи Раичи в ванную и подбери что-нибудь из одежды. Фуруя, найди пустую комнату в общежитии. А мне нужно сделать кое-какие важные дела. Раздав указания, Миюки первым покидает кабинет.

***

Сидя в горячей ванной, Савамура наблюдает за Раичи одним глазом, но тот выглядит абсолютно спокойным. Он настолько силён, что может позволить себе полностью расслабиться на чужой территории? Или настолько наивен? Какие нравы у них там, в закрытой деревеньке на Окинаве?  — Со своими мы общаемся телепатически, — говорит вдруг Раичи, не открывая прищуренных в удовольствии глаз. — Мы веками живём вместе, поэтому наша связь очень крепка, и мы можем читать мысли друг друга. Но эта способность развивает чувствительность к эмоциям чужаков. Твои мысли я не могу прочесть, но чувствую, что ты не желаешь мне зла. И что тебя гложет любопытство. Спрашивай, Савамура Эйдзюн. — Ну ты даёшь, — борясь со смущением, усмехается Савамура. — Тогда расскажи, как вы живёте в своей деревне? Раичи непонимающе хлопает глазами. — Просто... Живём. Она называется Якуши. — О, запомню. Я имею в виду, у вас же нет денег, вы сами выращиваете фрукты, овощи и скот? Как-то распределяете обязанности между собой? А как потом делите продукты? — Да никак не делим, всё идёт на общий стол, все получают одинаковые порции, а уж её содержимым можно меняться с другими на своё усмотрение. И у нас нет, например, садовников или овцеводов — этим может заниматься каждый, мы разделяем знания, умения и обязанности поровну. Поэтому каждый брат сегодня занимается одним делом, а завтра — другим, и так по кругу обязанностей, чтобы не было споров, кто больше делает для общины.  — Классная система, мне нравится! Жаль, люди и оборотни так не смогут, мы живём слишком мало и пытаемся всё успеть... Наверное, будь у нас в запасе вечность, мир был бы совсем другим, — задумчиво проговаривает Савамура. — Но не можете же вы только работать, правильно? Чем вы занимаетесь в свободное время? — Играем в бейсбол! — Раичи подаётся вперёд и выкрикивает это с таким энтузиазмом, что Савамура шарахается от него в сторону. — Бейсбол любят все! У нас на всю общину четыре команды, мы проводим соревнования между собой, и победители турнира получают приз от Бейсбольного бога! Это может быть новая перчатка, или крутая бита, или набор мячей — приз достаётся тому, кому он нужнее всего. — Эм...  Савамура и правда не знает, что сказать на это, но Раичи вдруг хитро смотрит на него и громко смеётся: — Ну ты даёшь, повёлся! — он смеётся так сильно, что скользит по дну ванной и уходит под воду с головой, а Савамуре приходится его вытаскивать. Откашлявшись, Раичи продолжает: — Это мой отец надоумил Санаду-семпая проводить чемпионаты и поощрять победителей. Сам он в матчах не участвует, но за всеми наблюдает и всех тренирует. А ты и правда подумал, что мы какие-то дикари, поклоняющиеся богам? У нас вообще-то даже радио на солнечных батареях есть, так что мы в курсе событий. Хотя через барьер сигнал проходит так себе. Савамура краснеет и брызгает в Раичи водой. — Тебе трудно не поверить, когда ты так говоришь. — Меня мало кто воспринимает всерьёз. Не знаю, из-за внешности или из-за характера, но собеседники часто забывают про мой возраст. Вот сколько тебе лет, Савамура? — Девятнадцать весной исполнилось. А тебе?.. — Миюки-сан преувеличил, мне только девятьсот будет, — серьёзно говорит Раичи, а у Савамуры от удивления глаза на лоб лезут. — Санада-семпай обратил нас с отцом, когда сам был ещё мальчишкой, так что фактически мой отец старше одного из древнейших вампиров. Мы служили Санаде-семпаю задолго до войны кланов и всё это время были рядом с ним. А теперь он просто пропал, каждый день силы покидают нас, и если Санада-семпай не вернётся, Якуши вымрет. Мы такие беспомощные... — Эй, Раичи, ну чего ты, — неловко спрашивает Савамура, глядя, как этот почти тысячелетний вампир с лицом ребёнка шмыгает покрасневшим носом. — Найдём мы твоего Санаду! Уж поверь, если Миюки возьмётся за дело всерьёз, то землю с небом местами поменяет, но своего добьётся! — Главное, чтобы не было слишком поздно, — замечает Раичи, а потом уходит под воду, и выныривает уже с улыбкой на лице. — Ты хороший волчонок, Савамура. Я тебе верю.

