Иногда

      Иногда всё просто идёт не так.       Сынхён просыпается под оглушительный рёв будильника на телефоне. Он может точно сказать, что уснул в точке скопления солнечного света, и его спина ужасно болит в знак протеста.       Звук будильника громкий и пиздецки раздражающий, он на ощупь рыщет одной рукой, чтобы найти его источник. Рука встречается с чем-то другим, совсем не похожим на телефон, и случайно опрокидывает это. Брызги окончательно прогоняют остатки сна. Он открывает глаза, чтобы увидеть содержимое своего бокала, которое не допил ещё с ночи и которое растекается по его любимому импортному ковру.       Вот же дерьмо.       Сынхён скатывается с дивана и спешит принести полотенце. Он пытается убрать вино, но ничего хорошего из этого не выходит. Ярко-красное пятно, впитавшееся в ковёр, не собирается исчезать без пятновыводителя.       И это задаёт тон всему дню.       К тому времени, когда менеджер наконец привозит его в здание YG для танцевальной практики, он всё ещё вялый и сонный. Джиён уже стоит возле танцевальной студии, попивая какой-то кофейный напиток, скорее всего, обезжиренный.       Чхве кулаками стирает сон с затуманенных глаз и переходит в режим ожидания своего партнёра по дуэту.       — Ты знаешь, что мы выучим сначала? — спрашивает он, не потому что это его интересует. Просто, чтобы что-то сказать.       — Наверное, «High High», — непринуждённо отвечает Джиён. — Ты придёшь вечером? Сухёк сказал, что он и остальные собираются.       Сынхён кивает и, взяв джиёнов стакан, делает глоток. Он морщит нос, отстраняясь от напитка. Он был прав. На вкус как дерьмо.       Квон смеётся и забирает обратно свой стакан из сынхёновой руки.       — Дай сюда. Я бы мог просто сказать, что тебе не понравится.       — Я не понимаю, как это может кому-то нравиться. Это омерзительное пойло.       Джиён снова заливается смехом и делает последний глоток, прежде чем отправить стакан в ближайшую урну.       — Пойдём. Время размять кости.       Сынхён вздыхает. Ох, какое счастье.       Учить новую хореографию для него всегда нелёгкая задача, но по какой-то причине сегодня ему сложнее вдвойне. Обычно у него всего две левые ноги, а сегодня такое чувство, будто все шесть и все они в сговоре против него, потому что спотыкается он до смешного часто. Это смущает, потому что хореография не такая уж и сложная. Он замечает, что остальные начинают разочаровываться в нём, и из-за этого давления всё становится только хуже.       — Давайте прервёмся, — наконец, говорит Джиён, чтобы дать Сынхёну короткую передышку от страданий. Остальные танцоры идут к скамьям в углу помещения, чтобы попить и взять полотенца, но Квон шагает к нему и бережно берёт его руку. — Ты в норме?       Сынхён тяжело вздыхает.       — Я просто не могу собраться.       — Это нормально, — отвечает он. — Давай ещё разок, я посмотрю, в каком месте у тебя начинаются проблемы.       Сынхён следует за Джиёном, пока они не останавливаются в нескольких метрах от зеркала. Они повторяют движения вместе. Джиён изредка останавливается, исправляя ошибки и приводя в порядок его движения.       Это забавно, учитывая тот факт, что каждый считает, будто они с Джиёном должны очень много бодаться. В этом есть смысл. Сынхён крайне ленивый и неряшливый, Джиён же всегда целеустремлённый и трудолюбивый. Но, как ни странно, они редко конфликтуют.       Чхве не раз слышал, как Джиён повышает голос на мемберов, но он никогда не кричал на него. Остальные считают, что это из уважения, ведь Сынхён старше, хоть тот и думает, что это часть работы лидера, который должен найти подход к каждому участнику группы. Сынхён совершенно не реагирует, когда другие люди к нему жестоки, потому что думает о том, почему Джиён не показывает ему свою суровость. Он может быть взрывоопасной фурией, когда что-то идёт не по плану, но почему-то он всегда терпелив по отношению к Сынхёну.       После переодевания они собираются на обед. Сынхён идёт бок о бок с Джиёном прямо до кафетерия. На своём пути они встречают директора, и мужчина не упускает возможности подшутить над Чхве.       Он ухмыляется и говорит:       — Наслышан о сегодняшней танцевальной практике. Хорошо, что людям больше интересно твоё лицо, чем твои танцы.       Сынхён посмеивается и кивает головой, но комментарий всё равно задевает его. Вызывает дикое желание что-нибудь ударить.       — Много не ешь, — добавляет Ян, — у вас начинается промоушен. Нужно, чтобы твоё лицо оставалось миленьким.       От гнева у Сынхёна заходили желваки. Он делает глубокий вдох, прежде чем промаршировать вперёд.       — Хорошо, директор.       Сынхён берёт свой обед и садится в кресло напротив Джиёна. Чхве на самом деле проголодался, но он съедает только несколько листов салата и кусочек жареной курицы.       — Ты можешь съесть ещё, — уверяет Джиён, но Сынхён лишь пожимает плечами и, поднявшись, идёт выкидывать содержимое своего подноса.       Во второй половине дня у них запланирована фотосессия, чтобы сделать несколько фотографий для буклета к их альбому и рекламной продукции. Но у Сынхёна по-прежнему дерьмовенький день, он ведёт себя тише воды, ниже травы на протяжении всей поездки в фургоне. Он почти не говорит, пока стилисты раскрашивают его лицо косметикой и упаковывают в одежду.       После того как Чхве предстаёт перед камерой вместе с Джиёном, он пытается воспрянуть духом. В конце концов, это его работа. Он просто обязан хорошо получиться на фотографиях.       Фотограф продолжает жестикулировать на них с Джиёном в попытках заставить их встать друг к другу так тесно, что Сынхён даже не уверен, что это вообще концепт их съёмки. Он думает, что они с Квоном должны выглядеть как динамичный дуэт, а не как парочка геев, но, несмотря на это, обнимает Джиёна, обвивая его руками.       На отснятых кадрах Сынхён выглядит сердитым и заёбанным, но фотограф не озвучивает никаких претензий, потому что считает, что фотосессия прошла успешно.       Джиён улыбается ему, стягивая с плеч леопардовую рубашку.       — Хочешь поговорить, перекусить или ещё чего-нибудь? Нужно как-то убить время перед встречей с остальными в клубе.       Сынхён отмахивается от него.       — Спасибо, но нет. Я просто поеду домой и посплю немного.       Однако по приезде домой он не вздремнёт, зато у него был бокал вина. К тому моменту, когда Сынхён выпивает в клубе, он уже хорошенько надрался, но ему совершено не весело. Нет того хихикающего состояния, в котором он обычно пребывает. Сейчас ему грустно и скучно.       Сухёку не везёт: приходится взваливать на себя ношу в виде Сынхёна с его мрачным настроением, но он всё равно пытается развлекаться.       Джиён останавливается, чтобы сказать «привет» и остаётся достаточно долго для того, чтобы выкурить сигарету. А затем удаляется, упорхнув, словно социальная бабочка, которой он и является.       Сынхён видит, как этот тип приближается к Джиёну. Он немного слишком хорош, но велика вероятность того, что такие черты лица даровал ему далеко не Бог. И Сынхён слышит собственный смешок, потому что Джиён не собирается дарить этому мальчику-красавчику и минуты своего времени.       Правда, когда парень попадает в поле зрения Квона, тот поворачивается к нему, одаривая своим вниманием, будто он имеет на него право, ну серьёзно, Сынхён явно недостаточно пьян, раз его беспокоит джиёнова личная жизнь. Чхве направляется к бару, чтобы заказывать себе ещё выпивки. Берёт сразу два стакана, потому что нет смысла затягивать всё это. Он быстро опрокидывает в себя крепкое спиртное и сразу заказывает ещё.       Когда по его венам алкоголя течёт больше, чем крови, он наконец-то чувствует непреодолимое желание отлить. Он быстро прокладывает свой путь к VIP-туалету и крутит ручку до характерного щелчка.       — Чёрт, — это голос Джиёна.       Сынхён машинально моргает от открывшегося перед ним вида. Джиён прижат к стене уборной этим очаровательным уёбком, его глаза широко распахнуты и в них читается испуг.       — Хён…       — Извините, — бормочет Сынхён, закрывая чёртову дверь так быстро, как только может. Вид Джиёна, зажимающегося с этим типом, шокирует его до глубины души, хотя так не должно быть, потому что Сынхён прекрасно знает, что Джиён больше предпочитает мужчин, чем женщин. Но видеть — это совсем другое дело. В животе появляется неприятное ощущение, но Сынхён списывает это на выпивку.       Самое время ехать домой. Сынхён наугад нажимает кнопки на своём телефоне, пытаясь сделать так, чтобы его менеджер появился на другом конце линии, но тот, вероятно, даже не слышит звонка, потому что Чхве где-то объебался. Неожиданно рядом с ним появляется Джиён, забирает из его рук телефон и делает звонок.       Он пытается нырнуть под сынхёнову руку и довести его до выхода, но тот не хочет, чтобы Квон помогал ему. От Джиёна несёт одеколоном того красавчика, от чего желудок скручивает ещё сильнее.       — Я сам, — огрызается он, и Джиёну ничего не остаётся, кроме как позволить Сынхёну идти самостоятельно, вмешавшись, только когда тот практически вмазался в стену.       В итоге, добравшись до дома, он растекается по кровати. Какое же, блять, облегчение, что этот сраный день закончился.       На следующее утро Сынхён подскакивает от трели будильника в телефоне, инстинктивно фигача по нему рукой, чтобы отключить. Та соприкасается с чем-то, и перед глазами открывается вид на другой бокал вина, разлитый по всему ковру. Чёрт, какова вероятность, что такое может произойти дважды? Сынхён просто позволяет винному пятну впитаться; ковёр уже безнадёжно испорчен ещё со вчера, когда он пролил на него первый бокал проклятого вина, так что не похер ли?       Сонный мозг Сынхёна медленно начинает обрабатывать информацию, Чхве в шоке осматривает комнату, поставленный в тупик тем, что оказался на диване. Он практически уверен, что вчера уснул в своей постели. И совершенно не помнит, что наливал себе ещё вина. Быть может, ему пора сократить количество выпиваемого алкоголя, раз он уже засыпает в беспамятстве.       Сынхён направляется в здание YG так же, как делает это почти каждый день. Он идёт в танцевальную студию, потому что так сказал менеджер.       Подходя к дверям, он видит стоящего там Джиёна, попивающего кофе. У него появляется какое-то странное чувство дежавю, но он трясёт головой, отбрасывая его куда подальше.       — Над чем работаем сегодня? — спрашивает он у Джиёна.       — Вероятно, «High High».       — Опять?       Джиён одаривает его странным взглядом, в то время как его губы сомкнулись вокруг соломинки.       — В смысле?       — Разве мы её уже не учили?       Джиён трясёт головой.       — Нет, ты, видать, учил её без меня.       Они вместе идут в студию, по пути Квон выкидывает свой стакан в урну, и всё это так знакомо, что Сынхёну кажется, будто он потерялся в реальности. Они включают музыку и начинают повторять движения. Все удивляются тому, как легко у Сынхёна получается.       — У тебя здорово получается, — одобряюще говорит один из танцоров.       Сынхён просто пожимает плечами.       — Джиён мне вчера всё это объяснил.       Джиён заливисто смеётся.       — О чём ты вообще? Я ничего не делал. Сам только сегодня выучил.       Быть может, это не Сынхён сошёл с ума. Быть может, это Джиён.       