Четыре цифры

Юрочке, как называет маленького мальчишку его заботливый дедушка, восемь, он с любопытством рассматривает выведенные красивым почерком четыре цифры на запястье. Из рассказов дедушки ему уже давно известно, что где-то на земле живет человек с точно такой же надписью на руке. Человек, что полюбит его, будет всегда с ним. Друг его души — его соулмейт. У него такой же набор цифр: 3941, а у надписей — почерк: маленький, округлый, с завитушкой на конце. Юра слегка обводит пальцем цифры одна за другой, улыбается, закрывает рукавом кофты. Он еще очень мал, но подсознательно чувствует, что надпись эта — слишком личное для него, чтобы показывать ее каждому встречному. *** Юре двенадцать, он восходящая звезда фигурного катания. Редко улыбающийся, трудолюбивый, усердный, он покоряет сердца зрителей одно за другим. Каждый день он со старанием оттачивает сложные, что под силу только взрослым фигуристам, прыжки. А после, сидя в раздевалке, принимается за рассматривание цифр: совсем про них забыл. Юре хочется понять их суть, значение, узнать как можно больше информации о своем соулмейте. Кто он? Какого цвета волосы, глаза? Чем он увлекается? Как улыбается и смеется? И где он живёт? Но ответов просто нет — лишь четыре цифры на запястье. Слишком мало информации. *** Юрию Плисецкому пятнадцать, он отличный, талантливый фигурист, с огромной армией фанаток, что готовы преследовать на каждом шагу. У него замечательный тренер — Яков, и достойный пример для подражания — Виктор Никифоров. Юра, словно завороженный, наблюдал за каждой его тренировкой. Отточенные до совершенства прыжки, плавное скольжение по льду, дежурная улыбка, механическая, но все равно ослепительная — это до дрожи в коленях, до безумного восхищения нравилось Плисецкому. А Никифоров заканчивал танец, ухмылялся, уходил с катка: тренировка окончена, теперь черед Юры. Каждый новый элемент выполняется с усердием и вдохновением так, что у случайных наблюдателей замирает сердце. Но Яков, как всегда, чем-то недоволен. Тренировка окончена, и Юра спешит в раздевалку. Усевшись на скамью, он сжимает руки от злости и обиды на самого себя — ему никогда не быть лучше Никифорова. Пусть он в тысячу раз лучше огромного количества фигуристов, пусть на него с завистью и обожанием смотрят многие знакомые, пусть… Но у него никак не получается стать лучше, лучше Виктора. Юра с ненавистью смотрит на свои руки, поцарапанные об лед при очередных падениях, и вспоминает о цифрах. Он почти забыл про них, ведь те почти не заметны, едва различимы. Говорят, они становятся ярче, когда встречаются две родственные души. Плисецкий ухмыляется. Как же не хочется, чтобы появлялся тот самый друг. Просто не хочется. Теперь, когда он стал знаменит, успешен и всеми любим, совсем не хочется любить кого-то, да и не нужно. Юра поставил себе цель — стать лучше Никифорова. Завоевать олимпийское золото. А таком деле любовь может помешать. Она как песок в лупе — приводит к трещине, ломает и приводит в негодность. Плисецкий достает из рюкзака напульсник, что валяется там просто так, неизвестно откуда взявшийся, и повязывает на запястье, закрывая цифры. Большинство людей не закрывают свои цифры. Зачем? Они почти не видны, да и так намного проще встретить своего соулмейта — достаточно пристально посмотреть на запястье другого человека, почувствовать легкое жжение, вдруг повезет. Люди и правда надеятся на это. Только Юрию Плисецкому это не нужно, абсолютно. Ему хорошо одному, он ни в ком не нуждается, ни к кому не привязывается. Ни от кого не зависит. Он так решил. Он станет чемпионом мира, он будет лучше Никифорова. Лучше всех. Юра завязывает узел на повязке, ухмыляется и решает больше тренироваться, еще больше. * Его пробирает до костей мешаниной из всех сильных эмоций, которые он в себе не подавляет: обида, злость, ярость, ненависть кипят, бурлят внутри, смешиваются в совершенно дикий коктейль, поочередно затихают, чтобы усилились другие. Его предали, обманули, не сдержали обещание. Виктор Никифоров когда-то пообещал