***

— Мэй-чан, я же просил — без пафоса, — тянет Миюки, когда к нему в кабинет, выпятив грудь колесом, входит генерал Нарумия в белоснежно-золотистой форме с аксельбантом и с фуражкой под мышкой. По обе руки от него вышагивают ещё двое офицеров: огромный мужчина, похожий на скалу, и высокий молодой парень интеллигентного вида. Его вампиры, сразу понимает Савамура. Все такие официальные до зубовного скрежета, кроме четвёртого — средней небритости мужика в заношенном помятом костюме. По-любому, это — отец Раичи. И правда, мужик, бегло поздоровавшись со всеми, без вопросов садится к Раичи на диван, и они задумчиво замолкают. Ага, телепатия! — А ты, Казуя, мог бы хоть немного поприличнее одеться, — Нарумия кривит породистое гайдзинское лицо, окидывая взглядом дорогой пиджак Миюки, сдобренный порцией светлой кошачьей шерсти. Фуруя, стоящий по левую руку от кресла Миюки, прикрывает рот ладонью, а Савамура с Курамочи, оккупировавшие его компьютерный стол, хихикают, не стесняясь.  — Не слишком ли много посторонних? — не меняя интонации, спрашивает Нарумия. — Ты привёл свою свиту, а я — свою. Посторонних здесь нет, так что присаживайтесь и начнём, пожалуй, — спокойно говорит Миюки, указывая гостям на второй диван, который по случаю совещания Фуруя с Савамурой упёрли сегодня утром из комнаты отдыха. — Итак, что мы имеем? — начинает Миюки, но тут Нарумия вскакивает с места и, рванувшись в его сторону, сдёргивает с его носа очки. — Достал! Знаешь же, они меня бесят до зелёных чертей! Ты в них на офисный планктон похож, не могу воспринимать тебя всерьёз! — Господи, Мэй, лучше бы и дальше на пафосе выезжал, — хохочет Миюки, а вампиры Нарумии лишь одаривают его сочувствующими взглядами. Тоже, поди, намучились с таким шефом, бедные... Савамура с интересом разглядывает лицо Миюки: он такой непривычный, кажется серьёзным и уже совсем не походит на его ровесника. Очки делают из него этакого доброго безобидного ботаника, глаза в оправе кажутся больше, без этого хищного прищура, с которым Миюки смотрит теперь на всех собравшихся. Он пугает. Будто вместе с очками исчезла решётка, отделяющая опасного хищника от остального мира. Тихий скрежет заставляет Савамуру отвлечься — сидящий рядом Курамочи впивается отросшими когтями в стол и неотрывно смотрит на Нарумию горящими янтарными глазами. Не замечает даже, как настороженно следят за ним кровососы в кителях, и Савамуре приходится ткнуть семпая локтем, чтобы взял себя в руки.  — Не сейчас, — шипит Савамура, когда Курамочи злобно зыркает на него. — Ну что, все успокоились? — спрашивает Миюки, награждая убийственным взглядом как Курамочи, так и Нарумию, который остался сидеть на краю его стола. — У нас тут дело неотложное, так что кончайте дурью маяться. — Одно из самых могущественных существ мира потерялось по дороге с Окинавы в Токио, а его подопечные даже не в курсе, как и когда это произошло, — вставляет свои пять копеек Нарумия, вертя в руках очки Миюки. — Восемь дней, три часа и двенадцать минут назад где-то в Минато — там находился Санада, когда я в последний раз чувствовал его, — говорит отец Раичи. — А вас как зовут? - вклинивается Савамура. — Э... Тодороки Райзо, — отвечает тот. — Давайте тогда уж все представимся... — Миюки, Фуруя, Савамура, Курамочи, дважды Тодороки, Ицки, Маса-сан и Нарумия Мэй, — перечисляет Нарумия, поочерёдно тыкая во всех пальцем. — Познакомились, едем дальше. Санада исчез раньше, чем началось нашествие насекомых-мутантов, значит, теоретически это может быть его рук дело. — Санада-семпай бы никогда!.. — Мы отработаем все версии, — Миюки перебивает Раичи и продолжает мысль Мэя. — Первое нашествие тварей произошло в лесах близ Якуши. После чего Санада направляется в Токио — и здесь тоже появляются твари. Совпадение? Возможно. У Санады нет мотивов, если только он не сошёл с ума от длительной изоляции. Райзо, Раичи, припомните, не выкидывал ли он чего-либо странного? Вы очень долго живёте вместе, наверняка знаете все его привычки, и любое отклонение могло броситься в глаза. — Нет, мы уже думали над этим — всё было в порядке до тех пор, пока не пропал Томоки, — сказал Райзо. — Вот, кстати, важный аспект — двое вампиров исчезли бесследно. Вы перестали их чувствовать, значит, их убили? Но кто и как способен убить обращённого вампира? — снова влезает Савамура и вздрагивает, когда в него упираются семь пар вампирских глаз. Тогда он очень остро понимает, что они с Курамочи здесь единственные оборотни. — Ну так что, мы отрабатываем версии или в молчанку играем? — Окончательно убить вампира может только другой вампир. И для этого нужен ритуал. Магия крови, — говорит Миюки. — Магия? Чё, серьёзно, что ли?! А-а, я так и знал, что эти ваши штуки за гранью нормального! — сокрушается Савамура.  — А ты что, думал, от простого укуса можно стать вампиром? Это тебе не вирус какой-нибудь, — закатывает глаза Нарумия. — Как был идиотом, так и остался, Щенок. Теперь уже Курамочи приходится пихать Савамуру локтем, чтобы не ляпнул лишнего. — Но древний ритуал знают лишь высшие, — замечает Маса-сан, отвлекая от нарастающего конфликта. — Если только Санада не передал свои знания кому-то ещё, — Нарумия косится на Райзо. — Или если кто-то не нашёл Кровавую Библию, — пожимает плечами тот. — Что уставились? Я просто пошутил. Вы же не думаете... — Час от часу не легче! Что ещё за Библия? — спрашивает Савамура. — Теперь уже просто сказка для новообращённых. Полное собрание древних заклинаний и ритуалов магии крови, — отвечает Мэй. — Война кланов началась из-за неё, но после этой мясорубки книга сгинула. Мы с Миюки и Санадой договорились, что кто найдёт Библию, тот и будет главным. Веками искали — безрезультатно. В конце концов пришлось уживаться. Ну, Санада умнее всех поступил — сколотил себе собственное царство и жил спокойно...  — Стоп-стоп! Так вы, получается, в глаза эту Библию не видели? А откуда тогда ритуал знаете?  — Некоторые знания передаются из поколения в поколение. Как избавиться от ближнего — самый важный рецепт, — усмехается Миюки. — Правда, больше ничего полезного отец мне в наследство не оставил. — Никаких больше ритуалов? — Нет, — сознаётся Миюки, и Нарумия подтверждает его слова кивком. — Так, так... О, Раичи! Ты вчера говорил, что вашу деревню окружает барьер — а он не магический, случаем? — прищёлкивая пальцами, спрашивает Савамура. — Эм, да, наверное... Пап? — Определённо, — подтверждает Райзо и почёсывает щетину на подбородке. — Если подумать, наводнения, землетрясения и цунами всегда обходили нас стороной, даже когда близлежащие людские города страдали от катаклизмов. Никогда не задумывался, что этот барьер мог быть не простой бытовой вампирской магией — мне, обращённому, сложно представить реальную силу высшего. Но если барьер и правда был возведён с помощью ритуала, то всё встаёт на свои места, — нехотя соглашается он. — Неужели Санада всё-таки нашёл Библию и спрятал её от нас подальше на своей Окинаве? Серьёзно, вот так просто?! — удивляется Нарумия. — А нам и в голову не могло прийти, что кому-то такая власть может быть попросту не нужна, — усмехается Миюки. — Да, лоханулись мы знатно. С другой стороны, мы и без этой книги неплохо устроились, и даже не поубивали друг друга. — Это ненадолго, — фыркает Нарумия, но на его губах видна бледная улыбка. — И из мозгового штурма мы имеем: Санада упёр Кровавую Библию и прятал её ото всех. Кто-то прознал о ней и упёр у Санады, попутно призвав грёбаных мутантов. Санада решил вернуть Библию и сгинул в Токио, который атакуют те же грёбаные мутанты! Значит, в нашем — в нашем, слышишь, Миюки? — Токио засел психопат-вампир с опаснейшим артефактом всех времён, а мы даже не представляем, где его искать! — И что случилось с Санадой-семпаем? Он ведь точно жив, иначе мы с отцом тоже погибли бы! — Скорее всего, он нужен нашему психопату живым. Всё-таки Кровавая Библия — чтиво не для обращённых, у них просто не хватит сил на большую часть ритуалов. Нужен чистокровный. А кто знает — может, с помощью книги обращённый может подчинить волю высшего? — Миюки замолкает, покусывая нижнюю губу клыком, а после заключает: — Мы в дерьме по уши. — Спасибо, блядь, Шерлок. — Всегда пожалуйста, Ватсон. Нарумия пихает Миюки кулаком в плечо, а тот ловко уворачивается и забирает у него свои очки, снова водружая их на нос. Едва ли язык Нарумии не показывает. Тысячелетние вампиры! Начальники двух самых серьёзных организаций в Японии! Тьфу... — Ну так какой план действий? Как будем искать свихнувшегося упыря? — нетерпеливо спрашивает Савамура. — Монстры, — впервые за всё совещание подаёт голос Курамочи. Савамура невольно отмечает ранку на его нижней губе, точно как у Миюки — значит, всё это время он над чем-то упорно думал. Семпай умный, хоть и тщательно скрывает это. — Геолокация тревожных вызовов. Савамура, помнишь? Они все были в районе Минато, и чем ближе к Токийской башне, тем больше было тварей.  — И Санада-семпай пропал в Минато! — напоминает Раичи. — Это только предположение, но, думаю, нам придётся вернуться в Шибу и начинать поиски оттуда. — Шиба — один из самых популярных парков Токио. Думаешь, никто не заметил бы, если б там обосновался вампир-психопат? — фыркает молчавший до этого Ицки. — На Окинаве уже шестьсот лет стоит никем не замеченный город, населённый вампирами. Не знаю, на что ещё способна эта ваша книженция, но других предложений ведь нет? — уточняет Курамочи, оглядывая всех присутствующих. — Райзо, с вами всё в порядке? Тодороки щурится и массирует висок. — Так много людей вокруг, много чужих эмоций — сложно справиться. В дороге ещё можно было терпеть, но в столице мигрень не проходит. — А вчера вы выглядели неплохо, — замечает Нарумия, настораживаясь. — Вчера и башка так не трещала, — огрызается Райзо в ответ. — Возможно, потому, что штаб ОБН находится на границе Чуо и Минато? Раичи, а ты ничего странного не чувствуешь? — спрашивает Миюки. — Нет, но у отца связь с Санадой-семпаем гораздо крепче, чем у меня. Может... Может, Санада-семпай пытается связаться с отцом, но ему что-то мешает? Ай! — вскрикивает Раичи, тоже хватаясь за голову, а Райзо сгибается пополам, вцепляясь пальцами в волосы. — Эй, что за фигня?! — Савамура подскакивает со своего места и бросается к Раичи. — Вот теперь даже я чувствую, — говорит Нарумия. — И я, — кивает Миюки, выходит из-за стола и присаживается напротив Райзо. — Это Санада? Вы слышите его? — Слышу, чёрт возьми, — хрипит Райзо. — Слышу, понял! Хватит!!! — кричит он и тут же переходит на шёпот. — Принц Парк отель, подземная...  В следующую секунду его глаза стекленеют, и он кулем заваливается Миюки на руки. Раичи поднимает голову, вытирает выступившие на глазах слёзы и растерянно хлопает глазами, глядя, как Миюки укладывает потерявшего сознание Райзо на диван. — Ты в порядке? — спрашивает Савамура. — Слышал что-нибудь? — Ничего, кроме жуткого писка, — отвечает тот. — А что с папой? — Кажется, Санада с ним всё-таки поговорил. Пора мобилизоваться. Миюки, собирай своих, встречаемся через час у восточного въезда в Шибу, — хорошо поставленным голосом заявляет Нарумия и вместе со своими подопечными выскальзывает за дверь. — Курамочи, Савамура, собираемся. Раичи? — Я с вами, это не обсуждается. — Я и не сомневался. Ребята, экипируйте нашего гостя, да и мне пора стряхнуть пыль с формы. Фуруя, ты останешься за старшего. — Я тоже иду с вами, — бескомпромиссно заявляет тот. — Фуруя, — ласково зовёт Миюки, и у всех в комнате по коже пробегает холодок. — Ты как минимум год не вылезешь с тренировочного полигона, прежде чем я пущу тебя в поле. Вопросы есть? — Н-никак нет, — понуро отвечает тот. — Вот и чудненько! Через двадцать минут сбор у меня в кабинете, все должны быть готовыми спуститься хоть в самый ад. Выполнять!

