То, что произойдёт в Париже, в Париже и останется

— Может, прогуляемся? Юлиан отрывает взгляд от экрана телефона и с лёгким недоумением смотрит на Кевина. Они прибыли в Париж каких-то три часа назад, два из которых потратили на поиски отеля. Небо за окном затянуто серыми тучами, сквозь которые едва просвечивает бледный диск солнца. Юлиан уверен: вот-вот, буквально с минуты на минуту, пойдёт дождь. А в номере сухо, кровать и бесплатный вай-фай. Что ещё нужно для счастья? Кевин, очевидно, придерживается другого мнения. В его глазах — азарт путешественника. Энтузиазм человека, у которого давно не было новых фотографий в инстаграме. И плевать он хотел на то, что завтра у них конференция, перед которой не мешало бы отдохнуть. Валяться целый вечер в отеле, когда за окном Париж — преступление. В долгом взгляде Юлиана всё, что он думает по этому поводу: матово-серое небо, грозящее дождём, усталость с дороги и, в конце концов, лень. Кевин нависает над ним и улыбается. Заразительно, с чертовщинкой в уголках губ и ароматом кофе, добытого в автомате у ресепшена. Юлиан соглашается, мимоходом отмечая, что щекам отчего-то стало подозрительно жарко. У подножия Монмартра сверкает красной вывеской знаменитый на весь мир «Мулен Руж», а с его вершины царапает белым крестом небо величественная Сакре-Кёр. Едва Кевин и Юлиан успевают выйти из метро — чудом умудрившись не потеряться в хитросплетениях разноцветных веток, — на асфальт падают первые тяжёлые капли. Юлиан кутается в джинсовую куртку, матеря последними словами собственную глупую слабость. А Кевин хохочет, берёт его за руку и ускоряет шаг в направлении мерцающих огней ближайшего бара. На улице заметно холодает, однако пальцы Юлиана горят огнём. В баре людно, но не настолько, чтобы это было неприятным. Кевин оставляет его за столиком в дальнем углу, а сам направляется к стойке с напитками. Возвращается он через каких-то пять минут — с бутылками яблочного и вишнёвого сидра и двумя стаканами. Шипучий алкоголь бьёт в голову почти мгновенно. Грассирующая французская речь плывёт фоном, не задерживаясь в сознании, и смешивается с шумом дождя. Юлиану хорошо и уютно — а когда он прислоняется плечом к плечу Кевина, становится ещё лучше. Он вытаскивает из кармана телефон и делает селфи — вишнёвый сидр в нём считает, что фото о том, как они приятно проводят время, должен увидеть весь мир. На секунду он путается, пытаясь отметить на фотографии место, и тогда Кевин говорит: — Дай я. Он забирает из рук Юлиана телефон и ловко бегает пальцами по клавиатуре, тут же находя нужную метку. Считаные мгновения спустя на экране один за другим всплывают уведомления-лайки. А Кевин обнимает его одной рукой и тепло дышит куда-то рядом с ухом. Юлиан отпивает ещё сидра — снова приятное шипение пузырьков в горле — и ловит себя на мысли, что готов сидеть так целую вечность. Когда они снова оказываются в отеле, Кевин быстрым движением прижимает его к стене. Упирается одной ладонью в цветочные завитки на обоях, а другой гладит влажные от дождя волосы. Юлиану не хочется сопротивляться, и дело здесь вовсе не в алкоголе. Протрезвели они достаточно давно — ещё тогда, когда в поисках обратной дороги к метро перепрыгивали мутные лужи с дождевой рябью. — Ты уверен, что не пожалеешь об этом? — на всякий случай спрашивает он. Спрашивает — и расстёгивает молнию на куртке Кевина, чувствуя, как подрагивают кончики пальцев. — То, что произойдёт в Париже, в Париже и останется, — улыбается тот и мягко проводит носом по щеке Юлиана. От звуков приглушённого голоса с низкими вибрациями подкашиваются колени. — Или не останется. Как захочешь. Куртка Кевина с шорохом падает на пол. И когда их губы соприкасаются, ответ Юлиана становится очевиден.