(Без)Условный рефлекс

Сэм… Это как-то даже… привычно. Сталкиваться с ним локтями, коленями, заглядывать через плечо, когда он перетряхивает интернет в поисках информации по делу. Время от времени отвешивать затрещины, хотя оба давно уже не дети. Или просто приваливаться к Импале после очередной охоты, ощущая рядом теплый бок брата и молча радуясь, что живы. Если задуматься, Дин прикасается к Сэму, сколько себя помнит. Правда, он об этом как-то и не думает. Это просто есть. Всегда было. И оттого сильнее скребется внутри что-то. Не вина, вроде нет. Но что-то близкое. Ну и сволочью же он был, когда носил Метку. Два из трех. В двух из трех случаев «Сэмми» в его исполнении звучало неправильно. Так, что Сэм имел полное право огрызаться в ответ на это обращение. Так, что следовало бы врезать самому себе. Потому что, ну, «Сэмми» — это же не какое-то «ты младший брат, вот и помалкивай». Это «я рядом», «я позабочусь о тебе», «будь осторожен», «ты — все, что у меня есть». Даже самому противно, настолько Метка исказила вкладываемый смысл. Два из трех, Дин, два из трех. В тех же двух из трех случаев с той самой чертовой Меткой на руке он либо старался без острой необходимости вообще к Сэму не лезть, либо у него слишком кулаки чесались, и доходило до драки. Прежний Дин врезал бы пару раз и успокоился или, скорее, разнес бы все вокруг, а Сэма не тронул. Это же Сэм. Но Метка, наоборот, больше всего жаждала именно сэмовой крови. Ударь, причини боль. Убей. И Дин бил. Впечатывал кулаки в опрометчиво подставленное тело, как в боксерскую грушу. Как какая-то послушная марионетка, норовил разбить знакомое до мелочей лицо. Хотя не так уж и до мелочей. Уже потом, когда приглядывался, замечал и заострившиеся черты, и морщинки, которым еще рано появляться. «Что же я наделал, братишка?..» Та самая, оставшаяся единичка, она приходилась на моменты, когда Сэм вытаскивал его из тьмы. Или когда один из них был на грани смерти. Тогда-то Дин и приглядывался, привычно держал лицо Сэма в ладонях, путался пальцами в волосах. «Прости меня, Сэмми. Так будет лучше… Хочу запомнить твои глаза…» «Нет, нет, нет. Не смей уходить, слышишь? Даже не думай! Сэм, только не сейчас». Паршивый повод, в самом деле, чтобы как-то сгладить прежнюю грубость. Вот и подумалось, сколько же задолжал он Сэму братского тепла по собственной дурости. Как бы по-девчачьи это ни звучало. Уж с самим собой-то можно быть честным. В конце концов, он с детства носил мелкого на руках. Кормил, купал, убаюкивал. У других детей для этого есть мамы, а у Сэма был только Дин. Папе и так нужно было позаботиться, чтобы вокруг было безопасно. Заботиться о Сэмми — работа Дина. Дин не давал ему упасть, когда братишка учился ходить. Дин лечил разбитые коленки и синяки, которые Сэмми собирал по углам, когда стал самостоятельнее. Дин учил его драться, потому что папа — не та весовая категория. Папа бы зашиб, не дай Бог. Сэмми же, как тростинка. Вверх тянулся быстро, а в ширину не успевал. Он бы и сейчас такой был, если бы не мускулы. Стоит чуть уменьшить нагрузку, забросить тренировки, и какая-нибудь тварь его пополам переломит. А виноват Дин. Из-за него от прежнего гигантора и следа не осталось. Так, подобие всего лишь. Хоть не сторонится и от помощи не отказывается, когда подлатать после охоты нужно. Дин бы на его месте близко к себе не подпускал после тех закидонов с молотком. Тем более со спины и с иголкой в руках, например. А Сэм простил, как будто ничего не было. Можно похлопать его по плечу, толкнуть локтем в бок, чтобы привлечь внимание. Обнять, в конце концов. Это просто есть. Как всегда. Да, ладно, Дин — малость девчонка. Но когда с четырех лет привык быть братом, отцом и матерью одновременно, простительно любить все эти сопли. Наверное.