***

Савамура неуютно передёргивает плечами, когда их джип подъезжает к парку Шиба — воспоминания о недавнем задании ещё слишком свежи. Курамочи тоже нервничает, покусывая губу, но Савамура его не трогает — для них это нормально, возвращаться с поля боя на больничную койку, а оттуда сразу снова в пекло. Принц Парк отель вырастает из зелени бело-голубой громадиной, а по правую руку от него поодаль высится Токийская телебашня. Полиция уже эвакуировала всех постояльцев и персонал и оцепила территорию, так что случайных жертв быть не должно, даже если здание обрушится. Лучше бы, конечно, ничего не рушить, но Райзо сказал, что Санада на подземной парковке. Их всех может похоронить под тоннами бетона. Вампиры-то выберутся, а вот люди и оборотни...  Миюки наверняка тоже думает об этом: его аура впервые на памяти Савамуры не жжёт огнём и не вымораживает холодом — она потрескивает, будто наэлектризованная, щиплет кожу, и даже дышать рядом с ним неприятно. Очки в этот раз он не надевает, и взгляд алых глаз заставляет Савамуру вздрагивать каждый раз, как Миюки вскользь смотрит на него. У Раичи тоже глаза светятся алым, но он кажется абсолютно спокойным — уверенным в том, что операция пройдёт успешно. Савамура в очередной раз смотрит на заученный план здания и надеется, что сегодня никто из его знакомых не умрёт. Джип останавливается, и они вчетвером спрыгивают на нагретый солнцем асфальт у въезда на подземную парковку. От ОБН всего приехали пять машин вместе с медиками, и лучшие оперативники организации выстраиваются в шеренги рядом с уже построившимися спецотрядами полиции.  Миюки становится плечом к плечу с Нарумией. Они обмениваются парой фраз, выразительными взглядами, и Миюки делает шаг вперёд. — Это совместная операция полиции и ОБН. Наш враг — уже известные вам насекомоподобные мутанты, наша основная цель — вампир, который ими управляет. Первая группа захвата, отряды ОБН Коминато, Маэзоно, Ширасу, идёте в авангарде через парковку, — громко чеканит Миюки, и названные тут же выстраиваются боевым построением у самого входа. — Отряды полиции Ласточка, Сыч, Ястреб — обеспечиваете прикрытие отрядам ОБН первой группы захвата. Командующий — полковник Харада, — отдаёт приказ Нарумия. — Отряды Кукушка, Сокол, Ворон — остаётесь наготове в группе поддержки, — полицейские тоже приходят в движение. — Вторая группа захвата, отряд ОБН Курамочи, под моё личное командование. Спускаемся через шахту лифта. — Отряды полиции Коршун, Синица — охрана шахт лифта и первого этажа здания. Командующий — майор Тадано. Савамуре в голову приходит дурацкая мысль: почему у отрядов полиции есть названия, а у них — только фамилия старшего? В отряде ведь по два-три человека... И сегодня он снова в связке с Курамочи — значит, они вместе с Миюки и Раичи полезут в шахту. — Лифты заблокировали на самом нижнем, третьем уровне подземной парковки, вот туда-то нам и надо, — говорит Нарумия, отдав полицейским последние распоряжения. — Здание обесточат через две минуты, вперёд! — А чего он с нами? - спрашивает Савамура, едва поспевая в ногу с Миюки. — Это дело вампиров. По-хорошему, мы вообще не должны впутывать в это людей и оборотней, но по долгу службы не имеем права ставить под удар центр столицы. Поэтому, Савамура, просто будь осторожен. И не разевай рот, если вдруг увидишь что-то выходящее за рамки твоего понимания, — подмигивает Миюки. — И что это значит? — растеряно спрашивает Савамура, но не успевает получить ответ. — Двадцать секунд до отключения электричества! — предупреждает Нарумия. Савамура с Курамочи раздвигают двери шахты и фиксируют страховочные тросы на опорных балках. Миюки смотрит в чёрную бездну красными горящими глазами, заключает: «Чисто! Пошли!» — и они прыгают в густую непроглядную тьму.