тренировать его. Его, а не сопливого японского фигуриста. Его, а не эту свинью. Юра медленно шагает по маленькому японскому городку — Хасецу, куда свалил этот подлец. Обида комом сидит в горле и хочется кричать, рвать и ломать все на своем пути. Здание, в котором Виктор тренирует юное (совсем не) японское дарование, выглядит довольно уютно. Белоснежный, чистый, словно не тронутый фигуристами лед, поблескивающие от света ламп лезвия коньков, что с огромной неуверенностью рассекают его. Юра ухмыляется, глядя на Юри, что застенчиво смотрит на Виктора, добродушно улыбающегося. Какая мерзость. Юра прерывает их милое воркование. А после с презрением смотрит на Никифорова. Короткая стычка и огромные последствия. Впрочем, Юра не против проехаться по японскому льду и показать этому Кацудону, как нужно кататься. Агапе — любовь жертвенная и нежная. «Боже, как сентиментально», — закатывая глаза, фыркает Плисецкий. Фыркает и безупречно откатывает свой танец. Только вот за него все уже давно решили. Точнее, без него. От его проката ничего не зависело. Это получилось случайно, нехотя. Юра увидел черные идеально выписанные цифры на запястье Никифорова. И точно такие же на запястье Кацудона. Тогда стало все ясно, понятно и обидно до слез. «Судью купили, судью на мыло», — обязательно бы пошутил Юра, если бы остался на оглашение результатов. Но объявления о победе влюбленного борова Юра дожидаться не собирается. Юра собирает вещи и улетает назад в Петербург. Назад в холодный, вечно дождливый, окутанный облаками город. * В Барселоне, после перепалки с Джей-Джеем, Юра видит его. Отабек Алтын, кажется, фигурист из Казахстана. Плисецкий грубит ему без какой-либо на то причины, просто так, а он улыбается. И что его так развеселило? Юра хочет спросить, да погрубее… Вот только отчего-то сердце Юры замирает на долю секунды, а после колотится, словно он пробежал стометровку. И среди быстрого биения сердца чувствуется легкое жжение на запястье, под повязкой, словно кто-то выписывает цифры противными движениями протертой спиртом иглы. Юра не понаслышке знает, что это значит. И это чертовски бесит, раздражает. Другой бы наверняка радовался на его месте. Он ведь нашел своего соулмейта, счастье-то какое! Не правда ли? Только для Юры это совсем не счастье. Скорее, наоборот. Почему в тот момент, когда нужно полностью отдаться спорту, появляется что-то такое, что будет мешать, доставлять неудобства, отнимать время? Что свяжет по рукам и ногам, не позволит развиваться дальше, сузит весь мир до какого-то человека? В данном случае это что-то — соулмейт. Да, можно с легкостью игнорировать человека, избегать его, презирать, только мозг — полностью не изученная, покрытая тысячью тайн и загадок часть человеческого тела — этого делать не будет. Он снова заставит цифры на запястье жечься, а сердце бешено колотиться, и ему будет плевать на все: на международные соревнования, на юный возраст, на нежелание создавать крепкую связь. Спешную прогулку по улицам Юре прерывают доставучие фанатки, готовые следовать за ним по пятам. Только их об этом, кажется, совсем не просили. И Плисецкий просто не знает, куда деться. И, словно по волшебству, — мановению палочки какой-то слишком романтичной феи — появляется Отабек Алтын собственной персоной, мастерски управляющий мотоциклом. Секунд пять, может, чуть больше, уходит на то, чтобы решить: попасться в цепкие пальчики фанаток или уехать с Алтыном, разведя кучу сплетен среди знакомых и незнакомых людей. И Юра решается, запрыгивает на мотоцикл, надевает предложенный шлем и уезжает в неизвестном ему направлении. Ветер приятно холодит тело, особенно горящее запястье. Плисецкий беспалевно, как бы случайно, трогает Отабека за плечи. Это должно на время помочь избавиться от жжения. Юра хорошо помнит, как дедушка рассказывал: жжение закончится навсегда только тогда, когда два любящих друг друга соулмейта соприкоснутся одинаковыми надписями. Но его можно на время убирать: стоит просто почаще касаться своего соулмейта. Юра только фыркал и