И вот в повозке я и Смерть, но кроме нас — Бессмертье

I. Антиопа не учит ее о смерти во время тренировок. Она учит Диану накладывать швы на раны на собственном теле, если потребуется. Она учит ее преодолевать боль и продолжать бороться, продолжать побеждать. Она учит ее терпеть, терпеть, терпеть, пока битва не останется ее главным фокусом. Она учит ее, что ее тело и разум — единственное оружие, над которым у нее есть полная власть, единственное оружие, которое ее никогда не подведет. Они никогда не думают о смерти. Смерть не приходит в дворцы и на берега Темискиры. Арес никогда не касался этого места. Он не посеял здесь семена раздора, злости и жестокости. Об этом и рассказывает Диане Антиопа. Но еще она говорит ей, что наступит время, когда Арес придет к ним, что даже амазонки не спасутся от неотвратимого яда, который затопит весь мир. Они все должны быть готовы, когда придет этот час. Когда она умирает, содрогаясь, на руках Дианы, песок окрашивается алой кровью, и она улыбается в последние мгновения жизни. В утихающем шуме битвы и на фоне душераздирающих рыданий амазонок, она улыбается. Она медленно отпускает последние песчинки сквозь пальцы, словно крупицы в песочных часах. II. В ее снах всегда есть момент, который она не хочет отпускать. Невозможное. Солнце не сияло в тот день, и стоял жестокий холод. Солнце не должно было согревать ее кожу, и легкому ветерку незачем было развевать ее волосы. Стив Тревор умер, взорвавшись на самолете. Его тело сгорело, остались только тысячи частичек пепла. Он не будет стоять на земле рядом с ней, в безопасности, с непролитыми слезами в голубых глазах и грустной улыбкой. Она знает, что никогда не выйдет замуж за человека, она даже не уверена, что до конца понимает концепцию брака. Она и Стив не будут обещать любить друг друга, пока смерть не разлучит их, зная, что каждый из них произнес слова клятвы искренне. III. Они сидят в кафе в Лондоне. Война закончилась, и кажется, что темное серое облако, которое постоянно нависало над улицами, наконец-то исчезло. Кажется, что вокруг снова появились цвета. За окном оживленно снуют женщины в платьях темно-синего, по-охотничьи зеленого и ярко-красного цвета, ведут за руку детей в желтой и белой школьной форме. Даже мужчины поменяли свой гардероб. Улицы больше не заполнены солдатами в тусклой и грязной военной форме. Этта быстро возвращается к их столу, в центре которого стоит ваза с маленькими лиловыми цветами, в ее руках завтрак и газета.  — Булочки, — говорит она, протягивая испеченный кусочек теста с синими фруктами. — Они совершенно восхитительны. Я не могу остановиться только на одной. Она смеется и смеется, опускается на стул напротив Дианы и вытаскивает руку из-за спины, показывая маленький бумажный пакет.  — Хорошо, что я взяла не одну. Небольшая заправка с утра перед скучным днем в офисе не помешает, мне кажется.  — Право голоса для женщин, — Диана озадаченно смотрит на газету, совсем не обращая внимания на еду. — Там так написано? Женщинам не разрешается участвовать в управлении вашей страной? Улыбка Этты немного тускнеет.  — Скоро, Диана. Нам совсем немного осталось для голосования. Скоро это наступит. Ладно, а теперь ешь свою булочку. Они не такие вкусные, когда остывают. IV. Диана уже одета и готова к выходу. Ее доспехи надежно облегают тело. Убийца Богов бережно лежит в ножнах. Щит отполирован до блеска, ремешки туго затянуты. И диадема сияет на ее голове, не дает волосам закрыть лицо.  — Стив, нам пора идти. Стив тихо смеется с кровати, которую они разделили прошлой ночью. Он пыхтит трубкой, что нашел в одной из тумбочек, запах дешевого табака ускользает через открытое окно. Он обнажен, не считая коротких подштанников, он натянул их на себя вчера, прежде чем упасть и заснуть. Его грудь усеяна следами от поцелуев, и он улыбается.  — Мы уже на войне, Диана. Мир подождет, пока я раскурю эту трубку, и, может быть, еще кое-что. И, сама того не осознавая, она бросается к нему и целует, тень улыбки все еще играет на ее губах. V. Маленькая Диана свернулась калачиком в руках матери. Ее мама пахнет лилиями и морем, всем тем, что согревает и успокаивает. Она гладит Диану по голове, проводит пальцами за ушами, играет локонами волос, пока веки дочки не опускаются. Диана — неугомонное дитя, у нее сменилось уже три наставницы, и похоже, что Энисидем тоже собирается уйти. Ипполита никогда не была уверена, что готова растить дочь. Ох, она страстно желала ее, хотела ее так сильно, что иногда ей казалось, что девочка пришла к ней только во сне, просто чтобы помучить ее. Несмотря на все трудности с Дианой, несмотря на ее непослушание, энергию и шаловливость, Ипполита ни на что в мире ее не променяет. Диана засыпает. Все ее тело умоляет поддаться усталости и отдохнуть хоть несколько часов. Мама прижимает ее поближе к себе, теплое ото сна тело греет прохладную кожу королевы. И, прежде чем темнота поглощает ее, Диана слышит голос Ипполиты.  — Мне бы хотелось, чтобы так было всегда. VI. Стив не встречает смерть как друга. Стив встречает смерть как двоюродную бабулю, которая слишком уж загостилась. Тепло и вежливо, конечно же, он ведь джентльмен, сын священника и выпускник Вест-Пойнта*. Но в то же время он пытается скрыть раздражение и хочет, чтобы все это мучение побыстрее закончилось. Он не хочет умирать, правда. Он ожидал, что так получится. Он предполагал, что умрет на войне, от цианида или пули, либо иприта и подобного. Это казалось ему романтичным — погибнуть, исполняя военный долг стране, спасая весь мир. Он просто не ожидал, что это случится так скоро. Он был молод. Он был молод, и его сестра выйдет замуж, когда ее любимый вернется домой с войны. Он был молод, и его мать будет оплакивать его. Он был молод, и он мог стать генералом или дипломатом, кем-то более благородным, чем шпион. Он был молод, и он был влюблен. Он был молод, и его время подошло к концу. VII. Они смотрят на пустую витрину, где раньше был костюм Робина. Здесь, внизу, очень холодно. Ее открытые плечи покрылись гусиной кожей. Диана жалеет, что не взяла с собой плащ. А Брюс этого словно не замечает. Он просто смотрит в пустоту затуманенными глазами.  — Диана, тебе когда-нибудь хотелось, чтобы у нас всех было больше времени?  — Нет.

-fin-