***

— Как-то тут слишком тихо и пусто, не находите? — всё-таки спрашивает Савамура спустя пять минут их продвижения вдоль бетонной стены. — Может, Райзо ошибся? Вокруг ни машин, ни монстров, только толстые бетонные опоры и полосатая разметка, наверняка чёрно-жёлтая, но с волчьим зрением Савамура не различает цветов. — Нет, Санада-семпай близко, я его чувствую! — громко шепчет Раичи. — Где-то совсем рядом... — За стеной, — говорит вдруг Миюки, ощупывая сплошную на вид бетонную поверхность. — И там не только он. Слышите, как копошатся твари? Савамура напрягает слух изо всех сил, но не слышит ни черта. — Вряд ли нам тут выстелят красную ковровую дорожку ко входу. Жахнем? — спрашивает Курамочи. — Особого выбора у нас нет, — соглашается Мэй и снимает с пояса ручную гранату. — Разойтись! Савамура едва успевает спрятаться за опору, как гремит взрыв, и тут же сбоку раздаётся стрекот автомата. Он и моргнуть не успевает, а к его ногам уже подползает шустрый паук ростом до колена — от неожиданности Савамура пинает его сапогом и только потом прошивает автоматной очередью. То ли эти мутанты слабее, то ли лаборанты снова совершенствовали арсенал, но в этот раз пули не отскакивают, а без проблем проламывают толстые хитиновые панцири. Больших монстров пока не видно, но этих мелких пауков просто море — Савамура меняет уже третью обойму, а им всё конца и края нет. — Савамура, иди сюда, а то под раздачу попадёшь, — окликает Курамочи, и Савамура ломится на его голос, наступая прямо на попадающихся под ноги тварей.  Ещё пара гранат — и пауков становится значительно меньше, на их добивание у отряда уходит минуты три.  — Вроде закончились... Фух, мы на них почти все боеприпасы извели, — замечает Курамочи. — Вряд ли это была защита, скорее сигнализация. Мы столько шума наделали, — говорит Миюки, отпинывая со своего пути трупик с загнувшимися лапками. — А у кого-нибудь есть огнемёт? — спрашивает Нарумия. — Он был бы очень кстати. За стеной, которую они подорвали, оказывается ещё одна стена — из паутины, и где-то далеко за ней виден мерцающий свет. — Гадость какая, — морщится Курамочи. — Попробуем мачете? — Попробуем, — соглашается Савамура. Запылённая паутина режется на удивление легко, будто рисовая бумага, и никакие монстры пока не маячат на горизонте. Раичи тоже хватается за мачете и рвётся вперёд. — Он там, Санада-семпай там! Ещё немного! — Эй, Раичи, успокойся, — зовёт Миюки. — Не забывай об осторожности! Но Раичи его будто не слышит — разрубает последний слой паутины и, не оглядываясь по сторонам, бежит вперёд. — Раичи, стой! — кричит Савамура, бросаясь за ним следом. Впереди слышится короткий вскрик, мелькает вспышка, и Савамуру сносит назад мощным ударом, он даже понять ничего не успевает, настолько быстро всё происходит. Дышать нечем, и в голове звенит от удара о каменный пол. — Савамура, живой? — Курамочи придерживает его под спину и легонько встряхивает за плечи. — А? Чё случилось? — пытаясь проморгаться, спрашивает Савамура. — Из тебя получилась отличная подушка безопасности! Если б не ты, Раичи наверняка сломал бы себе шею. Не смертельно, но неприятно, — отвечает ему Нарумия. — Впереди барьер, а этот идиот нарвался на него с разбегу.  Курамочи помогает Савамуре сесть, и тот наконец оглядывается. Они попали в самую настоящую пещеру с неровными каменными стенами и странным освещением в виде зависших прямо в воздухе летающих шаров рыже-красного цвета.  — Кем бы ни был наш упырь, в попсовом фэнтези он подкован неплохо, — замечает Савамура. — Раз шутишь, значит, в порядке, — заключает Курамочи. Рядом Раичи открывает осоловелые глаза и медленно садится на полу. — Эй, не делай так больше, — ворчит Савамура, потирая растущую на затылке шишку. — Я не могу сопротивляться, Санада-семпай так отчаянно зовёт меня!  Раичи вжимается лицом в колени и обхватывает их руками, плечи у него заметно дрожат. Нарумия вдруг подходит к нему и опускается рядом на одно колено. Гладит по голове, заставляя Раичи поднять лицо, цепляет пальцами подбородок и, низко наклонившись, заглядывает в его широко распахнутые глаза своими, алыми и пылающими. Савамуру до кончиков пальцев пробирает приятная дрожь — снова эти вампирские штучки! А он сам выглядел так же тупо в тот раз, когда Нарумия обрабатывал его? — Ну как, полегчало? — спрашивает Нарумия, отпустив Раичи. — Да, спасибо. — Я нашёл руны, — зовёт тем временем Миюки. — Мэй, иди сюда. — Руны? — с любопытством спрашивает Савамура, поднимаясь на ноги и помогая Раичи встать. — Магия крови освобождается с помощью формы рун и, собственно, вампирской крови, — объясняет Миюки, попутно соскабливая ножом со стены какой-то чёрный каракуль. Нарумия занимается тем же, но с противоположной стороны. — Барьер снят, идём дальше. Дальше просторная пещера сужается, пока не становится похожа на петляющий, уходящий вниз тоннель. Несколько раз приходится остановиться на развилках, но Раичи уверенно показывает, где находится Санада. Они идут вперёд, пока не попадают в очередной просторный зал. Стены здесь гораздо ровнее, да и пол тоже, и, в общем, на пещеру помещение уже не походит, хотя освещается всё теми же летающими шарами. Савамура оглядывается по сторонам и аккуратно подходит к огроменной стеклянной банке, в которой, скрючившись, плавает мутант, похожий на смесь скорпиона с хрен знает чем. Жутковатое зрелище. Разглядывать остальные банки, расставленные вдоль стен, ему уже совсем не хочется. — С-санада-семпай, — на грани слышимости выдыхает Раичи, но Миюки заранее удерживает его за руку. — Эм... А где он? — спрашивает Савамура, подходя ближе. — Стоп, вот это — он?! В центре зала стоит самый обычный хирургический стол, а на нём лежит... Мумия. Назвать это вампиром у Савамуры язык не поворачивается. Всё иссохшее тело Санады покрыто рунной вязью и утыкано катетерами с трубками, уходящими куда-то в сторону. Савамура аккуратно ступает туда и видит небольшую лабораторию, мало чем отличающуюся от той, где Набе с Харуно делают анализы крови. Чужая ледяная аура обрушивается на него, словно горный водопад. Савамура разворачивается и в ужасе делает шаг назад. Оно — большое, горбатое, серое, с красными глазами, неравномерно покрытое костяными наростами — не бежит и не подходит. Оно надвигается, как туча на солнце, быстро, неотвратимо, и Савамура застывает, понимая, что сбежать всё равно не получится. Автоматная очередь приводит его в сознание, но слишком поздно. Если бы не Миюки, появившийся словно из ниоткуда и дёрнувший его в сторону — Савамуре пришёл бы конец. — Что это за срань такая?! — орёт Савамура, пытаясь перекричать выстрелы. — Судя по всему, это и есть наш упырь. Но что превратило его в это, я не представляю.  