смеялся. Это ведь глупо, сентиментально, слишком смешно. Ведь такого не бывает… Плисецкий фыркает и смотрит по сторонам — кажется, приехали. Верхняя часть сада муниципального Парка Гуэля — красивое место. Юра слезает с мотоцикла вслед за Отабеком и подходит к перилам — открывшийся вид завораживает, очаровывает. Отабек тихий, скромный, молчаливый. Он предлагает Юре дружбу. Он рассказывает о том, как они были в лагере для фигуристов. Тренировались вместе и даже перекинулись парой стандартных фраз. Только Юра не замечал его, а Отабеку сразу понравились его глаза — глаза солдата. И Плисецкий не может отказать в дружбе этому человеку — он зацепил его, въелся огнем в самое запястье. После рукопожатия чувство огня на тонкой коже проходит, и в груди Юры слабо теплится надежда, что повторится оно нескоро. Юра ошибается. В следующий раз это происходит в кафе, среди огромного количества фигуристов. Плисецкий снова видит Отабека, и снова это глупое биение сердца и мерзкое, надоедливое жжение. Жжение появляется снова и снова. Снова и снова. Утихая и усиливаясь. То становясь сильным до почти нестерпимой боли, то ослабевая, и оттого ощущаясь лишь небольшим зудом. Всё это раздражает, но Юра старается вести себя как обычно. * На Гран-При Юра увлеченно следит за выступлением Отабека, чувствует легкое жжение на запястье — знак, что соулмейт рядом, недалеко. И решается на шалость, глупость, баловство. Перед выступлением Алтына он громко кричит: «Давай!». Тот улыбается и поднимает большие пальцы вверх. Плисецкий объясняет свои действия, как просто дружескую поддержку, моральную, так сказать, помощь, ничего более. В свое оправдание Юра может только сказать: «Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость!». Правда, Отабек — в знак благодарности, что ли — делает то же самое, когда Плисецкий во второй раз выходит на лед. И сердце вновь замирает, когда становится отчетливо слышен знакомый голос. Юрий прекрасно откатывает программу и забирает долгожданное золото. Но оно не последнее, ведь так? Где-то далеко, в самом сердце, наверное, так говорят люди, Плисецкого живет мечта — олимпийское золото. Маленькая золотая медаль, забавно висящая на шее, вызывающая сотни возгласов восхищения и зависти. И Юра стремится к своей мечте, цели изо всех сил. И будет стремиться, пока не получит. Лилия пытается ставить ему показательную программу, нудную и неинтересную — Юра хочет что-то другое делать, он хочет сделать свою программу яркой, запоминающейся. Только для этого нужна помощь, и Юра, кажется, даже знает, у кого ее попросить. * — Отабек, мне нужна твоя помощь, — подъезжая к бортику, выдает Юра. Отабек ухмыляется, скептически вскидывает бровь и смотрит на Плисецкого: — Ну и какая же? — Мне тут сказали, что ты занимаешься DJ-ингом, — Юра не стал вдаваться в подробности: кто именно сказал, зачем и как. Достаточно того, что он об этом знал, — нужна музыка для произвольной, — четко, резко отвечает Юра и вызывающе смотрит Отабеку в глаза. — У тебя же есть музыка для произвольной, — удивленно констатирует очевидные вещи Алтын, наблюдая за Юрой. Тот лишь устало фыркает и зло глядит в ответ. — Мне она не нравится, нудная, скучная, а я хочу, чтобы меня люди запомнили. Чтобы это была МОЯ программа, а не Якова и Лилии. Поэтому мне нужна новая музыка, — объясняет Юра. Замечает одобрительный кивок со стороны Отабека. Задорно улыбается, разворачивается, уезжает, плавно рассекая лезвиями лед. Отабек зачарованно смотрит вслед и задумывается о своем. О чем? Можно только гадать. Но, определенно, им обоим придется усиленно поработать. * Произвольная получается просто сногсшибательной, это с неохотой признает даже Яков. Музыка, идеально подобранная, частично передающая характер Юры: бурный, неудержимый, резкий. Движения отточены до совершенства, до жуткой боли в мышцах, что заставляет чуть ли не реветь. Легкие детали, дополняющие хулиганский образ: очки, кожанка, цепочки, кожаные перчатки без пальцев, браслеты, рваная майка, небрежный пучок на голове. И действия не менее