Оставшаяся часть практики проходит в том же ключе, и у Сынхёна сложилось стойкое ощущение того, что он попал в одну из параллельных вселенных. Такого странного похмелья у него ещё не было.       Когда они, наконец, идут на обед, на их пути снова появляется президент; он бросает такой же мудацкий комментарий, как и днём ранее, и Сынхёну приходится держать себя в руках, чтобы не огрызнуться в ответ.       Сынхён заказывает свою привычную курицу и овощи на обед, но не может съесть и кусочка.       — Не парься по поводу него, — говорит Джиён, но Сынхён снова пожимает плечами. Золотому мальчику легко так говорить.       Когда ему сообщают о послеполуденной фотосессии, Сынхён начинает осознавать, что что-то и правда не так. Тот же павильон, те же фотограф и костюмы. Стилисты делают ему такой же макияж, как и в прошлый раз, а парень за камерой по-прежнему требует, чтобы они с Джиёном буквально прилипли друг к другу.       В этот раз, когда Джиён спрашивает его, не хочет ли он развеяться, Сынхён уже знает, что должен валить оттуда как можно быстрее.       — Я не очень хорошо себя чувствую. Я лучше домой.       — Ты ещё собираешься подъехать в клуб позже?       Сынхён отрицательно качает головой.       — Нет, я хочу, чтобы этот день просто закончился.       Когда Сынхён возвращается домой, он тщательно прячет всё своё вино в надежде, что его «я», страдающее лунатизмом, не найдёт его, и ныряет с головой в постель. Самое время, чтобы этот странно-сраный день закончился.       Сынхён снова просыпается на диване с опрокинутым на чистый ковёр бокалом вина. А когда он приезжает в студию, на входе всё так же стоит Джиён, посасывая свой кофе через соломинку.       Сынхён замирает. Паника начинает одолевать его. Это какая-то ошибка. Сынхёна посещает мысль наконец проверить дату в телефоне; его дыхание учащается, когда он видит, что сегодня среда. Среда, которая была два дня назад. Предполагается, что сегодня уже пятница. У него либо запущенный случай дежавю, либо его пьяный мозг выяснил, как путешествовать во времени.       Или же кто-то играет с ним ну очень злой штукой.       — Ты разговаривал с остальными мемберами в последнее время? — с ходу спрашивает он у Джиёна, потому что Квон — единственный человек, у которого хватило бы денег и коварства, чтобы провернуть такое.       — Я разговаривал с Сынри по проводу его промоушена, а с Ёнбэ завтракал пару часов назад. Кстати, я давно не видел Дэсона.       — Ты бы сказал мне, если бы они захотели подшутить надо мной, да?       — Подшутить над тобой?       В итоге Сынхён отказывается от этой мысли. Очевидно, это работа не мемберов. Только один из них мог выкинуть какую-нибудь подлянку, и это он сам.       Так что он начинает с чистого листа, не имея ни малейшего понятия, что за хуйня с ним происходит.       Они проходят танцевальную практику, неизменного мудака Яна, сынхёнову пресную курицу, и фотосессию, которая идёт своим чередом, так же, как и всегда.       После этого он отправляется прямиком домой, так же, как и день назад. Он выпивает лошадиную дозу снотворного, чтобы вырубиться. Пожалуйста, пусть всё это дерьмо закончится, когда он проснётся.       Будильник замолкает, и бокал Сынхёна падает.       Сынхён просмотрел достаточно фильмов и видел достаточно шоу, чтобы понять, что он застрял во временной петле. Время отматывается назад каждый раз, когда он ложится спать. Но он не знает, как это работает. Или почему. Или как эту хуйню остановить.       Он пробует всё, что только приходит на ум. Он пытается изменить этот день, останавливаясь в гостинице или засыпая с остальными мембрами в общаге. А в один из дней он просто запирается в своей спальне и отказывается выходить до конца дня. Естественно, это тоже не работает.       Он пытается поговорить об этом с менеджером, но когда в разговор без предупреждения заявляются слова типа «психиатрическая лечебница» и «таблетки», Сынхён понимает, что надо держать язык за зубами.       Он покупает билет на первый попавшийся международный рейс и с трудом прибирается сквозь толпу фанатов на пути к аэропорту, садится в самолёт и пытается улететь так далеко, как это только возможно. Но это уже перебор. Он засыпает, откинувшись на своём кресле в первом классе, и просыпается на своём диване. И это тоже заканчивается полным провалом.       Одну из ночей он проводит в попытках не уснуть и дождаться рассвета, чтобы переместить себя в следующий день, но сколько бы он не пытался, что-то всегда мешает ему продержаться достаточно долго.       В конечном итоге он просыпается и решает просто проживать этот день. У него ужасный стресс и он не представляет, что ещё можно сделать. Ни одна из его сумасшедших идей не работает, но он же не может всю жизнь провести в своей комнате.       Во время практики все улыбаются ему, подмечают, что он отлично справляется, хваля за усердный труд и заметные улучшения. Единственный человек, который, кажется, недоволен его прогрессом, — это Джиён, который, по мнению Сынхёна, не слишком любезен с ним.       Когда они встречают директора Яна в коридоре перед обедом, Сынхён слышит один и тот же комментарий.       — Много не ешь. У вас начинается промоушен. Нужно, чтобы твоё лицо оставалось миленьким.       Уголки сынхёновых губ ползут вверх, создавая достаточно острую улыбку, чтобы порезаться.       — Но в YG Family внешность же не так важна. Главное — талант, да?       Сынхён не заморачивается насчёт последующей реакции; он просто идёт дальше. Джиён догоняет его, смотря на него снизу вверх с этим изумлённым выражением лица.       — Это произошло на самом деле? — тон его голоса граничил с восхищением.       Чхве просто пожимает плечами.       Когда они заходят в кафетерий, Сынхён набирает на поднос практически всё, что есть в меню, и ест, пока физически может это делать. Буквальное запихивание в себя еды вскоре причиняет ему дискомфорт. Его желудок слишком сжался, он не привык к такому количеству пищи. Но он продолжает есть. Потому что может. Потому что он ляжет спать, и время вернётся к начальной точке. Нет смысла париться о калориях.       Когда они прибывают на фотосессию, Сынхён сразу делает всё, чтобы осчастливить фотографа. Он прекрасно знает, чего от него хотят, и не видит причины, чтобы затягивать это дело.       Сынхён приближается к Квону, обнимая его руками в нескольких местах, и прижимается щекой к его. Когда губы Сынхёна задевают ухо Джиёна, тот выгибает спину, теснее прижимаясь к Чхве, его рот приоткрывается, а вспышка начинает мелькать с сумасшедшей скоростью.       Он решает показаться сегодня в клубе. Это единственное место, где он может испытать хоть что-то новое, потому что был там только в тот самый первый день.       В этот раз Сынхён заказывает единственный напиток и всю ночь делает вид, что самозабвенно его пьёт. Алкоголь и временная петля в целом не очень-то хорошая смесь.       Когда подходит время подката мальчика-красавчика к Джиёну, Сынхён вновь ощущает ужасное мутящее чувство в желудке, такое же, какое он испытал в первую ночь, намешав себе адскую смесь из коктейлей. Странно.       Сухёк продолжает попытки поговорить с ним, но Сынхён лишь кивает головой, на самом деле даже не обращая на него никакого внимания. Он полностью сосредоточен на идиоте, который продолжает тянуть руки к его партнёру. Когда эти двое начинают хихикать и уже практически направляются в сторону уборной, Сынхён тут же подрывается с места, а его мозг не успевает среагировать на спонтанное решение последовать за ними.       — Джиён, — зовёт он.       Его донсэн поворачивается, широко распахнув глаза. Он виновато смотрит на парня, стоящего рядом с ним, прежде чем перевести взгляд на Сынхёна.       — Да, Хён.        Сынхён вообще-то ничего не продумал до конца. Он просто знает, что мысль о том, как Джиён скроется с каким-то идиотом в уборной, для него неприемлема.       — Выпьешь со мной?       Джиён прикусывает губу. Он неловко смотрит на парня рядом с собой и отходит от него.       — Конечно.       Следующей ночью Сынхён не позволяет всему зайти так далеко. Когда этот очаровательный уёбок замечает Джиёна, Сынхён уже тут как тут и всячески препятствует заигрываниям, требуя, чтобы всё джиёново внимание сконцентрировалось только на нём.       Он не знает, почему ему так важно предотвратить это событие. Когда его не ебёт ничего из происходящего на протяжении дня, но этот момент просто пожирает изнутри.       У него есть элемент безудержного веселья в этой временной петле, хотя бы на какое-то время. Потому что Сынхён прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что что бы он ни сделал — никаких последствий не будет. Он может есть, что угодно, может говорить то, чего не мог сказать из-за банальной вежливости. Нет причины бояться завтра, которое никогда не наступит.       Когда новизна исчезает, Сынхёну остаётся лишь всепоглощающая скука. Он разучивает одни и те же движения каждый день, встаёт всё в те же позы, слушает те же шутки и истории.       Ему пиздец как всё это надоедает. Он просто хочет чего-нибудь новенького. Чего-то непредсказуемого.       Единственное, что не надоедает, — это всё-таки Джиён, и то, скорее всего, потому, что они знакомы уже много лет, и если бы он мог наскучить Сынхёну, он давно бы уже это сделал.       Наконец, Сынхён складывает два плюс два, и до него доходит, почему Квон так недоволен его скорыми успехами. Потому что Джиёну нравится, когда тот объёбывается в движениях, потому что ему нравится помогать ему.       Так что в следующий раз Сынхён играет дурачка и делает вид, что его ноги отнимаются каждые пять секунд. В итоге Джиён подходит к нему с огромной улыбкой на лице.       — Ты безнадёжен, — с любовью говорит он.       Улыбка Джиёна такая тёплая, что слова не кажутся Сынхёну оскорбительными. Так что он продолжает лажать, двигаясь влево, хотя должен делать шаг вправо, потому что так Джиён будет хихикать, и его руки окажутся на теле Сынхёна, чтобы поправить его.       Он видит очаровательную улыбку Джиёна, видит то, как рубашка открывает его прекрасные ключицы. Осознание бьёт Чхве по голове, словно тонна кирпичей.       Ему нравится Джиён.       Ебануться, как это могло произойти?       Сейчас он может понять то неприятное чувство, которое разрывало его изнутри, но это не значит, что он знает, что с ним делать. Нет, он знает, что должен сделать. Он должен игнорировать его и просто забыть. Ведь они с Джиёном – друзья, участники одной группы. Это была бы катастрофа, если бы у них ничего не срослось, и ещё хуже, если бы срослось и они попались.       Исключено.       С другой стороны, сейчас это не имеет значения, разве нет? Даже если он признается Джиёну, и тот плохо это воспримет, Сынхён просто хлопнет пару таблеток снотворного и сделает так, будто ничего и не было. То же самое, если их поймают.       Так какого хрена он мнётся? Он мог бы попытаться и просто посмотреть, что будет. Худшее, что с ним может произойти, – это нокаутирующий удар по лицу от Джиёна, но даже так, он всё равно вернётся на свой диван, и всё будет так, словно этого не было и в помине.       Первое своё признание он решает сделать открыто: просто подойти и сказать в лоб. Нет смысла ходить вокруг да около.       — Ты мне нравишься, — говорит он Джиёну.       — Чего?       — Ты мне нравишься, — повторяет Сынхён на этот раз медленнее. — Я думаю, ты должен стать моим парнем.       