Савамура сглатывает сухим горлом и оценивает обстановку: Раичи носится вокруг Санады, стирает руны с его тела и отсоединяет катетеры, Нарумия с Курамочи обстреливают упыря, но, кажется, безрезультатно. Вдруг что-то меняется — упырь ревёт так громко, что с потолка сыплется песок и мелкие камни, а в следующую секунду от него во все стороны разлетаются красные молнии. Нарумия успевает спрятаться за одним из перевёрнутых столов, а Курамочи откидывает в стену почти под самый потолок, и он с глухим хлопком валится на пол лицом вниз. И больше не шевелится. Савамура вздрагивает и вырывается из рук Миюки, когда тот стискивает его плечи до хруста в костях. До Савамуры ещё просто не дошло... Нарумия, который был к Курамочи ближе всех, проверяет пульс. Глядя на Миюки, поджимает губы и качает головой. Из шокового состояния Савамуру выводит обжигающая боль — не холод и не жар, всё вместе, концентрированное и едкое, словно кислота. Нарумия оказывается рядом за долю секунды и умудряется поднять и Савамуру, и... тело... Курамочи-семпая... — Раичи, сюда, живо! Сейчас пиздец будет, бежим! — кричит Нарумия. Савамура вообще перестаёт соображать, что происходит. Миюки корчится и воет, сжимаясь в комок на полу, одежда на нём рвётся, и из его спины, словно из кокона, появляются чёрные перепончатые крылья. Они расправляются — огромные, страшные, — и это существо уже не похоже на Миюки Казую. Человеческая кожа лопается, обнажая глянцево-бордовые бугрящиеся мышц, огромные когти вспахивают каменный пол, словно рыхлую землю, длинные клыки наполняют пасть, которую уже не назвать ртом. Его глаза горят кровавым огнём и безумием, его аура выжигает в Савамуре всё человеческое, оставляя лишь животные инстинкты, которые вопят от ужаса и требуют бежать как можно дальше от этого монстра. Даже когда они скрываются за поворотом коридора и Савамура больше не видит происходящего, легче ему не становится — он пытается вырваться из рук Нарумии, но тот не пускает, а отвешивает мощную пощёчину. Боль слегка отрезвляет, но вместе с ней приходит и осознание ситуации: Курамочи-семпай мёртв, а Миюки превратился в нечто ужасное, и...  — Эй, Савамура, приди в себя! Успокойся! — кричит Нарумия ему в лицо, а Савамура задыхается от слёз. Как тут успокоиться? Как?! Курамочи-семпай... Савамура отталкивает руки Нарумии, цепляется за куртку Курамочи и, вжавшись лицом в его грудь, воет от боли и бессилия. А потом вдруг слышит... Показалось? За стеной идёт жуткая борьба двух монстров, стены содрогаются от ударов, по коридору эхом проносится вой, а Савамура прижимается ухом к груди Курамочи и слышит стук его сердца. — Он живой, живой! — кричит Савамура, поднимая на Нарумию заплаканные глаза. — Конечно, живой, просто отрубился, — подтверждает тот. — Но зачем ты?.. — Казуе нужен был триггер. Он мне, конечно, голову оторвёт, но иначе против того упыря у нас не было ни шанса. — Какой же ты ублюдок, Нарумия Мэй, — всхлипывает Савамура. — А Миюки... Он ведь станет прежним? — Станет. Он не раз проворачивал этот фокус. Слышал, как он расправился с гулями в канализации? Тогда кто-то из ваших погиб. — Рё-сан, — подтверждает Савамура. — Точно, Коминато. Это триггер для Казуи — смерть близкого человека. В теории я тоже могу превращаться в крылатую херню, но своего триггера пока не нашёл. Нарумия, видимо, устав от откровений, умолкает, откидывается на стену и прикрывает глаза, а Савамура прижимает Курамочи к себе и держит руку на его бьющемся пульсе. Раичи тем временем разгрызает собственные вены на запястье и подставляет рану к пересохшему рту Санады. В запавших чёрных глазах вспыхивают красные искры, и Санада довольно резво для мумии впивается длинными клыками в подставленную руку. Сосёт жадно и голодно, а Раичи только едва заметно морщится, но всё равно улыбается и перебирает пальцами пропылившиеся чёрные волосы. Савамура без понятия, сколько времени проходит так. Раичи бледнеет, у него едва хватает сил держать глаза открытыми, но он всё равно не отнимает руку, пока Санада не становится похож пусть и на обезвоженного, но всё-таки живого вампира. Он сам вытаскивает клыки и приобнимает упавшего ему на грудь Раичи одной рукой. Наверняка они сейчас мысленно общаются... Тишина сваливается на них слишком внезапно, и кашель Курамочи кажется невероятно громким. Он переворачивается, скатываясь с коленей Савамуры, и неловко пытается встать на ноги. — Семпай, ты чего творишь?! — тут же подрывается Савамура и поддерживает его, закинув руку к себе на плечо. — Миюки, — хрипит Курамочи. — Что с ним? — Он как раз закончил, можешь обрадовать его своим воскрешением, — ухмыляется Нарумия. Савамура помогает Курамочи идти, а вампиры остаются в коридоре. По лаборатории будто тайфун прошёл: колбы с тварями разбиты, оборудование погребено под обломками камня, от множества светящихся шаров осталась лишь три штуки, а по стенам живописно размазаны внутренности. Невыносимо воняет кровью и формалином. Миюки стоит посреди этого бардака, весь в крови и грязи, голый, заметно похудевший, и оглядывается по сторонам безумным взглядом, будто не понимает, кто он и как сюда попал. А потом его глаза останавливаются на них. — Эй, — тихо зовёт Курамочи, отпуская Савамуру и делая шаг навстречу. — Ты снова разбушевался. Миюки тоже тянется вперёд, но едва не падает, и всё-таки Курамочи успевает подхватить его. Они вместе опускаются на колени, Миюки обнимает Курамочи за шею, и Савамура видит, как крепко сжимаются его пальцы на грязной ткани куртки. — Ж-живой, — выдыхает Миюки едва слышно. — Живой. Никуда я от тебя не денусь. Миюки всхлипывает. Снова и снова, пока не начинает рыдать в голос. У Савамуры сердце больно сжимается — от радости, от чужих эмоций, и у самого слёзы наворачиваются на глаза. Он аккуратно отступает назад и скрывается в коридоре, чтобы не мешать этим двоим.  А вернувшись на прежнее место, не обнаруживает Нарумию. — Он ушёл командовать, сказал, пришлёт медиков, — поясняет Санада. Голос у него ещё хриплый, но вполне бодрый, и Савамура в очередной раз удивляется, какие же поразительные существа эти высшие вампиры. Раичи же мирно сопит у Санады под боком. — Меня зовут Савамура Эйдзюн, — вдруг вспомнив о приличиях, говорит Савамура. — Тебя я знаю, а вот кем был тот монстр? — Мой бывший подопечный, — отведя взгляд, отвечает Санада. — Томоки или Аки? Кто из них украл Кровавую Библию? — А ты, я смотрю, осведомлён, — Санада ухмыляется. — Томоки. Не знаю, как он узнал про Библию и где я её прячу, но с её помощью он разорвал нашу связь и скрылся от меня. Хотел объединиться с Акибой, а тот отказался, и Томоки убил его. Потом заманил меня в ловушку здесь, в Токио, и, не поверишь, пытался переливать мою кровь себе, чтобы стать чистокровным... Ну, ты видел, во что он превратился, да и мозгами совсем поехал. Одни несчастья от этой проклятой Библии. — Так она здесь? — спрашивает Савамура. Санада разглядывает его своими чернющими ожившими глазами, будто рентгеном сканирует, и что-то для себя решает. Правда, что ли, мысли читает? — Не читаю, — невинно улыбается Санада и тут же прикрывает рот рукой. — Ой, прости. Савамура пялится на него во все глаза, а потом громко, очень громко думает о том, что все трое высших — просто отменные мудаки! — Так что там с Библией? — напоминает он. — Я скажу тебе. Ты ведь понимаешь, что она ни в коем случае не должна попасть в руки Мэя или Казуи? Они за неё и друг другу глотки перегрызут, и всю Японию в расход пустят. В этой книге нет ничего хорошего, она в самом деле сводит вампиров с ума. Я и сам едва не поддался её влиянию, знаю, о чём говорю. Библию нужно уничтожить. Поможешь мне с этим, Савамура Эйдзюн? Савамура соглашается без колебаний.