хулиганские, взрывающие публику, заставляющие ее кричать от восхищения. И, конечно, Отабеку отведена не последняя роль. Юра настойчиво об этом попросил. Алтын согласился. Роль легкая и охренительная, Отабек с ней справляется на отлично. Стянуть сначала правую перчатку рукой с тонкой бледной кисти, а после — левую, но уже зубами. Юра готов клятвенно присягнуть, что это идея именно Бека. Тихого, спокойного, неразговорчивого Отабека. Впрочем, как говорится, в тихом омуте черти водятся. Юра был бы не против познакомиться со многими чертями Алтына, уж очень они завораживают. Под конец выступления с каменным лицом выстрелить в Юру пистолетом из пальцев, заставляя того театрально-красиво упасть на холодный лед разгоряченным телом. Пусть через одежду, но контраст холода льда и жара тела отчетливо различим. Юра срывает бурю восхищений среди зрителей, поклонников. Немного завистливых взглядов от соперников. Поздравления, восхищения от хорошо знакомых: Юри, Виктора, Милы. Гору негодования и наставлений от Якова и Лилии. Короткое: «Горжусь» по скайпу от дедули, которому помогла включить прямую трансляцию соседская девчонка. Добродушную улыбку от Отабека, из-за которой он готов плясать от радости. Юра с каждым днем чувствует себя все счастливее. Счастье словно распирает его изнутри и готово вырваться в любой момент, обдавая людей вокруг. Только Юра боится, что счастье скоро исчезнет. Так, в общем-то, всегда происходит. Сначала ты счастлив, а потом вселенная дает тебе хорошего пинка или — нет — леща. И ты уже не настолько счастлив, как был несколько минут, часов, дней ранее. Вселенная вроде пытается сделать что-то вроде: «Ой, сегодня повеселимся, завтра погрустим. Все ровно. Честно. Баланс не нарушен». Хотя, может, только у Юры в жизни так происходит. Именно поэтому он с огромной опаской относился к чересчур счастливым моментам своей жизни. Снова Петербург, вечно сырой и дождливый. Серое небо, сильный ветер и мерзкое настроение. Юра вновь в России, здесь его встречают как героя. А он только фыркает и оставляет неаккуратные закорючки на фотографиях — автографы очередным фанаткам. Каждый день после очередной выматывающей тренировки Юра переписывается с Отабеком — тот сейчас у себя на родине. И каждое новое сообщение приносит с собой улыбку Плисецкому. Он не замечает, как начинает с нетерпением ждать конца тренировки, чтобы скорее написать хоть что-то Алтыну: как прошла тренировка, как ругались Барановская и Фельцман, какая погода в Питере; спросить, как спалось, чем был занят весь день, что случилось нового. И получить ответ, а после улыбаться и смеяться, словно на экране телефона что-то забавное. Нет. Скорее радостное, приятное. В один день Юра предлагает Отабеку приехать сюда, в Питер, к нему на недолгие каникулы, так сказать. В общем-то, он ни на что особо не надеется. И Алтын соглашается — Юра готов прыгать от счастья до потолка. У него было мало друзей в детстве, сейчас почти нет, приходится выбирать: друзья или карьера фигуриста. И Юра, конечно, выбирает второе. Он счастлив, как ребенок, а может и больше, тому, что кто-то хочет с ним дружить, это редко случается, точнее, почти никогда. В большей степени это из-за откровенного нежелания Юры с кем-то дружить. Ему и одному неплохо живется. Но почему-то именно Отабек цепляет — скромный, молчаливый, неприметный, резко различный с ним по характеру. Он цепляет. С ним хочется говорить. С ним хочется дружить. С приездом Отабека жизнь Плисецкого приобретает новые цвета и звуки, ощущения и вкусы. Теперь Юра вечером может заказать пиццу на дом, а после умять ее с Бекой (Юре позволено так называть Отабека), запивая колой — никто ругать не будет, правда, утром придется пробежать лишний кружочек в парке, наперегонки с Алтыном. Можно слушать любимую музыку уже не в гордом одиночестве. Теперь, пока Отабек на время занял соседнюю комнату в квартире, стало веселее, пропало одиночество и тоска, что была здесь долгое время. Вечера в компании фильмов и попкорна, совместное приготовление ужина, обеда, завтрака — не важно. Бои подушками, глупо и по-детски, но весело и забавно. Состязания в компьютерных играх — проигравший идет в магазин за продуктами (на самом деле, все равно пойдут вдвоем). Совместные походы на тренировки. Многочасовые прогулки по Питеру: иногда по его закоулкам и узеньким улочкам, изредка по крышам. Они катаются по улицам на мотоцикле Отабека, который тот таскает с собой повсюду, что обходится ему очень недешево. А бывают совсем сумасшедшие прогулки: под дождем, когда капли воды громко ударяются о материал леопардового (Юры) и черного (Беки) зонтов. Юра счастлив, даже мерзкое жжение на время уходит. Юра не знает, что он чувствует к Беке: наивную, юношескую влюбленность, сильное влечение или просто очень сильную и верную дружескую привязанность. Ничего из этого он прежде не испытывал, поэтому сказать наверняка не может. Пытается понять, предугадать, что будет дальше. Как жить в неведении? Что будет? И как? Но после забивает и старается не думать об этом, надеясь на русское «авось». * В один из пасмурных питерских дней Отабек пытается научить Юру готовить яблочный пирог. Да, наверное, Юре должно быть ужасно стыдно. Но, честно признаться, ему плевать. Он их почти не ест — для фигуры очень вредно. Да и дедушка готовит очень даже вкусные пирожки. Поэтому для Плисецкого было в новинку готовить пирог. В целом, выходит очень даже неплохо, если не считать того, что Юра уже схомячил половину яблок, что были приготовлены для пирога, немного расплескал тесто по столу, в попытке перемешать и обжегся, доставая горячий противень из духовки. А так все очень даже хорошо. Просто замечательно. Отабек улыбается, глядя на попытки Плисецкого ровно порезать яблоки, смеется, хохочет даже над словами Юры, когда у него не выходит, и даже не делает замечаний из-за матершины, чему Юра очень-очень рад. Юра шутит про юрты, кумыс и коней, откровенно веселится, когда что-то не получается у самого Отабека. Вечер обещает быть хорошим. Дождь, накрапывающий за окном, остается незамеченным. В квартире царит совсем другая атмосфера: солнечная и радостная. Яблочный пирог готов. Отабек достает его из духовки, ставит на стол, оставляет остыть. А пока можно загрузить интересный фильм. На прогулку все равно сегодня не получится сходить: они очень сильно устали после тренировки, остается полениться дома. Юра что-то бурчит по поводу его очереди в выборе фильма. Впрочем, Отабек не возражает. Выбор падает на «Виктор Франкенштейн», Плисецкий давно собирался посмотреть этот, вроде как, ужастик. Только или руки не доходили (ну или ноги), или же просто не было желания. Чашки с чаем, блюдца с пирогом. Кстати, он получился довольно вкусным. Юра искренне похвалил Отабека. Тот только задорно ухмыльнулся и бросил: «Ну кто же делал». Теплые пледы, мягкий большой диван, пара подушек под спину и несколько часов в напряжении от действий на экране. Под конец фильма, на самых жутких, мерзких моментах Юра отставляет в сторону чашку с недопитым, слегка остывшим чаем и блюдце с куском пирога и крепко прижимается к плечу Беки с гримасой отвращения и брезгливости. Отабек слегка усмехается, ставит пустые чашку и блюдце на пол и слегка обнимает Юру левой рукой за плечи. Плисецкому сначала жутко некомфортно, но после он немного привыкает и становится вполне себе удобно. Он даже готов замуркать от удовольствия. Алтын поворачивается лицом к Плисецкому, осторожно правой рукой убирает челку с его глаз и заглядывает в них. Изумрудные, сводящие с ума. Юра смотрит в ответ, настороженно, выжидающе. Испуганно? Отабек приподнимает уголок губ в лёгкой ухмылке, наклоняется ближе к Юре, оставляя невесомый поцелуй на его мягких губах. Юра пугается, но после, немного придя в себя, отстраняется, разрывая поцелуй. В голове взрываются фейерверки, дурные мысли приходят одна за одной. А может, стоило все же не прекращать поцелуй? Он же по уши влюблен в Отабека. Может, нужно забыть навсегда о золотой олимпийской медали и заняться созданием семьи, как у Виктора с Юри. Живут счастливо и в ус не