Джиён долго смотрит на него в упор и, наконец, заливается смехом. Его глаза забавно морщатся в уголках.       — Твои шутки становятся всё страннее и страннее, хён.       Затем Джиён уходит, отправляясь на следующее мероприятие по расписанию.       Что ж. Могло быть и лучше.       Окей, вероятно, для начала Джиёна надо немного убедить. Он тот ещё романтик, который любит широкие жесты, так что, наверное, он ожидает, что за ним будут ухаживать.       В следующий раз Сынхён просыпается, совершенно не напрягаясь по поводу упавшего бокала, содержимое которого разбрызгано теперь по всему ковру. Вместо этого он шарит рукой в поисках своего телефона.       — Сделай мне одолжение, — говорит он менеджеру, когда тот, наконец, отзывается на другом конце провода.       — Вот, — говорит Сынхён, вручая Джиёну букет тёмно-красных роз. — Это тебе.       Джиён одаривает его странным взглядом, глаза то и дело мечутся туда-сюда между Сынхёном и букетом, будто он ищет какой-то подвох.       — Эм, ты знаешь, что я как бы парень, да?       Сынхён пожимает плечами.       — Конечно.       Джиён прикусывает свою нижнюю губу, его бровь изогнута, а взгляд продолжает метаться между Чхве и цветами.       — Нормальные люди дарят цветы девушкам.       — И?       Лицо Джиёна исказила раздражённая улыбка.       — Ну и… почему ты даришь цветы мне?       Расстроенный Сынхён опускает цветы вниз. Он действительно думал, что у него что-то получится.       — Потому что они миленькие, а ты любишь милые вещи. Так ты примешь их или нет?       Ответом на вопрос становятся изогнутые в изумлении джиёновы брови. Простояв с минуту, он нерешительно протягивает руку и забирает у Сынхёна букет. Он подносит розы к лицу, зарываясь носом в прекрасные бутоны, и вдыхает их аромат. Подняв голову, он дарит Чхве обворожительную улыбку, которая заставила его сердце сделать в груди тройное сальто.       Сынхён экспериментирует с другими подарками, только чтобы посмотреть, какой больше обрадует Джиёна. Он покупает Квону обувь, ювелирные украшения и даже машину. Автомобиль, к сожалению, не оправдывает ожиданий. Напротив, Джиён кладёт ему ладонь на лоб, чтобы проверить, нет ли у него температуры, и выносит заключение, что Сынхёну стоит подумать над отказом от алкоголя. После этого Сынхён останавливается на ювелирных украшениях.       Но дело в том, что все эти вещи красивы и хороши, если Сынхён хочет увидеть, как Джиён улыбается и смущается. И идеально подходят, если Сынхён хочет объятий, однако ни один подарок так и не доставил ему поцелуй.       Он попытается написать Джиёну песню, но текст выходит каким-то сырым и тупым, да и в принципе никуда не годным. Вторая его попытка оказывается такой же провальной, главным образом потому, что всё звучит как диалог в очень-очень дешёвом порно.       Он пробует делать и другие вещи. Оставляет Джиёну маленькие миленькие сообщения на стикерах, неожиданно обнимает его и щекочет просто, чтобы услышать его заливистый смех. Всё это помогает заполучить внимание, но ничего из этого не приближает Сынхёна к ощущению нежных джиёновых губ на своих.       Хоть Джиён и любит всю эту романтическую канитель, но это действует на него совсем не так, как ожидалось.       В итоге Сынхён решает, что надо наведаться к первоисточнику.       — Так, давай просто представим чисто гипотетически, что кто-то хочет тебя соблазнить. Что ему нужно для этого сделать?       Джиёново лицо искажается в ухмылке, он смотрит на Чхве так, будто тот давно уже сошёл с ума.       — Чего? Почему ты спрашиваешь меня об этом?       Сынхён беспечно пожимает плечами.       — Да просто так.       Джиён качает головой, ухмылка не сходит с его лица.       — Ты такой странный.       Сынхён не может решить, чего ему хочется больше: выдать остроту или надуться.       — Это не ответ.       Квон заливается смехом.       — Я не знаю. Я… мне нравится чувство уверенности. Я бы, наверное, хотел, чтобы этот кто-то взял и добился меня.       Сынхёнов рот приоткрывается. Это не… это не совсем то, что он ожидал услышать.       Джиёновы губы расплываются в самодовольной улыбке.       — Ты, кажется, удивлён.       Удивлён. Это мягко сказано.       — Не пойми меня неправильно, — осторожно говорит Сынхён, — но ты обычно чрезмерно… всё контролируешь. И ты властный. Мне казалось, что ты хочешь быть главным в отношениях и сам сделаешь первый шаг.       Джиёнов смех практически превращается в хихиканье.       — Это потому, что мне приходится контролировать и властвовать, но я не хочу этого делать. Я всегда должен быть на вершине в своей игре, так что… было бы неплохо иметь в жизни хотя бы одно место, где совершенно не надо напрягаться. Место, где я просто смог бы… сдаться в плен.       Сынхён сглатывает, картина связанного Джиёна с разведёнными в стороны коленями запускает цепную реакцию в его голове.       Джиён вновь смеётся, поднеся руку к губам, чтобы скрыть своё смущение.       — Божечки, зачем я вообще тебе это говорю?       Сынхён не знает, что ответить. Он действительно понятия не имеет, почему Джиён рассказал это ему; он просто радуется, что Квон это сделал.       Теперь у Сынхёна появилась пища для размышлений.       Фотографам, как правило, очень нравится снимать Сынхёна. Они всегда говорят ему, что он удивительно фотогеничен, что он выглядит порочно и устрашающе, его высокие скулы и глубоко посаженные глаза создают ему сексуальный и опасный образ.       Несмотря на всё это, у Сынхёна нежная натура. Он чувствительный и многое принимает близко к сердцу. Он был бы не против, если бы Джиён направлял его или контролировал, но сейчас, когда он знает, что у Джиёна под кожей совершенно другой зуд, тёмная сторона Сынхёна не может дождаться, чтобы почесать его.       Следующим утром бокал вина падает вниз, и Сынхён начинает подготавливать почву. Сегодня Сынхён не дурачится во время встречи на танцевальной практике. Он выполняет движения с привычной лёгкостью, ему нет нужды заострять на этом внимание, движения уже запрограммированы в его ногах. Вместо этого он использует свободное время, чтобы наблюдать за Джиёном. Сынхён позволяет Квону заметить, что он смотрит на него.       Каждый раз, когда Джиён ловит его, Сынхён не разрывает зрительный контакт. Он позволяет Джиёну почувствовать его взгляд, тяжёлый от своей силы. Сынхён замечает, как иногда Джиён ведёт плечами, стесняясь того, что он продолжает смотреть на него, даже не скрывая этого.       Позже, когда они прибывают на фотосессию, Сынхён уже не просто наблюдает. Он использует любую возможность, чтобы войти в контакт с джиёновым телом. Когда Квон вопросительно на него смотрит, Сынхён игнорирует его и пронзительно смотрит в камеру.       Ночью в клубе Сынхён сидит с Сухёком и наблюдает за тем, как Джиён порхает по танцполу с друзьями, пьёт пиво и активно жестикулирует, рассказывая очередную историю.       Сынхён видит, что тот глупый пацан подходит к Квону; видит, как в джиёновых глазах загорается неподдельный интерес, как его плечи направлены к новому приятелю, поскольку Джиён уделяет ему всё своё внимание.       Хорошо. Этого достаточно.       Сынхён подрывается с места. Он полностью игнорирует вопросительный взгляд Сухёка, направляясь к Джиёну. Квон не замечает его приближения, зато парень, с которым он говорит, замечает. Сынхён насмешливо улыбается ему, прежде чем прижаться грудью к джиёновой спине и положить свои ладони ему на бёдра. Джиён не прерывает разговор. Чхве прижимается губами к чужому уху и говорит достаточно громко, чтобы его было слышно под громкими басами.       — Джиён, потанцуй со мной.       Джиён разворачивается в объятиях Сынхёна и одаривает его яркой улыбкой. Он следует за ним на танцпол, не обращая никакого внимания на парня, с которым разговаривал всего минуту назад.       Сынхён танцует всё так же хреново. Его движения больше смешат, но Джиёна, похоже, это не напрягает. Он просто танцует вокруг него, двигается получше любой девушки, работает бёдрами так, что Сынхён практически косеет. По факту, Сынхён – это не что иное, как прославленный реквизит, но это не имеет значения, пока Джиён продолжает так двигаться.       Следующая песня более мягкая, бас медленный и густой, и Сынхён пользуется возможностью, чтобы прижать Джиёна теснее к себе и забавно поиграть бровями, когда Квон выглядит неуверенным. Джиён заливисто смеётся и мило закатывает глаза, позволяя себя закружить.       Сынхён хватает Джиёна за бедро и пытается уследить за его движениями, чтобы покачивать так же бёдрами, но должного эффекта это не производит. Джиён продолжает несдержанно хохотать, прикрывая лицо тыльной стороной ладони, так что Сынхён просто пускает всё на самотёк. Он бросает Джиёну наигранную обиду, качает бёдрами и пытается выглядеть сексуальным, но Квон заливается ещё сильнее, утыкаясь носом ему в грудь и легко молотя по ней кулачком.       Хорошо. Улыбки – это прекрасно, но Сынхён намерен получить от этой ночи нечто большее, чем просто улыбку.       Наконец, он справляется со своим лицом и позволяет естественным углам делать всю работу за него.       — Ты уже закончил смеяться надо мной?       Джиён издаёт несколько забавных смешков и полностью успокаивается, наконец, устремляя внимательный взгляд на сынхёново лицо. Однако он ничего не говорит, просто встречается с Чхве глазами.       Сынхён проталкивает свою ногу между джиёновых, прежде чем взять его за бёдра и притянуть ближе к себе, подтянув выше по своему бедру.       — Я, кажется, задал тебе вопрос.       Джиён по-прежнему не отвечает. Он сильнее толкается в ногу Сынхёна и смотрит на него широко распахнутыми манящими глазами. На этот раз Чхве не настаивает на ответе, он ещё сильнее зажимает бёдра Джиёна, призывая его вновь двигаться, что тот и делает, вертя задом под звенящий бит песни.       Джиён прикусывает губу, потираясь о ногу Сынхёна, и тот ловит точный момент, когда у Квона встаёт. Он чувствует, как чужая эрекция упирается в него, видит страх в джиёновых глазах, когда тот понимает, что только что сделал.       Джиён отскакивает от него, но Сынхён дёргает его назад и, заведя одну руку за шею, рычит на ухо:       — Встретимся в туалете.       Сынхён неохотно отстраняется и направляется в сторону VIP-туалетов. Как только он оказывается внутри, он хаотично расхаживает взад-вперёд от волнения, сжимая руки в кулаки, прежде чем они безвольно падают вниз.       Когда дверь вновь открывается, его беспокойство исчезает. Он возвращает свою уверенность, закутываясь в неё, словно в плащ. Чхве не собирается позволять Джиёну видеть бреши в его доспехах.       Джиён делает нерешительный шаг в комнату, слегка поворачиваясь, чтобы захлопнуть дверь за спиной, и Сынхён пользуется этой заминкой, чтобы ворваться в его личное пространство, приближаясь к нему, чтобы запереть дверь на замок.       Квон поворачивается к нему с неуверенностью в глазах, но Сынхён этого не хочет, не хочет его страха или робости, поэтому стремительно подталкивает Джиёна к двери и соединяет их губы вместе. Реакция Джиёна мгновенна. Он нетерпеливо приоткрывает рот для Сынхёна и плотно сжимает пальцы на чужой рубашке.       Сынхён целует его так долго, что Джиён начинает задыхаться; восхитительные короткие стоны вырываются из его горла, и Чхве целует его ещё требовательнее, преследуя эти звуки и пытаясь получить ещё больше.       