***

После той знаменательной операции прошло две недели. Отрядам удалось сдержать наплыв насекомоподобных монстров, и ни одна тварь не прошмыгнула за оцепление. Потерь не было ни в рядах полиции, ни в ОБН.  Райзо и Раичи совместными усилиями откормили Санаду. Миюки набил рожу Нарумии, после чего простил ему ту выходку с Курамочи.  После обыска пещеры Кровавую Библию так и не удалось найти. Миюки с Нарумией бесновались, а Санада загадочно молчал. Никто и предположить не мог, что опаснейший артефакт всех времён хранится под кроватью одного из оборотней-оперативников ОБН. Впрочем, никто об этом так и не узнал.  Санада, набравшись достаточно сил, сбежал из лазарета в зелёную часть сада Хамарикю и подготовил всё нужное для ритуала, а потом поставил остальных высших перед фактом: сегодня они уничтожат Кровавую Библию. — А я тебе говорю, что это самая идиотская идея, которая только может прийти в голову вампиру! — Нарумия не прекращает нудеть с тех пор, как переступил порог кабинета Миюки этим утром. — Наши предки уничтожали друг друга за это сокровище! — Хочешь повторить их судьбу? — спрашивает Миюки с улыбкой, но голос его серьёзен. — Нужно просто правильно использовать её, — не сдаётся Нарумия. — Нельзя "правильно" использовать вещь, которая способна только разрушать, — категорично отрезает Санада. — И в любом случае, мы же договаривались: кто первый найдёт Библию, тот и будет главным. Я её нашёл, и это моё решение. — Поддерживаю, — соглашается Миюки. — А я не буду вам помогать! — заявляет Нарумия, совершенно по-детски надув губы и сложив руки на груди. — Мэй-чан, не веди себя, как ребёнок, — примирительно говорит Санада, толкая его плечом. — Мы почти тысячелетие прекрасно обходились без Библии. Разве тебя не устраивает твоя нынешняя жизнь? Чины и звания, высокое положение в обществе, всеобщее уважение и власть — неужели ещё не самореализовался? — В детстве Мэй-чан мечтал стать властелином мира, — смеётся Миюки, и Нарумия пихает его кулаком под рёбра, а на светлой коже очень явно проступает румянец. — А ещё бегал за мной и пытался сманить в свой клан. — Каюсь, я был молод, глуп, и у меня был отвратительный вкус! Санада искренне смеётся, глядя на этих двоих. — Я, конечно, соскучился по вашим милым перепалкам, но у нас ещё есть дело...