дуют. Только Юра прекрасно понимает, что нет: ему не нужны отношения, они будут большой помехой на пути к званию лучшего. Отабек удивленно смотрит на немного задумавшегося, растерянного Юру: — Что-то не так, Юр? Я сделал что-то неправильно? Или неправильно понял? — сыплет вопросами Отабек. — Ты все, все сделал и понял неправильно, все ты понимаешь, — громко зло шипит Юра. Отабек лишь виновато смотрит в пол. Быстро успокоившись, Юра тихо произносит: — Извини, просто я… я… Ты сделал для меня очень много, правда, я тебе благодарен. Ты отличный друг, бро, но не больше. Прости, я не могу ответить тебе взаимностью, — врет Юра. Просто так надо. Плевать на любовь. Плевать на то, что они соулмейты. Это слово теперь кажется Юре еще более мерзким. — Да, я сглупил, извини, — медленно и убито произносит Отабек, — пойду соберу вещи, завтра домой. Загостился я тут, — тихо добавляет Отабек, сжимает губы и выходит из комнаты. Утром Юра просыпается позднее, чем обычно. В квартире тихо, никто не готовит завтрак. И эта тишина раздражает. Давит. Выносит. Хочется кричать, стучать по батареям, бить посуду. Он влюбился — глупо и наивно, совершенно по-дурацки. Он понимает, что это чувство его погубит, расшибет в лепешку, разбросав мозги по комнате. Юра не идет на тренировку, не пишет Отабеку, ничего не делает, просто, сняв повязку с запястья, лежит на диване, глядя в потолок. Ему уже шестнадцать и он успешный фигурист. У него великолепная показательная программа. У него друзья. У него черный, ярко выписанный код на запястье. У Отабека точно такой, он заметил: цифры такие же — 3941, и почерк — маленький, округлый. С завитушкой на конце. Юра смеется, хотя ему совсем не весело, смотрит на цифры, царапает их в тщетной попытке убрать, содрать со своей кожи, забыть, как забывал о надписи давно, до встречи с Алтыном. А после рычит и смахивает со щек выступившие первые слезы. Все-таки смиряется и позволяет короткий всхлип. Потом еще один. И еще. Юра мерзнет и сворачивается в клубочек, обнимает себя руками, оглаживает бока и выпирающие ребра. Почему-то это совершенно не греет. Чашки и блюдца так и остаются стоять на полу у дивана, покрываясь пылью до тех пор, пока Юра их не выбрасывает в мусорное ведро, громко уронив на самое его дно. *** Юрию Плисецкому шестнадцать с половиной. Он успешен, любим. Фанатки толпами готовы бегать за ним, стоит только пальцем поманить. Юра все так же упорно тренируется. Синяки от падений и сильная боль в мышцах не проходят неделями. Жжение на запястье проходит, цифры снова начинают бледнеть — странная особенность. Плисецкий со временем перестает вспоминать о Отабеке, о своей глупой, пусть и взаимной, влюбленности. Не пишет, не звонит, но все же изредка просматривает фото Алтына в инстаграме. Юра забывает обо всем: даже поесть и отдохнуть. Плисецкий готовится к отбору на олимпиаду, который состоится через пару недель. На отборе решится его судьба: сможет он участвовать или нет. До олимпиады в Республике Корея остается чуть меньше полугода. Юра уверен, что ничего не может ему помешать попасть в олимпийскую сборную: ни зависть конкурентов, ни ужасная боль в мышцах, ни огромная усталость во всем теле — ни-че-го. Но вселенная иногда бывает жестокой. Иногда творит обидные до слез вещи. Иногда даёт шанс, иногда забирает. Вселенная — дама капризная, в общем-то. Казалось бы, обычный сентябрьский дождь в Питере за неделю до отбора ничего не сможет испортить. Так казалось Юре. Так оно должно было быть. Юра спешит с тренировки домой, уставший и полностью вымотанный. Обходит лужи, на автопилоте петляет мимо прохожих, пытаясь их не задеть. Голова ужасно гудит и хочется есть. Какой-то наглый, спешащий невесть куда молодой человек толкает его в сторону. Юра, наверное, первый раз в жизни полностью теряет равновесие и падает, больно подворачивая ногу. Вся нецензурная лексика, что была у Плисецкого в арсенале, летит в спину этому мудаку, который даже не извинился, просто торопливо пошел дальше. Кто-то из прохожих с недоумением смотрит на Юру, кто-то