Они целуются до тех пор, пока кто-то не поворачивает ручку двери с другой стороны. Этого достаточно, чтобы развеять дымку.       — Вероятно, нам стоит вернуться обратно, — шепчет Джиён, его губы покрасневшие и опухшие. Сынхён ухмыляется при виде них, ведь это он сделал их такими.       — Ты прав, — соглашается он. Неохотно он отступает от Джиёна, давая ему достаточно пространства, чтобы открыть дверь и выйти из уборной.       Сынхён поднимает руку и осторожно касается своих губ. Их первый поцелуй.       Но не последний.       Следующие несколько дней идут по той же схеме. Сынхён просыпается, сбрасывает вино, идёт на танцевальную практику, снимается для фотосессии и завершается всё в VIP-туалете с Джиёном.       Первые несколько раз они просто целуются. Сынхён узнаёт все самые чувствительные секретные точки на джиёновой шее и ключицах, которые делают его податливым и гибким, и безжалостно эксплуатирует их.       Из-за этого неизвестного поворачивателя дверной ручки Джиён всегда отстраняется первым, но заставить его забыть об осторожности невероятно легко.       Очень скоро Сынхён начинает лезть Джиёну в штаны, обхватывает его член пальцами, прежде чем освободить его полностью. Каждый раз Джиён удивленно смотрит на него, словно просто не может поверить в то, что Сынхён собирается сделать. Чхве не понимает, почему это такое потрясение для него. Он прекрасно знает, что Джиён уже встречался с парнями; не похоже, что это из-за отсутствия опыта.       Сначала кажется странным ласкать чужой член. До этого Сынхён касался только своего, поэтому ему требуется некоторое время, чтобы приноровиться к дрочке с нового угла. Но когда Джиён впервые изливается в его ладонь, он понимает, что игра стоит свеч. Он просто начинает ласкать Джиёна так, как нравится ему самому, и вскоре обнаруживает разницу между собой и Квоном. Если Сынхён любит грубые слитные движения, то Джиён любит, когда его дразнят.       Первый раз, когда Сынхён встаёт перед Джиёном на колени, это неловко, что пиздец. Он понятия не имеет, что делать, кроме того, что высмотрел в порно. Поэтому прежде чем начать он обращается к Джиёну низким хриплым голосом:       — Мне надо, чтобы ты сказал, как тебе нравится. Я хочу сделать тебе максимально приятно, но больше чем уверен, что всё проебу, если ты не направишь меня.       Джиён усмехается.        — Не думаю, что тут можно проебаться. Если ты, конечно, не укусишь меня или что-то типа того. — Заметив сынхёнову хитрую улыбку, Джиён грозно смотрит на него. — Даже не думай кусать меня.       Сынхён поворачивает голову и прикусывает мягкую кожу на внутренней части джиёнова бедра       — Блять, — взвизгивает Джиён.       Прежде чем Квон успевает прикрикнуть на Сынхёна, тот обхватывает губами чужой член, погружая его в себя.       И здесь он узнает, как Джиёну больше нравится.       Таким образом, Сынхён проводит вечность, проливая вино, следуя рабочему графику, а затем оттачивая свои новые навыки, заставляя Джиёна кончать столько раз, сколько это вообще возможно.       В итоге Сынхён решает, что готов пройти весь путь, если Джиён захочет. Становится привычкой звонить по утрам менеджеру и просить его купить смазку и презервативы, и тот всегда делает это без жалоб, потому что прекрасно понимает масштабы катастрофы, которой было бы не избежать, застань кто Сынхёна за покупкой таких вещей.       В ту ночь он бешено нервничает и пьёт чуть больше, чем он, возможно, должен. Вместо того, чтобы пригласить Джиёна в уборную, он прижимается к нему и спрашивает, не хочет ли он уйти оттуда.       Сынхёнов менеджер пригоняет фургон, и они с Джиёном ускользают через чёрный ход. Всю дорогу до дома Сынхёна они хихикают, как непослушные школьники, главным образом потому, что Чхве продолжает щекотать Джиёна и сам не может не смеяться над тем, как тот извивается под его пальцами. В какой-то момент Джиён залезает к нему на колени и оставляет неряшливые поцелуи в области шеи, а Сынхён просто достаточно пьян, чтобы полностью игнорировать неодобрительные взгляды, которые менеджер продолжает посылать ему.       Наконец, добравшись до сынхёновой квартиры, они смеются, обжимаясь и пытаясь сорвать одежду друг с друга. Они успевают избавиться от большей её части, прежде чем падают на постель.       Сынхён шарит рукой в тумбочке в поисках смазки и презервативов, которые оставил там утром. Он разрывает упаковку презерватива зубами, а затем джиёновы губы прижимаются к его собственным, чужой влажный рот скользит по его. Сынхён неловко раскатывает презерватив по стволу и ещё сильнее копается, разрывая пакетик смазки и проливая содержимое себе на бёдра вместо члена. Он не прекращает целовать Джиёна, настойчиво вылизывая его губы, пока убирал разлившийся лубрикант с бёдер, смазывая им свою возбуждённую плоть.       Джиён, наконец, разрывает поцелуй и, посмотрев затуманенным взглядом на сынхёнов напряжённый член, переворачивается, чтобы встать в четвереньки. То, как Джиён преподносит себя Сынхёну, практически непристойно, он покачивает задницей в воздухе и ждёт, когда его заполнит крепкий член. И кто Сынхён такой, чтобы отказывать ему?       Сынхён устраивается позади него, приставляет член ко входу и надавливает. Джиён болезненно шипит, когда Чхве продолжает глубже проникать в него.       — Блять, — ругается он. Сынхён думает, что это хороший знак, когда Джиён начинает задыхаться под ним. — Подожди, просто... просто дай мне минуту.       Сынхён замирает. Он обращает внимание на то, как Джиён тяжело дышит, когда его тело перехватывает что-то другое, отличное от удовольствия, и он понимает, что делает Джиёну больно.       — Боже, — в ужасе шепчет Сынхён. — Прости меня.       Он пытается вытащить, но Джиён морщится, так что на этот раз Сынхён делает всё медленнее и осторожнее.       Он хочет успокаивающе погладить Джиёна, чтобы убедиться, что тот в порядке, но Чхве не уверен, что в данной ситуации это уместно.       — Ты в порядке?       Джиён переворачивается на постели.       — Жить буду, — отвечает он, но на Сынхёна не смотрит. Они долго молчат, Сынхён смотрит на Джиёна, а тот куда угодно, только не на Чхве.       В конце концов Джиён скатывается с кровати и быстро собирает свои вещи.       — Прости, — говорит он, — я просто поеду домой.       Сынхён слишком разбит, чтобы последовать за Джиёном и спросить, почему тот извинился, когда облажался он сам. И в первый раз он так пиздецки рад, что застрял в этой временной петле, потому что не может дождаться, когда вырубит себя и сделает так, будто этой ночи никогда не было.       На следующий день Сынхён просыпается и проливает своё вино, но затем он берет бокал и идёт на кухню, чтобы наполнить его. Он опустошает один бокал, а потом другой и в итоге пьёт прямо из бутылки. Нет смысла тратить на это время.       Его менеджер звонит снова и снова, но Сынхён не отвечает. А потом он начинает долбить в дверь, и Чхве думает, что тот явно в ярости, раз забыл, что у него есть запасные ключи как раз для таких случаев.       Хён бросает на него один взгляд и достаёт телефон, чтобы сделать пару звонков. Чхве слышит, как тот говорит нескольким людям, что у него пищевое отравление и он не сможет появиться сегодня. Когда он, наконец, кладёт трубку, то одаривает Сынхёна суровым взглядом, в котором беспокойства больше, чем тот, вероятно, заслуживает.       — Тебе нужно взять себя в руки.       Ага-ага. История его жизни.       Сынхён проводит день, валяясь на диване и выпивая ещё вина каждый раз, когда чувствует, что может протрезветь.       Прошлая ночь – это всё, о чём он думает. О том, как Джиён болезненно морщился и сбежал в смущении. Он ненавидит себя за это. До этого всё было так хорошо. И как, блять, он умудрился так феерично всё проебать?       Сынхён истязает себя и после того, как солнце зашло за горизонт. Он интересуется, чем занят Джиён, задаётся вопросом, как влияет на его день отсутствие Сынхёна. Он, вероятно, по-прежнему ходил на танцевальную практику и изучал хореографию, но фотосессию отменили. Он, наверно, пошёл в клуб.       Сынхён морозит от этой мысли. Джиён. В клубе.       Сынхён не может избавиться от воспоминаний о том, как закончился оригинальный день, когда Джиён оказался зажатым этим красавчиком-идиотом и Бог знает что ещё. Сынхён не в курсе, как далеко они зашли той ночью. Единственное, что он знает точно, — то, что Джиён целовался с тем типом, и этого достаточно, чтобы сынхёнова кровь вскипела.       Это не имеет значения. Не важно. Внутри него чан с вином, растекающимся по венам, поэтому он всё равно скоро потеряет сознание, а как проснётся, то что бы Джиён ни делал с тем парнем, это ещё не случится. Он будет удалён. Так что это не имеет никакого значения.       Но независимо от того, как он силился убедить себя в этом, мысль о Джиёне с кем-то ещё, словно терновый шип в мозгу, мучает его.       Наконец, он соскребает себя с дивана и накидывает какую-то одежду, прилагая все усилия, чтобы выглядеть презентабельно в самый короткий срок, а затем вызывает такси, которое должно забрать его.       Добравшись до клуба, он видит Джиёна, которого обнимает тот тип, и здравый смысл покидает его. Он не может думать ни о чём, кроме прекращения этого действа, и Чхве, вероятно, может это прекратить.       Он подходит к Джиёну и осторожно обхватывает пальцами его запястье. Сынхён бережно тянет Квона на себя, вытаскивая из чужих объятий и заключая в свои. Джиёново лицо морщится в гримасе похожей на раздражение, пока он не видит того, кто управляет его движениями.       — Хён! — Джиён приветливо улыбается ему. — Ты приехал! Я думал, ты болеешь.       Сынхён ничего не говорит, только крепче обнимает Джиёна и прижимает его голову к своей груди.       — Не люби никого, кроме меня. Хорошо?       Должно быть, есть что-то в том, как Чхве прижимает его к себе или какая настойчивость звенит в его голосе, потому что Джиён плавится в сынхёновых руках.       — Хорошо.       Сынхён всё ещё чувствует себя глупо и он смущён, потому что причинил боль Джиёну вместо того, чтобы сделать приятно, но он полон решимости исправить это.       На следующий день, когда танцевальная практика заканчивается, Сынхён с Джиёном остаются в раздевалке одни. Чхве решает поставить вопрос прямо.       — Секс с парнем... — начинает он, положив хуй на то, как это тупо, — должен быть болезненным?       Джиёновы брови моментально взлетают вверх.       — У тебя..?       Ему требуется минута, чтобы понять, о чём спрашивает Джиён.       — Нет-нет, — уверяет он, — не у меня.       После этого Джиён, похоже, расслабляется, но Сынхён слишком сосредоточен на получении ответов на свои вопросы.       — Речь не обо мне, — говорит Сынхён. — У кое-кого, кого я... о ком я забочусь, был неудачный опыт, вот я и подумал, что ты, может быть, знаешь...       Джиён дарит ему улыбку, полную нежности.       — Скорее всего, он был недостаточно подготовлен. Нельзя просто взять и... засунуть. Для начала нужно разработать этого человека.       — Разработать?       Джиён издаёт лёгкий смешок, пытаясь скрыть румянец, появившийся на его щеках.       — Ага, пальцами, например.       Отлично, получается, Сынхёну нужно провести некоторые исследования. Однако перед тем как он этим займётся, у него есть ещё один вопрос.       — Но после этого же не больно... верно?       Джиён улыбается, даже когда краснеет.       — На самом деле нет. Это... это невероятно приятно.       — А тебе нравится?       Джиён прикрывает одной рукой лицо и смущённо смеётся.       — Почему ты спрашиваешь меня о таком?       Сынхён пожимает плечами.       — Просто так.       Хоть Джиён прямо и не отвечает на вопрос, но его смущение говорит само за себя.       Сынхён смотрит порно в исследовательских целях. Первые видео убогие и банальные, повсюду растекается сперма под аккомпанемент отвратительно-поддельных стонов. Это далеко не сексуально, и, что ещё хуже, не несёт никакой полезной информации. Лишь после долгих попыток он находит то, что ему нужно.       Наконец, до него доходит, что Джиён имел в виду под «разработать». Его взгляд тускнеет, когда он видит пару на экране своего компьютера. Один парень погружает свои пальцы глубоко во второго и так настойчиво толкается ими, что тот глухо стонет и подаётся бёдрами навстречу каждому толчку. Сынхёновы брови поднимаются от интереса, когда первый парень, кажется, что-то делает пальцами так, что заставляет второго кричать от удовольствия. Что бы за хуйня это ни была, Сынхён обязан этому научиться.       А потом он видит, как первый парень раздвигает чужие ягодицы и прижимается губами прямо между ними. От приближённых кадров того, как один парень вылизывает анус другого, Сынхён морщит нос. Омерзительно. Как такое может кому-то нравиться?       Хер с ним. Джиён обойдётся и без этого.       Только вот эта идея прочно засела у него в голове, и теперь он не в силах противостоять ей. Он представляет, как Джиён открыт перед ним, умоляет и беспомощно извивается под его языком не в силах кончить.       Может быть, это будет не так плохо. Если с Джиёном.       Сынхён позволяет дню идти как обычно, пока они с Джиёном не возвращаются в VIP-туалет, где прижимаются друг к другу, сливаясь воедино. Сынхён пробирается к джиёновым штанам, дёргая их вниз и нагибая Квона над столешницей рядом с раковиной.       — Ты собираешься трахнуть меня? — спрашивает Джиён, и сынхёнов член заинтересованно дёргается, но его обладатель моментально отметает это желание. Он всё ещё чувствует острый страх после их прошлой попытки.       — Нет, — уверяет Сынхён. — Я собираюсь поцеловать тебя.       Затем опускается на колени перед Джиёном и раздвигает его ягодицы, придерживая их. Он прижимается губами к его входу и обводит языком края пульсирующего отверстия. Его язык мягкий и гибкий, пока он вылизывает сжатое колечко мышц. Он добивается нужного эффекта. Джиён начинает скулить и стонать, настойчиво подаваясь назад.       Этого хватило, чтобы Сынхён приступил к более активным действиям, целуя, вылизывая и на проверку толкаясь в него кончиком языка. Реакция Джиёна оказывается в разы выше, чем рассчитывал Сынхён. Он слепо подаётся назад, извиваясь на сынхёновом языке.       И это неплохо. На самом деле. Конечно, это странно, но Сынхён уверен, что может привыкнуть, если Джиён будет так реагировать.       Джиён несдержанно скулит, когда Сынхён отстраняется, и Чхве, наконец, чувствует себя готовым; думает, что пришло время для чего-то большего.       Он поднимается и заставляется Джиёна повернуться, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.       — Я передумал, — серьёзно говорит Сынхён, он смотрит на Джиёна пожирающим взглядом. — Я трахну тебя, — Джиён вцепляется в сынхёново предплечье, но не говорит «нет». — Но сначала ты окажешься в моей постели.       Джиён облизывает губы и дрожащими руками тянется к штанам, чтобы надеть их.       — Тогда чего мы ждём? Пора валить отсюда.       Сынхёну не терпится повторить, но он искренне не хочет рисковать и причинить боль или вновь разочаровать Джиёна. Поэтому он проводит вечность с пальцами внутри Квона, разводя их на манер ножниц и толкаясь вновь и вновь, пока не находит точку, которая доводит Джиёна до исступления. Он пытается заставить Сынхёна перейти к самому главному, но Чхве продолжает трахать его своими длинными пальцами. Он намерен твёрдо убедиться, что на этот раз нет ни малейших шансов причинить Джиёну боль.       Когда Сынхён, наконец, входит в Джиёна, тот по-прежнему несдержанно ругается, но в этот раз от ёбаного блаженства, какого он давно не испытывал. Сынхён не чувствует себя хуже из-за этого.       В этот раз Сынхён продержался не очень долго, но у него есть море времени, чтобы улучшить свои навыки.       Сейчас он почти доволен своей кнопкой бесконечной перезагрузки, потому что он может сделать свой второй раз первым для Джиёна.       Сынхён думает обо всём, что мог бы делать в оставшееся время. Он мог бы подтянуть английский и японский языки, чтобы свободно говорить на них, а не позорить остальных мемберов. Он мог бы работать над созданием новых песен до тех пор, пока его сольный альбом не станет на сто процентов идеальным. Быть может, он бы научился, как себя вести. Вот это, блять, было бы здорово.       Но каждый раз, когда он просыпается, ничего не кажется ему интересным. Как заставить Джиёна кончать всеми возможными способами – вот чему он хочет научиться.       Если учитывать огромное количество неприятностей, которые свалились ему на голову в попытках обратить на себя внимание Джиёна, когда всё это только началось, сейчас у него, на удивление, легко получается убедить Квона заняться с ним сексом.       Одной ночью всё, что ему требуется, – это с силой схватить его за задницу и утробно прорычать на ухо: «Я хочу отвезти тебя к себе домой».       Джиён вцепляется в его плечи и плавится перед ним, кивая головой, потому что тоже этого хочет.       Тем не менее Джиён не всегда давался так легко.       На следующий день первое, что говорит ему Сынхён: «Думаю, мы должны потрахаться».       Джиён давится своим напитком.       — Что?       — Это всё равно произойдёт сегодня, так что чем быстрее мы начнём, тем дольше будем этим наслаждаться.       — Ты пьян?       — Нет, — отвечает Сынхён, — но это сделало бы всё менее неловким. Запомню на будущее.       Джиёну нравится не только доверять, но и делать то, что ему велят. А больше всего ему нравится утробный и низкий голос Сынхёна, когда тот приказывает ему встать на колени, прикоснуться, облизать, сосать.       Сынхён своим голосом зарабатывает на жизнь. Он прекрасно осознаёт, насколько тот уникален. Он целую вечность провёл за тем, что совершенствовал и изучал, как сделать его густым и хриплым для своих целей, но он ещё никогда не был так благодарен, как в день, когда выяснил, как сильно он заводит Джиёна.       Джиён особенно кайфует, когда Сынхён с точностью рассказывает ему, что будет с ним делать; когда задаёт непристойный и вульгарный тон. Ничто не стягивает мышцы Джиёна возбуждением сильнее, чем голос Сынхёна, рычащий что-то откровенное.       Поскольку Сынхён становится всё более опытным и осведомлённым в том, что нравится Джиёну, он вспоминает один из их разговоров о том, что Джиён хочет, чтобы его взяли и добились, что просто хочет сдаться в плен.       Сынхён чувствует, что готов воплотить в жизнь и эту фантазию.       — Окажи мне другую услугу, — говорит Сынхён, совсем забыв о том, что для менеджера это первая услуга. — Это будет звучать немного странно, так что не осуждай.       После танцевальной практики он убеждается в том, что смазка лежит в одном кармане, а то, что он попросил купить, в другом. Как только они с Джиёном оказываются в раздевалке одни, Сынхён приступает к своему плану. Он наступает на Джиёна и не слишком аккуратно впечатывает его в один из шкафчиков. Чхве проталкивает свою ногу между джиёновых, припечатывая парня к дверце, и впивается в чужие губы поцелуем, проникая языком в рот и лаская нёбо.       Джиён отвечает так же охотно, как и всегда, его руки хватаются за Сынхёна, и он принимает всё, что его хён хочет ему дать.       Чхве отстраняется и дарит Джиёну долгий испытующий взгляд.       — Мы не будем делать то, чего ты не хочешь, — говорит он ему спокойно.       Джиён улыбается и закатывает глаза.       — Хорошо.       Сынхён не отвечает ему улыбкой.       — Я серьёзно. Если я сделаю что-то, что тебе не нравится, просто скажи.       На джиёновом лице появляется высокомерная ухмылка.       — Не думаю, что с этим будут какие-то проблемы.       Сынхён чувствует, что какая-то часть его получает удовлетворение. Джиён такой миленький. Он понятия не имеет, что его ждёт. Чхве наклоняется, ещё больше вторгаясь в личное пространство Джиёна, и загадочно шепчет в изгиб чужой шеи:       — Не говори, что я тебя не предупреждал.       И затем Сынхён расстёгивает пуговицу на джиёновой ширинке, тянет молнию вниз до конца. Он расправляется с его узкими штанами, спуская до середины бёдер, и вместе с ними стягивает дизайнерское нижнее белье. Чхве обхватывает обнажённые бёдра, меняя положение Джиёна. Он нагибает Квона под нужным углом и жестом указывает на скамью перед ним.       — Держись, — говорит он, и Джиён подчиняется, впиваясь пальцами в края деревянной поверхности. — И не отпускай, — приказывает Сынхён, просто для уверенности.       Одной рукой он обхватывает член Джиёна и начинает мастерски надрачивать как нравится самому Квону. Джиён подмахивает бёдрами, рвано толкаясь в чужой кулак, и Сынхёну не требуется много времени, чтобы довести его до первого оргазма.       Джиён удовлетворённо выдыхает и пытается выпрямиться, отпуская скамью, но Сынхён кладёт свою ладонь на его спину, вынуждая оставаться в том же положении.       — Я же сказал тебе не отпускать.       Джиён замирает от сынхёновых слов, его пальцы вновь сжимают лакированное дерево.       Сынхён достаёт из кармана маленькую бутылочку с лубрикантом. Он смазывает свои пальцы, прежде чем поставить бутылочку на скамью так, чтобы Джиён её видел. Мышцы Джиёна сжимаются, когда он видит, что Сынхён поставил перед ним, но не предпринимает никаких попыток оттолкнуть его.       Сынхён мягко двигает джиёново колено своим, и Квон понимает намёк, разводя ноги шире, давая Чхве больше пространства для действий, после чего другой рукой раздвигает чужие ягодицы, чтобы с лёгкостью добраться до узкого колечка мышц.       Сынхён ведёт кончиком среднего пальца вдоль мягкой кожи между половинок до входа, и Джиён вздрагивает, когда тот надавливает на него, мышцы сжимаются ещё сильнее. Но Чхве продолжает оглаживать чувствительную кожу, дразняще проводя по кромке, пытаясь заставить мышцы расслабиться, поддаться. Когда же Сынхён настойчиво потирает уже само отверстие, Джиён тяжело дышит и извивается в его руках.       Сынхён медленно вводит палец, не торопясь разрабатывать его. Когда Чхве вытаскивает его, Джиён следует за ним; он подаётся задом к Сынхёну, пытаясь догнать ощущения. Сынхён самодовольно улыбается и проталкивает палец обратно. Джиён продолжает сжиматься вокруг него, так что Сынхён берёт небольшую паузу, чтобы успокаивающе погладить Джиёна свободной рукой, пока тот не расслабится.       Он добавляет ещё один палец, скользя чуть быстрее, и в этот раз он уверен, что проникает ими именно так, чтобы давление на простату заставляло Джиёна стонать и самостоятельно насаживаться на его пальцы.       — Приятно?       — Чёрт, — отзывается Джиён. Его практически трясёт. Сынхён видит, как побледнели костяшки его пальцев от сильной хватки.       — Мы ещё не закончили, — шепчет Сынхён, проталкивая уже третий палец. Он работает ими, крутит и надавливает на простату, проникает глубоко внутрь, чтобы растянуть, и всё это время Джиён извивается в его руках, самозабвенно принимая каждое движение.       Сынхён, наконец, вытаскивает пальцы, и Джиён скулит от ощущения пустоты внутри. Чхве достаёт маленькую игрушку из кармана и размазывает по ней оставшийся на пальцах гель.       С растущим нетерпением Джиён оглядывается на Сынхёна через плечо.       — Что ты делаешь?       Сынхён ему не отвечает. Он просто бросает затуманенный возбуждением взгляд, прежде чем раздвинуть джиёновы ягодицы и неспешно вставить предмет в сжатое отверстие. Джиён резко вдыхает через нос, когда Сынхён двигает этим, и виляет задом с готовностью к продолжению.       — Что это?       Сынхён вновь не отвечает. Он проверяет, чтобы пробка сидела плотно и не выскользнула, и перемещает руку на член Джиёна. Он уже вновь возбуждён и болезненно пульсирует, Сынхён решает сжалиться над ним. Он собирается безжалостно дразнить Джиёна весь оставшийся день; по-хорошему он мог бы дать ему честный старт.       Он вновь ласкает Джиёна с привычной скоростью и ритмом, механическая память, только теперь он видит, как его мышцы отчаянно сжимаются вокруг предмета в его заднице и как он обильно кончает из-за него.       Сынхён отступает. Он подхватывает полотенце со скамьи и вытирает руки. Джиён по-прежнему не двигается, и Сынхён начинает беспокоиться, пока не замечает, что Квон всё ещё держится за скамью.       — Теперь можешь отпустить её, — бормочет он, и джиёнова хватка, наконец, ослабевает.       Сынхён протягивает ему полотенце, как только тот выпрямляется, и Джиён с благодарностью принимает его, осторожно обтирая свою сверхчувствительную плоть. Закончив, он тянется одной рукой за спину, чтобы потрогать предмет, который всё ещё внутри него, но Сынхён моментально одёргивает его.       — Не трогай.       Джиёнова рука останавливает на середине движения.       Сынхён сокращает дистанцию между ними и натягивает обратно нижнее бельё Джиёна. Затем надевает и застёгивает его штаны.       Джиён смотрит на него так, словно никогда раньше не видел, в широко распахнутых глазах читается растерянность. Это заставляет Сынхёна втянуть Джиёна в пошлый влажный поцелуй.       Когда он разрывает поцелуй, его рука тянет волосы Джиёна на тонкой грани с болью.       — Не смей вынимать её. Я сделаю это сам, когда буду чертовски доволен и готов.       Джиён пытается кивнуть, но захват слишком сильный, это мешает ему двигаться.       Второй рукой Сынхён трогает Джиёна между ягодиц, и тот трётся своими бёдрами о Сынхёна, когда его палец ударяет по основанию пробки, скрытому под одеждой.       Чхве понижает голос.       — Ты ведь знаешь, что произойдёт, когда я вытащу её, да?       Джиён беспомощно мотает головой, тая в руках Сынхёна.       — Я собираюсь заменить её своим членом.       Джиён резко вздыхает. Его пальцы сжимают сынхёнову талию сквозь мягкий материал футболки. То, что Джиён полностью находится в его власти, вызывает томящую дрожь удовольствия и возвращает ласку и нежность его рукам. Насколько он знает, Джиён хочет, чтобы над ним доминировали, чтобы с ним обращались вот так; Сынхёну необходимо, чтобы Квон знал, что это нечто большее, что он вправе получить не только жёсткого Сынхёна, но и нежного.       Он оставляет трепетный поцелуй на одной из джиёновых скул и уходит.       Джиён не говорит ни слова по пути на фотосессию. Он просто пялится в окно или играет в телефоне. Несколько раз он встречается глазами с Сынхёном и смущённо краснеет, прежде чем отвести взгляд, и Чхве не может удержаться от самодовольной ухмылки, появляющейся на его лице.       Сынхён должен отдать Джиёну должное. На удивление, он остаётся собранным, особенно учитывая тот факт, что Чхве всячески пытается это исправить. Он поглаживает большим пальцем основание джиёнового запястья, обдавая тёплым дыханием заднюю часть чужой шеи, но Джиён проделывает потрясающую работу, сохраняя лицо перед камерой, чтобы создать видимость, что они всё ещё работают. В целом, Сынхён впечатлён. А ещё это вынуждает его поднять ставки, чтобы добиться нужной реакции.       Фотограф объясняет им новую позу. Он ставит Джиёна вперёд на середину и просит расставить ноги на ширине плеч, а затем указывает Сынхёну встать позади него. Сынхён уже знает, что этот тип от него хочет, так что встаёт на своё место, скользя одной ногой между джиёновых и прижимаясь грудью к чужой спине. Чхве пронзительно выглядывает из-за плеча Джиёна, практически касаясь своей щекой его. Вспышка камеры начинает быстро мелькать.       Тем не менее Джиён кажется спокойным. То, что это далеко не так, Сынхёну даёт понять мелко подрагивающий кадык, когда Квон сглатывает. Но этого не достаточно. Сынхёну нужна другая реакция так же, как организму нужна вода.       Глаза Сынхёна бегают из стороны в сторону, чтобы убедиться, что никто не наблюдает; он опускает руку между ними, с напором касаясь Джиёна между ягодиц. Джиён по-прежнему внешне спокоен. Сынхён повторяет движение, нажимая со всей силой, какую позволяет разделяющая их одежда. Джиён слегка выгибается в спине, приоткрывая рот от такого интимного касания. Камера начинает щёлкать ещё быстрее.       — Отлично, Джиён. Вот так.       Сынхён довольно посмеивается, и Джиён посылает ему смертоносный взгляд. Хорошо, что у них много хороших снимков, потому что они больше не будут сниматься.       Как только фотосессия заканчивается, Сынхён долго и упорно размышляет о том, чтобы вновь сходить вместе с Джиёном в клуб. Квон бы пошёл, он знает. Сейчас он сделал бы всё, что сказал ему Чхве. Сынхён уже насмотрелся на терзания Джиёна; он не хочет испытывать подаренное сегодня доверие.       Поэтому, когда они находятся в фургоне, Сынхён решает пропустить остальную часть дня.       — Отвези нас ко мне... — говорит он, — пожалуйста, — добавляет он после недолгих раздумий. Менеджер встречается с ним взглядом в зеркале заднего вида, и Сынхён может только представить, о чём тот думает, учитывая, что именно ему пришлось покупать те штуки для сексуальных утех этим утром. Но он ничего не говорит, и это действительно сейчас волнует Сынхёна.       Как только они с Джиёном попадают в квартиру и за ними закрывается дверь, Квон набрасывается на Сынхёна, губы лихорадочно целуют его, а руки хватают везде и сразу. Сынхён лишь прижимает его ближе к себе и ведёт в свою спальню.       Обувь сброшена, рубашки сняты. Как только они оказались полностью обнажёнными, Сынхён сразу бросает Джиёна на матрас и нависает сверху. Джиёновы колени прижимаются друг к другу, но Чхве резко раздвигает их. Его пальцы задевают основание пробки, оставшейся снаружи, прежде чем сделать на пробу лёгкий толчок. Джиён сдавленно шипит, когда та погружается глубже.       Сынхён мурлычет.       — Хочешь, чтобы я вытащил её?       — Боже, хён, — Джиён, наконец, начинает сгорать от нетерпения. — Сделай с этим уже что-нибудь.       Вместо того, чтобы сразу вытащить пробку, Сынхён тянется к тумбочке, чтобы достать то, что он специально приберёг для такого случая. Он бросает презерватив и пакетик смазки на живот Квона.       — Надень его на меня.       Джиён несколько секунд моргает, уставившись на предметы, и хватает их, возвращаясь в сидячее положение. Сынхён откидывается назад, пока Джиён открывает пакетик. Квон обхватывает его член и раскатывает презерватив по стволу; Сынхён терпеливо выжидает, пока тот распределит смазку по всей длине. Он посмеивается от того, как Джиён отбрасывает ненужный мусор на край кровати и с фырканьем падает обратно на простыни.       Сынхён выдергивает подушку из-под джиёновой головы и просит поднять бёдра.       — Приподнимись.       Джиён нетерпеливо выдыхает и делает то, что ему сказали, поднимая бёдра достаточно, чтобы Сынхён смог подсунуть под них подушку.       Джиёновы ноги широко разведены, и Сынхён устраивается между ними. Джиён настойчиво двигает задом, с призывом смотря на Чхве, который по-прежнему не предпринимает никаких действий, чтобы вытащить пробку.       В ответ на это Сынхён посылает ему суровый взгляд, позволяя некоторым из своих резких интонаций переливаться в его голосе.       — Я же сказал тебе, что выну её, когда буду чертовски доволен и готов.       Джиён моментально расслабляется, его тело становится податливым, и Сынхён оставляет на его шее влажный поцелуй, чтобы наградить за покорность.       — Так намного лучше.       Джиёновы руки нерешительно касаются талии Сынхёна, а затем поднимаются выше, чтобы огладить выступающие лопатки. Его движения неуверенные, словно он не знает, разрешено ли ему, словно ему, возможно, нельзя без разрешения трогать Сынхёна, но Чхве продолжает вылизывать его шею, и это придаёт ему уверенности в том, что он всё делает правильно.        Сынхён, наконец, запускает свою руку между ними и берётся за пробку. Джиён вздрагивает, когда Чхве начинает тянуть её, и издаёт тихий шипящий звук, когда та проходит через колечко мышц.       — Не беспокойся, — уверяет он, — ты не долго будешь ощущать пустоту.       Сынхён отбрасывает пробку в сторону и приставляет свой член к входу.       Джиён приветствует его с нетерпением, сейчас он так привык к ощущению наполненности, что не может дождаться, когда снова почувствует его.       — Вот так, Принцесса, — хвалит Сынхён Квона, когда тот раскрывается перед ним. Как только Чхве входит наполовину, его талию тут же обвивают джиёновы ноги.       Сынхён полностью выходит из него, и Джиён с силой насаживается сам.       — Не могу поверить, что мы делаем это, — сладко стонет Джиён. — Не могу поверить, что ты хочешь этого.       Сынхён довольно усмехается и вновь толкается внутрь.       — Если б ты только знал. Я не хочу ничего, кроме этого.       Он выбирает нужный угол для следующего толчка и после многочисленных практик с лёгкостью находит замечательную точку, поражённый Джиён давится воздухом.       Его мышцы уже напряжены до предела, а ноги дрожат, из-за того что он всё ещё пытается обнимать ими своего хёна.       — Когда ты стал так хорош?       Сынхён усмехается, чувствуя себя невероятно довольным собой. Он не говорит, что вся причина в практике, потому что боится, что Джиён может неправильно понять; он же не знает, что это с ним практиковался Сынхён. Вместо этого он ухмыляется и говорит:       — Я посмотрел очень много порнухи.       Джиён громко и безудержно смеётся, и Сынхён не может не улыбнуться в ответ, но это не длится долго. Выражение его лица вновь становится решительным, и он толкается в растянутый вход глубже и сильнее, резко попадая по джиёновой простате. Этого оказывается достаточно, чтобы прекратить смех.       Он жёстко натягивает его, подталкивая к самому краю, и снижает темп. Ему известны все признаки; он знает, что перед оргазмом Джиён закрывает глаза, а его тело сильно сжимает в себе чужой член, так что Сынхён не позволяет ему дойти до этого момента. Ещё рано. Сынхён двигается в нём длинными и ровными толчками, чтобы разжечь огонь предвкушения, и короткими и быстрыми по простате, чтобы свести его с ума. Когда Джиён практически кончает, Чхве полностью выходит из податливого тела и просто двигается снаружи, медленно потираясь, чтобы потом войти снова.       