***

— А-а-а, у меня глаза слепнут от сияния этой троицы! — жалуется Савамура, отходя от окна. — Вампиры — ужасны! Ой, нет, Фуруя, это я не про тебя, а вон про тех, — указывая пальцем на удаляющихся вглубь сада высших, поясняет он. Фуруя, впрочем, как обычно, молчит, подставляя лицо солнечным лучам. И Савамура всё-таки решается: — Слушай, Фуруя. Давай отпросимся у Миюки, возьмём выходной и сходим погулять? — спрашивает он, и вот теперь Фуруя реагирует, удивлённо глядя на Савамуру. — Ты столько в своём компьютерном склепе просидел! Я... Я соскучился по тебе.  — Савамура... — Пойдём в зоопарк, а? Тебе ведь давно хочется, я прав? — Савамуру несёт. — И на Одайбу съездим, покатаемся на колесе обозрения! До вечера будем кататься, а потом любоваться подсветкой на Радужном мосту! Можно ещё Окумуру и Сето с собой взять, а то Волчонок тоже тут взаперти сидит... Савамура замолкает, когда Фуруя кладёт тяжёлую прохладную ладонь ему на плечо и неловко прижимает его к себе. Это полуобъятие совсем не похоже на то, что было в больнице в их первую встречу. Им ещё многое предстоит наверстать. А от Фуруи уже давно не пахнет смертью. Кто вообще придумал, что вампиры — это нежить? Да они самые живые из всех живых! — Спасибо, — говорит Фуруя, и его голос вибрирует в груди у Савамуры под ухом. — Пока не за что. Вот сейчас Миюки закончит, и сразу отпросимся!  — А куда они пошли? — спрашивает Фуруя, нехотя отпуская Савамуру. — Избавлять мир от вселенского зла! — отвечает тот с улыбкой, и это абсолютная правда.

***

— Савамура, Фуруя-семпай, идёмте уже на колесо обозрения, Кошу мне скоро куртку порвёт, — жалуется Сето. И правда, Окумура последние десять минут так и тянет его ко входу, ухватив за рукав. И Савамура сам бы с удовольствием пошёл, но Фуруя буксует, и ему совершенно непонятно, почему. Тут он видит, как из дверей холла выходит парочка: девушка улыбается и бурно жестикулирует, а у парня лицо имеет нежно-зелёный оттенок без следа радости — и до Савамуры доходит... — Эй, Сето, держи билеты, сходите без нас. Мы пока... Купим чего-нибудь вкусненького, хорошо? — улыбается Савамура. — Ладно, тогда встретимся на этом месте? — уточняет Сето. — Ага, если что — звоните, — напутствует Савамура и оборачивается к Фуруе. — Что ж ты не сказал, что высоты боишься? — Ничего я не боюсь, — бурчит Фуруя и прячет взгляд, полыхая смущением. — Такими темпами Миюки тебя ни за что в опергруппу не отдаст! — Говорю же, не боюсь я. Просто есть хочу. Пойдём купим такояки. — Ладно-ладно, как скажешь, — сдаётся Савамура, устремляясь к палатке с едой. — Но нормативы ты завалишь. Фуруя отмалчивается. Они покупают чай, такояки, данго и яблоки в карамели и устраиваются за столиком уличного кафе, откуда открывается вид на уже подсвеченное разноцветными огнями колесо обозрения. Савамура откровенно наслаждается вечером: давно он не выбирался на отдых в город, а Фуруя — так и подавно. — Спасибо, — говорит вдруг Фуруя. — Теперь уже можно сказать это? Савамура запивает сладкий рис чаем и отвечает: — Можем гулять каждые выходные, и других с собой вытаскивать. — Давай в следующий раз... Вдвоём. Только вдвоём. Я хочу посмотреть с тобой на фейерверки. — Романтика, ночь, разноцветные искры в небе... А ты будешь держать меня за руку... и рассказывать, как компилируется ядро? — теперь Савамура смеётся в голос, но заметив пыхнувший от Фуруи холодок обиды, тут же затыкается. — Прости, конечно сходим, — соглашается он. — Тогда... — Фуруя не успевает договорить — его прерывает громкий скрежет металла. Савамура вскакивает с места, вмиг позабыв про еду, и бросается к колесу обозрения — он точно слышал, что звук шёл оттуда, и ничего хорошего это означать не может. Скрежет повторяется, люди выбегают из холла, а некоторые смотрят вверх, разинув рты. Савамура в панике ищет глазами Сето и Окумуру.  Колесо останавливается и вздрагивает, кабинки шатаются, как яблоки на раскаченной ветке, и одна из них, будто в замедленной съёмке, срывается вниз. Половина иллюминации на колесе отключается, но Савамура и так прекрасно видит, что отвалившаяся кабинка приминает ту, что была ниже неё, и, отскочив в сторону, вдребезги разбивается об асфальт — запаха крови не слышно, пустая, — а у нижней отваливается дверь, и оттуда едва не падает человек. Точнее, оборотень — пушистый лисий хвост испуганно поджимается между ног, а Сето держится только одной рукой и вряд ли продержится долго. — Стой, Савамура! — Фуруя дёргает его за руку. — Ты разобьёшься! — Там Сето и Окумура! Ты только посмотри! Сето долго не протянет, а Окумура — всего лишь беспомощный щенок! Он ничего не сможет сделать! Ничего! — истерично кричит Савамура. Глаза застилают слёзы и давние воспоминания о том, как смотрел на окрашенную кровью замершую улыбку матери и ничего не мог сделать, даже позвать на помощь не мог!  — Савамура, ты меня слышишь? Успокойся и жди здесь. Оставь это дело мне. — Фуруя... — Поверь мне, я спасу их.