вслед быстро уходящему подонку. Кто-то пытается помочь встать Юре. В больнице, куда сразу же обратился Юра, ставят растяжение связок и вправляют вывих. Около двух недель запрещены сильные нагрузки, что уж говорить об отборе на олимпиаду. Плисецкий зол, раздосадован. Кто-то говорит, что это судьба. Но Юра кривится — он никогда не был фаталистом — и списывает все на свою усталость и дурацкую спешку того козла, что сбил его с ног. *** Юре двадцать, меньше чем через месяц стукнет двадцать один. Он осуществил часть своей мечты — попал на олимпийские игры, на этот раз в Пекине. Недели, месяцы тренировок дают о себе знать идеально отточенной программой, что порой является Юре во снах, и сильной усталостью. Перед выходом на лед Юра с надеждой на поддержку смотрит на Якова, тот кивает. Плисецкий выходит на лед, срывая шквал аплодисментов. И среди них слышится знакомый голос, отчетливо кричащий: «Давай!». Юра думает, что это показалось: сильное волнение, обман воображения. Но жжение на запястье подтверждает его догадку: где-то совсем близко, в нижних рядах для зрителей, сидит Отабек. Юра улыбается и надеется на лучшее. Плисецкий начинает свое выступление, думая о том, что будет, если он выиграет олимпийское золото. Нет. Он не уйдет из фигурного катания. Продолжит тренироваться, ездить на соревнования. Он снова станет общаться с Отабеком, вдруг тот простит его выходки. Вдруг у них еще получится быть вместе. Эта мысль очень даже нравится Юре. Плисецкий безупречно откатывает свой танец, кланяется, получает сотню восторженных аплодисментов, греющих самолюбие. Направляется к диванчику, где сидит Фельцман, садится, ожидая оценок. Пока Юрий Плисецкий находится на лидирующей позиции, что его несказанно радует. Точнее, он готов прыгать до потолка, кричать, визжать от счастья. Но еще пока не известно, наберет ли кто-то больше очков, чем Плисецкий. Уходя в комнату ожидания для участников, Юра надеется, что нет. Яков тоже. Выступает последний участник. И Юра готов орать от восторга и счастья: у него больше всех очков. А значит, сегодня у него будет золотая медаль. Мечта, к которой Плисецкий шел долгие годы, наконец сбылась. На награждении Юра гордо стоит на пьедестале, когда ему вешают медаль. Она приятным грузом ощущается на шее. Юра улыбается искренне, радостно. Смотрит в зрительский зал, тот дружно аплодирует. Над Плисецким весит флаг его страны и играет гимн России. А он улыбается, как идиот, счастливый идиот. Позже в комнате, где собираются фигуристы, Юра видит его, Отабека Алтына. Сердце снова отплясывает чечетку от волнения, а цифры жгутся. Отабек подходит ближе к застывшему от неожиданности Юре. — Поздравляю, ты олимпийский чемпион, — улыбаясь, произносит Отабек. Юра не знает, как он сюда попал, как его вообще сюда пустили. Но это, в общем-то, не важно. — Спасибо. А ты тут что делаешь? — заинтересованно спрашивает Юра. А и правда, что здесь делает Отабек? Неужели приехал просто посмотреть на фигурное катание? Так на открытие нужно было спешить — там крутое шоу было. — Приехал тебя поддержать, — глядя в настороженные изумрудные глаза, честно отвечает Отабек. Юра улыбается, кивает. А действительно, его поддержка, его «Давай» в какой-то степени помогли выиграть, добиться золота. — Бек, ты извини за то, что тогда произошло, — немного виновато тянет Юра. — Я твой соулмейт, — произносит Юра, заглядывает в глаза Отабеку. Тот готов его назвать капитаном Очевидностью, но просто следит за действиями Юры. Плисецкий подходит ближе, слегка приподнимается на носочках и легонько касается губ Алтына, тот не противится. Плисецкий так давно мечтал это сделать: просто поцеловать, ощутить тепло и шершавость губ. Потом их ждет серьезный разговор, а может, и не один. Постепенное выстраивание отношений. Но это потом, сейчас Юра просто целует Отабека. — Ты — друг моей души, — отрываясь от губ Юры, произносит Отабек, гладит по щеке и опять целует его. Снимает осточертевшую повязку с запястья Плисецкого, соединяя их цифры, коды, надписи - не важно. Теперь они вместе.