К этому моменту они оба мокрые. Сынхён чувствует солоноватый привкус на верхней губе Джиёна каждый раз, когда целует его. Джиён крепко цепляется за него и с такой силой, что Сынхён точно знает, что завтра у него будут красные следы от ногтей на спине, если завтра когда-нибудь наступит.       Джиён – бессвязно стонущий, извивающийся малыш, и Сынхён упивается этим. Тот умоляет, выпрашивает, проклинает Чхве, а Сынхён продолжает втрахивать его в матрас несмотря ни на что.       — Хочешь кончить? — наконец, спрашивает Сынхён, его член по-прежнему движется глубоко внутри Джиёна.       Тот отчаянно кивает головой, подмахивая бёдрами так, чтобы встретить каждый сынхёнов толчок.       — Поцелуй меня, и я позволю тебе.       Джиён набрасывается на Сынхёна, его губы грубо впечатываются в чужие, и они сталкиваются зубами. Наконец, он обхватывает губами язык хёна и начинается посасывать, вырывая из его груди глубокий стон.       Сынхён толкается до упора, доводя Джиёна до высшей точки наслаждения. Бурно кончая, Квон издаёт громкий гортанный стон, каждая мышца его тела напрягается, и он сжимается вокруг Сынхёна. Джиён держится за него так крепко, пока его тело пронизывает оргазм, продолжая судорожно обнимать ногами талию Сынхёна и не позволяя отстраниться. Чхве остаётся в нём, прижимаясь так сильно, насколько это возможно, пока хватка Джиёна не ослабевает, а колени не расходятся в разные стороны. Сынхён дарит ему последний сладкий поцелуй и выходит.       Он расправляется с презервативом и стирает с обоих следы джиёновой спермы; Джиён обессилено вытягивается поперёк постели, руки покоятся за головой, спина слегка изогнута, и томный взгляд, которого почти достаточно, чтобы Сынхён возжелал снова и снова терять себя в нём.       Однако он будет ждать завтра. Нет, не завтра. Завтра не будет. Он будет ждать следующего дня.       Дело не только в сексе и воплощении в жизнь всяких фантазий Джиёна, хотя они делают много всего. Временами Сынхёну просто хочется говорить с ним. Он идёт с ним по магазинам и покупает всё, от чего загораются чужие прекрасные глаза, угощает его суши, холодным кофе и жареным мясом.       Поначалу он получает несколько странных взглядов, так как Джиён не может понять причин его действий, но Чхве быстро объясняется с ним. День слишком короткий, чтобы тратить его на хождение вокруг да около его чувств, которые ясны как день.       В один из дней они идут за покупками, Сынхён играет роль покорного парня, хотя технически им не является, и несёт все покупки Джиёна. Он стоит рядом, пока тот осматривает очередную стойку с одеждой. Наконец, Квон вытаскивает пару ультрамариновых кожаных штанов и тщательно изучает, вытянув перед собой.       Сынхён наблюдает за ним, точно околдованный. Джиён, похоже, замечает, что он ещё ничего не выбрал себе, поэтому внезапно издаёт смущённый смешок.       — Ты себе выбрать ничего не хочешь? Или ты весь день собрался наблюдать за тем, как я затариваюсь?       Сынхён ухмыляется, не стесняясь того, что его поймали с поличным.       — Я просто смотрю.       — Да что с тобой сегодня происходит? Прям бесишь меня, — Джиён произносит эти слова, но по его улыбке Сынхён понимает, что это неправда. Такая улыбка у Джиёна лишь, когда ему что-то нравится.       Сынхён решает, что хочет ещё раз увидеть эту довольную улыбку.       — Я просто без ума от тебя. Вот и всё.       — Эй! — Джиён с хлопком опускает руку на чужое плечо, хотя на самом деле это больше напоминает ласку, нежели шлепок. — Не издевайся надо мной.       Сынхён смеётся и берёт эту агрессивно настроенную руку в свою. Он не поправляет Джиёна, не говорит, что не издевается; он лишь позволяется своим прикосновениям говорить за себя и ухмыляется, когда эта довольная улыбка снова украшает лицо Квона, только теперь ещё и с милым розовеющим румянцем.       Сынхён наблюдает за тем, как щёки краснеют ещё гуще, когда Джиён пытается отвести взгляд и контролировать свою улыбку. В конце концов, сжалившись над ним, Сынхён поворачивается к стойке с одеждой и достаёт оттуда такие же штаны, какие выбрал Джиён, за исключением разве что цвета.       — Думаю, тебе надо примерить красные.       Джиён использует это как предлог, чтобы сбежать, прихватив с собой обе пары.       В итоге Джиён выбирает красные.       Иногда Сынхёну тяжело просыпаться по утрам. Он хочет увидеть Джиёна, и этого вполне достаточно, чтобы взбодриться, но ему так надоело всё остальное. Он просто хочет спрятаться от остального мира.       Поэтому как только его вино разливается, хореография разучивается, а фотосъёмка заканчивается, Сынхён просто хочет вернуться обратно домой. Если бы он только мог заставить Джиёна спрятаться вместе с ним.       Стоит попробовать.       — Не хочешь заехать? — спрашивает Сынхён сразу же, как только все пункты из их дневного расписания считаются выполненными.       — Когда? — интересуется Джиён.       — Сегодня, — отвечает Сынхён, а затем добавляет: — Прямо сейчас.       — Разве ты не хочешь встретиться с Сухёком и остальными?       То, как Джиён спросил об этом, заставляет Сынхёна задуматься, потому что он хорошо знает Квона; знает, что тот любит выходить в свет и веселиться с друзьями. Это одна из его любимых вещей. В пизду всё. Если это то, чего он хочет, Сынхён так и поступит.       — Да, прости, я просто подумал, что мы могли бы заняться чем-нибудь только вдвоём. Я забыл, что встреча сегодня, — он ни на секунду не забыл об этом, но Джиён не должен об этом знать. — Мы точно должны пойти.       Сынхён думает, что прояснил всё, но Джиён прикусывает нижнюю губу, задумавшись.       — Ты хотел заняться чем-нибудь только вдвоём?       — Да, но это не особо важно теперь. Можем перенести на любой другой день, — потому что Сынхён не привык так проводить свои дни.       — А чем ты хочешь заняться?       Сынхён пожимает плечами.       — Не знаю. Посмотреть фильм, заказать пиццу, — узнать, сколько времени ему понадобится, чтобы оторваться от джиёновых губ.       Джиён крутит своё кольцо, скользя им по пальцу вверх-вниз.       — Хорошо. Было бы неплохо провести так вечер. Для разнообразия.       Сынхён вздыхает с облегчением. Джиён просто не мог не согласиться.       Сынхён совершенно не обращает никакого внимания на фильм, который выбрал Джиён. Это что-то американское с тонной взрывов, Сынхён не напрягается даже чтением субтитров, поебать, он и так знает, что происходит. Он гораздо больше заинтересован в попытке выяснить, как заставить Джиёна взять его за руку. К слову, это будет довольно проблематично сделать, сидя на противоположном конце дивана.       Он поднимается, чтобы налить себе ещё один бокал вина, а когда он возвращается, падает на среднюю подушку. Он делает внушительный глоток, прежде чем опустить фужер на кофейный столик.       Джиён слегка ёрзает на своём месте, но ближе не придвигается. Положив руку на диван, Сынхён поворачивает её ладонью вверх и выжидает реакцию Джиёна: поймёт ли он его намёк. Квон не понимает. Он продолжает неподвижно смотреть фильм.       Сынхён расстраивается. Так он ни к чему не придёт. Чхве думает положить руку на джиёново плечо или обнять, но он прожил слишком много дней, чтобы продолжать действовать с напором. В итоге он ложится, растягиваясь на всю длину дивана, и опускает свои ноги прямо на чужие колени.       Джиён, наконец, отвлекается от фильма.       — Тебе удобно? — Сынхён ухмыляется и кивает. — Хороший способ занять весь диван. А что, если я хочу лечь?       Сынхён старается не смотреть на второй диван в этой комнате. Пустой и просторный.       — Будь моим гостем, — говорит он вместо упоминания о диване и похлопывает себя по груди, приглашая.       Джиён дарит ему испытующий взгляд, вероятно, пытаясь понять, не наёбывает ли Сынхён, но тот лишь поднимает свои ноги с чужих коленей и жестом вновь приглашает лечь к нему.       — Я не кусаюсь.       Едва заметная показная смелость угадывается на джиёновом лице.       — А что, если я хочу, чтобы ты меня укусил?       Сынхён пожимает плечами, ухмыляясь.       — Даже если так, тебе всё равно придётся приблизиться ко мне.       Джиён на коленях подползает к Сынхёну. Он останавливается на мгновение, когда склоняется над Чхве, и оглядывается так, будто он не совсем знает, где должен разместиться.       — Ты не собираешься двигаться, чтобы я смог лечь?       Сынхён лишь качает головой и похлопывает себя по груди. Джиён закатывает глаза и укладывается сверху. Его ноги оказываются между ног Сынхёна, когда он ложится на него. Сам Сынхён обнимает его, словно защищая, обхватив руками узкую спину.       Ни одного из них не интересует сейчас фильм.       Они остаются в таком положении, пока на экране не появляются титры, но даже тогда никто не пытается отстраниться.       Сынхён очень хорошо знает Джиёна, знает его мнение практически по любому вопросу, знает, что обозначают различные выражения его лица, и всё же он удивляется, когда Квон приподнимается, опираясь о его грудь, и спрашивает:       — Это нормально, если я тебя поцелую?       Сынхён приоткрывает рот. Это первый раз, когда Квон спрашивает его о таком; первый раз, когда он проявляет инициативу. Возможно, этот день станет его любимым.       — Да, — произносит он, выжидая. Он хочет узнать, какие поцелуи дарит Джиён, когда инициатива в его руках.       Медленный. И сладкий. Лишь ласковое касание губ, прежде чем Квон отстраняется, чтобы оценить реакцию своего хёна.       Сынхён нежно улыбается, чтобы подбодрить его.       — Ты можешь поцеловать меня ещё, если хочешь.       Джиён прикусывает губу и снова наклоняется к Сынхёну, чтобы на этот раз подарить более глубокий поцелуй. Чхве позволяет ему вести, позволяет задавать темп. Он знает, что может доминировать над Джиёном; знает, что может заставить его дрожать и изнывать от желания всего за пять минут, но не делает этого. Потому что единственное, чего он хочет сейчас, – это сладость, которую Джиён пытается дать ему.       Поцелуй неспешный, глубокий. Джиён не торопится, Сынхён не против, потому что у него был шанс узнать Квона, поэтому вполне справедливо, что он даёт такой же Джиёну.       Когда рука Джиёна начинает теребить край сынхёновой рубашки, тот разрывает поцелуй и обращается к нему:       — Ты можешь прикоснуться ко мне.       Яркий румянец расцветает на джиёновых щеках.       — Я просто не был уверен. Я ведь прекрасно знаю, что тебе не нравится показывать своё тело, поэтому...       Сынхён усмехается. Он так далёк от этой своей особенности, когда дело касается Джиёна.       — Я не против, если это ты.       Квон застенчиво опускает глаза, а довольная улыбка очередной раз появляется на его губах.       — Хорошо, — он вновь смотрит на Сынхёна и закатывает глаза, когда видит, что Чхве ухмыляется ему. Затем он подаётся вперёд, чтобы вовлечь хёна в новый поцелуй.       Та рука, что в конце концов прекратила играть с краем рубашки, скользит под неё. Аккуратные ногти Джиёна царапают смуглую кожу, и всё это время он не перестаёт целовать Чхве. Не торопится, не спешит, и Сынхён принимает это. Он уже имел этого парня почти во всех позах, которые приходили ему на ум, но с Джиёном, растянувшимся на его груди, и его губами, двигающимися навстречу, такой не было.       Они так долго целуются, что Сынхён чувствует, как у него сводит челюсть, но это не останавливает его. Сейчас он ощущает сильное возбуждение в штанах и настойчивую джиёнову эрекцию, упирающуюся ему в бедро; но Джиён ничего не предпринимает, и он тоже.       