***

Окумура пытается не метаться по кабинке — та опасно раскачивается и трещит от малейшего движения. Ему страшно, так страшно, как было только один раз в жизни — в тот день, когда он впервые обернулся и уже не смог стать человеком. Теперь он просто беспомощно скулит, а пальцы Сето, белые от напряжения, вот-вот разожмутся, и Окумура не знает что делать! Если бы он мог обернуться, если бы у него были руки... — Кошу, всё в порядке, не беспокойся, — задыхаясь, говорит Сето. — Я продержусь. Скоро нас отсюда снимут, всё будет хорошо. Очки слетели с него при ударе, глаза слезятся, а хвост поджимается от страха — он сам не верит в то, что говорит. Окумуре хочется кричать от раздирающей боли, он воет и скребёт когтями пол, пока голос не срывается, и внезапный холод не окутывает всё тело. Окумура открывает глаза, и все цвета мира бьют по ним вместе с очередным порывом ветра. Он неверяще смотрит на свои человеческие ладони, а в следующую секунду уже бросается вперёд и хватает Сето за руку. — Кошу, ты... — М-молчи, — едва справляясь с непривычными голосовыми связками, выдавливает тот и изо всех сил тянет Сето на себя.  У Сето будто открывается второе дыхание — он цепляется за край кабинки второй рукой, подтягивается изо всех сил и тяжело вваливается внутрь, тут же сжимая Окумуру в объятиях. — Наконец-то ты вернулся. Ответ Окумуры тонет в громком скрежете металла.

***

— Опергруппа ОБН! Двое подростков в опасности, некогда ждать спасателей! — орёт Савамура, тыча удостоверением охраннику в лицо, а Фуруя тем временем ловко взбирается на крышу холла и оттуда перелезает на каркас. Он карабкается всё выше и выше, стараясь не смотреть вниз. Руки трясутся и кажутся совсем слабыми, но Фуруя и не думает отступать. Он пообещал Савамуре, он просто обязан сдержать слово. Тем более, он тоже работает на ОБН, и это его долг — защищать людей. Защищать свою семью, частью которой стали Сето и Окумура.  Он же вампир, он не умрёт, даже если упадёт с вершины Токийской башни. А эти мальчишки, слабые и напуганные, разобьются насмерть, и ничего уже нельзя будет исправить.  Фуруя добирается до центра колеса и уже оттуда медленно продвигается к нужной кабинке. Замечает, что Сето удаётся забраться внутрь, но подломанное крепление едва держит кабинку на весу. Ветер на такой высоте бушует просто зверски, Фурую самого едва не сносит с каркаса, а кабинку сильно раскачивает, и она вот-вот сорвётся вниз. Времени на осторожность нет, и Фуруя, пригнувшись и отпустив руки, бежит вперёд, ступая по тонким перекладинам. В ушах бешено стучит кровь, а время будто замедляется вокруг, ловит в прозрачный густой сироп всё происходящее, кроме самого Фуруи. Под его весом кабинка начинает опускаться ниже и ниже, и Фуруя едва успевает схватить Сето и Окумуру и выскочить с ними в покорёженный проход. Он старается оттолкнуться как можно сильнее, и в конце концов кабинка отлетает в сторону, не задев ни одной из тех, что застряли ниже. — Сето, заползай ко мне на спину, — кричит Фуруя, едва удерживая равновесие, и как только одна рука освобождается — хватается ею за ярко-оранжевый каркас.  — Окумура слишком слаб, пожалуйста, держите его! — просит Сето, надёжно обхватывая Фурую руками и ногами. Вот тогда-то до Фуруи доходит в полной мере, что голый мальчик на его руках — это их Окумура. Из кабинки он его вытаскивал практически вслепую, ориентируясь только по запаху. — Я держу, — говорит Фуруя, крепче прижимая Окумуру к себе, но ветер уносит его слова. Он начинает аккуратно продвигаться к центру колеса, совсем забыв, что до сегодняшнего вечера боялся высоты.

***

— Стоило отпустить вас за порог, как вы тут же попали в телевизор, — ласково ворчит Миюки.  На экране его компьютера — репортаж ТВ-Токио. «Герои ОБН: "Мы просто спасаем людей!"» — гласит заголовок, и на полстатьи красуется фотография взмыленного Савамуры. — Эй, мы не виноваты! — тут же протестует Савамура. — Оно само, — тихо добавляет Фуруя. — И вообще, это Фуруя геройствовал, а я просто прикрывал его отступление! — Да я хвалю же, хвалю! Хорошая реклама для организации, — кивает Миюки. — Ещё и Окумура обратился, вообще прекрасно! Савамура вдруг умолкает, краснеет и крепче вжимается между ручкой дивана и Курамочи-семпаем. Как теперь говорить с Окумурой, он не представляет — привык, что тот вечно на четырёх ногах, и диалоги с ним по большей части односторонние. А теперь придётся привыкать к совершенно новому Окумуре, который, кстати, всё также живёт с ним в одной комнате. — Эй, Савамура, не смей сбегать! Семпай не должен показывать кохаю своих слабостей! — наставительно диктует Курамочи и со всей дури бьёт ладонью между лопаток. — Спину прямо, взгляд покровительственный! Ну же, у тебя столько лет перед глазами был пример лучшего в мире семпая! — Это ты про себя, что ли? — скулит Савамура, потирая спину. — Да такого врагу не пожелаешь... Ай, пусти! Вот об этом я и говорю! В этот момент раздаётся стук в дверь, и Курамочи всё-таки выпускает взъерошенного Савамуру из болевого захвата. Окумура тихонько проскальзывает в кабинет и останавливается посередине, разглядывая всех присутствующих так, словно видит их впервые. Запоминает расцветку, не иначе. Вещи Савамуры ему велики, и оттого он выглядит совсем маленьким. Проходит минута напряжённой тишины, и Окумура, сжав руки в кулаки, сгибается в низком поклоне, выкрикивая: — Спасибо вам за всё! Савамура аж вздрагивает от неожиданности. — Эй, Волчонок, ну ты чего... — А вам, семпай, отдельное спасибо, — уже тише говорит он. — Пожалуйста, позаботьтесь обо мне. Окумура поднимается, а Савамуре дышать нечем, в груди спёрло так, что слёзы наворачиваются на глаза. — Он назвал меня семпаем... Мой личный кохай, господи боже, — и выкрикивает, вскакивая с дивана: — Окумура! Я научу тебя всему, что знаю сам! Я стану тебе лучшим семпаем! Мы с тобой одной крови, Волчонок! Окумура закатывает глаза, но тепло улыбается. Впереди ещё очень много приключений на их мохнатые задницы.