В итоге Джиён неосознанно потирается о его бедро и резко отстраняется в смущении, будто он пересёк черту. Сынхён находит это милым, словно это какая-то проблема, учитывая то, как они проводят последний час.       Джиён всё ещё выглядит обеспокоенным, словно Сынхён может его оттолкнуть, сбежать или даже накричать на него, поэтому Чхве старается успокоить его, нежно скользя ладонью по его спине.       — Я уже говорил тебе. Если хочешь прикоснуться ко мне, я не против. Я согласен на всё.       Квон хихикает и зарывает покрасневшим лицом в изгиб сынхёновой шеи.       — Сомневаюсь. Ты понятия не имеешь, чего я сейчас хочу...       Гордость Сынхёна встаёт на дыбы; он чувствует, что обязан доказать Джиёну, что тот ошибается. Потому что он знает. Сынхён запускает руку в джиёновы волосы и аккуратно оттягивает назад, достаточно для того, чтобы увидеть его лицо и не причинить боль.       — Я точно знаю, чего ты хочешь. И я хочу этого не меньше.       Взгляд Джиёна быстро мечется взад-вперёд, а кадык резко дёргается, когда он сглатывает. Сынхён отпускает его, позволяя своей ладони вернуться к ласковым поглаживаниям джиёновой спины.       — Но у нас ещё будет время. Прямо сейчас я хочу просто побыть с тобой. Вот так.       Джиён продолжает смотреть на него в изумлении, словно не может понять, что с ним делать. В итоге то, что он читает в выражении лица Чхве, удовлетворяет его, и он укладывается обратно, прижавшись макушкой к чужому подбородку.       По мере того как Сынхён поглаживает джиёнову спину и слушает тихое дыхание, которое опаляет его ключицы, он осознаёт, что это лучшее, что вообще может быть. И ничто с этим не сравнится. Джиён всегда отлично реагировал на него физически, однако это первый раз, когда они приблизились к тому же, но эмоционально. Хотя даже тут Сынхён ушёл дальше. Он настолько утонул в Квоне, что даже не знает, как бы смог выпутаться из его сетей, но для Джиёна это лишь первый глоток. Возможно, он мог бы влюбиться в Сынхёна и этот вечер стал бы для них началом, но Чхве этого никогда не узнает, потому что любой прогресс, достигнутый к ночи, сгорает новым утром.       Сынхён испытывает, вероятно, самое сильное разочарование; оно настолько глубокое, что определённо является отчаянием. C каждый днём он лишь больше влюбляется в Джиёна, в того, кто никогда не сможет полюбить его в ответ. Потому что одного дня недостаточно, чтобы влюбиться. Только если этот день не повторяется бесконечно, как у Сынхёна.       Джиён утыкается носом в сынхёнову шею, наконец, нарушая тишину:       — Хотел бы я, чтобы мы проводили так каждый день.       Сынхён шмыгает носом, подступающие слёзы щиплют глаза.       — Мы будем.       Потому что это всё, что Сынхён может сделать. Этого не достаточно. Слишком много, но абсолютно не достаточно. Просто несправедливо, что они никогда не смогут построить что-нибудь, что продлилось бы дольше этого дня, они не могут рассчитывать на что-то более глубокое. Всё, что Сынхён может делать, – это просыпаться каждое утро и закладывать основу для будущего, которого у них никогда не будет.       Но если это всё, что у него будет, он научится счастливо жить с этим. Будучи честным с собой, он понимает, что уже давно живёт не для себя. Он существует для одной цели. Подарить Джиёну столько прекрасных дней, сколько это вообще возможно.       Сынхён стискивает Джиёна в руках, даже когда пытается скрыть, что его объятия отдают отчаянием.       — Я знаю, что для тебя это не будет иметь никакого смысла и ты даже не вспомнишь об этом, но... мне просто нужно сказать.       Джиён приподнимается, чтобы встретиться с его глазами своим вопросительным взглядом.       Сынхён делает глубокий вход, прежде чем начать.       — Я знаю, что это прозвучит как бред сумасшедшего, но я проживаю один и тот же день снова и снова. Каждое утро я просыпаюсь на этом диване и роняю вино на свой дорогущий ковёр. Я иду на танцевальную практику, потом на фотосессию, а ещё я... я провожу время с тобой. Меня так задолбало всё, но я никогда не устаю от тебя, — Сынхён вздыхает и проводит ладонью по джиёновым волосам, просто, чтобы сделать хоть что-то. — Думаю, я пытаюсь сказать, что... люблю тебя. Я до безумия влюблён в тебя и уже не знаю, каково это — не любить тебя. Каждый день я просыпаюсь — и предыдущий день сбрасывается, это пиздецки угнетает, потому что ты не можешь полюбить меня в ответ. Но я не собираюсь сдаваться. Я буду просыпаться каждое утро и делать всё возможное, чтобы ты влюблялся в меня столько раз, сколько потребуется, пока однажды это не произойдёт.       Джиён смотрит на него с нечитаемым выражением лица. Он молчит так долго, что в голову Сынхёна пробираются самые пугающие мысли, где Квон называет его сумасшедшим, убегает или, что более вероятно, посылает его.       Наконец, джиёновы губы растягиваются в яркой улыбке.       — Ты такой идиот, — ласково шепчет он. — Тебе незачем это делать, я и так влюблён в тебя уже много лет. Ты единственный, кто этого не замечал.       Теплота заполняет его грудь, и Сынхён пытается распознать ложь. Но её нет. Всё, что он видит, – это искренность, счастье и уверенность. Сынхён берёт в ладони лицо Джиёна и притягивает к себе, даря сладкий глубокий поцелуй, на который тот сразу отвечает.       — Ты идеален, — произносит Чхве в самые губы. — Абсолютно идеален. Даже лучше, чем моё любимое мороженое. Вот насколько ты идеален.       Джиён заливисто смеётся.       — А что насчёт твоих коллекционных медведей? Я лучше, чем они?       — Да пусть хоть в адском пламени сгорят, мне всё равно, — серьёзно отвечает Сынхён, — только не переставай целовать меня.       Джиён вновь вовлекает его в поцелуй, самозабвенно касаясь языком его губ, и Сынхён чувствует, что теряет себя снова и снова. Они продолжают целоваться всю ночь, и в этот раз Сынхён не ощущает потребности предпринимать что-то, настаивать на большем, потому что, даже если Квон не вспомнит ничего из того, что сегодня произошло, они не будут начинать с чистого листа каждое утро. Потому что теперь Сынхён точно знает, что Джиён тоже его любит.       Когда Сынхён просыпается, всё выглядит так же, как и тысячу раз до этого. Он лежит, свернувшись калачиком на диване, а его спина болит оттого, что Чхве опять уснул не на шикарном матрасе. Он протягивает руки, чтобы потянуться, и опрокидывает бокал на журнальный столик.       Блять. Он не может поверить, что постоянно делает это, даже спустя столько времени. Он садится и наблюдает, как вино капает на ковёр уже в миллионный раз, но ему уже давно плевать.       Его сердце прошибает множеством эмоций одновременно, когда он вспоминает, что случилось накануне. Он расстроен, потому что эта ёбаная петля времени только что удалила лучшую ночь в его жизни, но он всё равно надеется воссоздать её. Потому что, что бы это тупое проклятье ни делало, независимо от того, сколько оно способно отнять у него, ему всё равно не украсть чувства Джиёна. Ведь, по его словам, он влюбился в Сынхёна ещё до того, как начался этот чёртов день.       Сынхён находится где-то на середине планирования сегодняшнего признания, в котором он попытается повторить этот сценарий, когда слышит открывающуюся дверь в гостиную. Следует мягкий звук приближающихся шагов, и Джиён появляется в поле его зрения.        Челюсть Сынхёна падает на пол.       — Я принял душ, — говорит Джиён. — Надеюсь, ты не против.       Сынхён теряет дар речи. У него буквально нет голоса; он без понятия, что говорить, даже если бы мог. Квон предстаёт перед ним в боксёрах, с мокрыми волосами и в одной из сынхёновых белых рубашек. Он тонет в ней; его миниатюрные руки едва выглядывают из-под манжет.       — Хён?       Его взгляд возвращается к чужим глазам. Сынхён сглатывает, прежде чем приоткрыть рот, отчаянно надеясь, что его голос вернётся, когда он попытается им воспользоваться.       — Ты здесь.       На джиёновом лице появляется неуверенность.       — Ага. Это хорошо?       Это хорошо? Это… охуенно. Это лучшее событие в жизни Сынхёна! Он замирает, чтобы осмотреться, чтобы увидеть, что всё по-другому. Например, он в другой одежде.       — Иди сюда, — зовёт Сынхён, раскрывая перед Джиёном объятия в отчаянной попытке обнять его, чтобы убедиться, что он настоящий.       Джиён ухмыляется и сокращает расстояние между ними, но затем замечает разлитое на полу вино и тормозит.       — Ой! Надо сначала убрать это.       Он отступает, но Сынхён быстро хватает его за запястье и притягивает к себе.       — Хер с ним. Это просто ковёр, — он тянет Джиёна на себя до тех пор, пока он не оказывается на его коленях, а затем начинает блуждать руками по всем участкам тела, до которых только может дотянуться. — Поверить не могу, что ты здесь, — вкрадчиво шепчет Чхве.       Джиён обнимает его за шею и улыбается ярко-ярко.       — И я. Я думал, ты никогда не будешь со мной.       Сынхён испытывает сильное желание рассмеяться, но пытается подавить его, потому что ощущает в нём истерические нотки. Джиён думал, что он никогда не будет с ним? Боже, Квон просто не знает всего, что тот сделал для него в начале, просто чтобы, блять, привлечь его ёбаное внимание, но в итоге Джиён оказался тем, кто ждал.       Джиён ничего не спрашивает у Сынхёна о тех сумасшедших вещах, которые он говорил прошлой ночью, о сбросе времени и проживании в одном и том же дне. Вероятно, он думает, что это просто метафора такая или ещё что-нибудь. Но это даже хорошо. Потому что сейчас совершенно новый день, и они могут потратить его на то, что только взбредёт им в голову, а ещё они могут сами решать как провести завтра, послезавтра и дни после этого.       Но первое, что Сынхён хочет сделать, – это заставить Джиёна растаять в его руках. Он хочет показать ему всё, чему успел научиться, показать каждый способ, который доставит Джиёну неописуемое удовольствие. Он хочет разорвать его на части и перекроить заново так, чтобы прикосновения Сынхёна стали единственными, которых тот будет желать.       — Надеюсь, тебе сегодня нечем заняться, — говорит Сынхён.       — Ёнбэ хотел пообедать со мной, а ещё...       — Отмени всё, — приказывает Сынхён.       Джиён звонко хихикает.       — Зачем? У тебя на нас другие планы?       Другие планы. Джиён даже не догадывается.       Пальцы Чхве сжимаются на джиёновых бёдрах, оставляя на коже едва заметные покраснения.       — Можно и так сказать. Я собираюсь отнести тебя в спальню и не выпускать оттуда до конца дня.        Губы Джиёна вздрагивают, а ноздри раздуваются от желания.       — Звучит как хороший план.       — Это и есть хороший план, — шепчет Сынхён, прижимаясь губами к его шее, чтобы оставить там небольшой засос. — Я собираюсь отсасывать тебе, пока буду растягивать своими длинными пальцами, а потом буду трахать до тех пор, пока ты сам не начнёшь умолять меня остановиться.       Джиён судорожно ловит воздух губами, его зрачки расширяются.       — Я не попрошу тебя остановиться.        Губы Сынхёна растягиваются в хищной улыбке.       — Это мы ещё посмотрим, — он дарит Джиёну последний развратный поцелуй и берёт его под бёдра, поднимая в воздух. Ноги Квона инстинктивно обхватывают талию Сынхёна, а лодыжки скрещиваются на его шикарной заднице.       Джиён широко улыбается, пока Сынхён несёт его через коридор в свою спальню.       Иногда всё просто идёт как надо.