Грелка

"6.03 a.m." Часы отстают на две минуты, так что пять минут седьмого. Осторожно выбираюсь из-под одеяла и собственнически перекинутой поперек моего тела руки. Не люблю зиму. Слишком колюче-морозно, даже когда солнечно - не уютно. В комнате очень холодно, очередная полуподвальная квартирка отапливается двумя еле живыми обогревателями. Ты, лишившись своеобразной грелки, морщишься во сне и кутаешься в одеяло. Собираю свою одежду по всей комнате, в который раз намереваясь прочесть тебе нотацию, дабы ты её так не швырял. Одеваюсь, на рубашке оторвано 4 пуговицы. Ты придурок в порыве страсти, Тэйлор. Уже придумываю, как буду заставлять тебя пришивать их обратно. Кидаю рубашку на стул. На глаза попадается пачка твоих сигарет. Измятая, хотя, уверен, ты купил её не раньше двух дней назад. Достаю одну, задумчиво верчу в пальцах. На столе валяется зажигалка. Почему бы и нет, собственно? Оба стула завалены вещами - шкафа нет. Сдвинув свои конспекты в сторону, сажусь на массивную дубовую столешницу. Я курю редко. Потрясающе редко для молодого музыканта. Зато пугающе часто для "такого домашнего мальчика, как ты". Спасибо, мама. При воспоминании об этой дурацкой фразе появляется непреодолимое желание выкурить всю пачку. Подношу кончик сигареты к огоньку зажигалки. Дым горький, до рези в глазах. Но я упрямо делаю вторую затяжку. Из-под тонкого одеяла торчит только острый кончик твоего носа. Я корю себя за то, что начал курить в комнате. Чтобы проветрить, потом придётся открывать форточку, а ты и так мёрзнешь. Странно, но холода я не чувствую, хотя сижу в одних джинсах. Начинаешь ворочаться, показывается светлая взлохмаченная макушка. Я знаю, что ты сейчас скажешь. - Ханжа, - сипишь ты. - И тебе доброе утро, Родж, - обнаруживаю, что после сна хриплю не меньше. Прочищаю горло. - Мэй, после всех лекций о вредном влиянии никотина на организм и опасности переохлаждения ты сидишь полуголый и куришь. Чувак, поздравляю, ты победил мою логику. - Ты опять половину пуговиц мне поотрывал. Когда пришивать намерен? - Иди в жопу, - абсолютно невозмутимо говоришь ты, снова накрываясь с головой. - Уже, - не удержался я, - пяти часов не прошло как уже. Слышу приглушённое фырканье. Минутное молчание, смотрю на редкие мучительно-медленно падающие снежинки в тусклом освещении постоянно мигающего фонаря. На окне нет занавесок, поэтому оранжевый свет вырисовывает на стенах причудливые тени. Я жду, когда он, наконец, перегорит, и всё окрасится в синий. - Третий раз за месяц, - не замечаю, как подходишь почти вплотную, босой, переминаясь на холодном полу с одной ноги на другую, бесцеремонно вытаскиваешь у меня изо рта почти докуренную сигарету. - Таскаешь из моей пачки, - в ответ на мой вопросительный взгляд. - Тебе жалко что ли? - тихо смеюсь. - Для тебя - нет, а вот тебя - да. Курить же вредно, - обнажаешь белые зубы в улыбке, в одну затяжку домучиваешь несчастную сигарету и тушишь окурок в грязной стеклянной пепельнице. - Странно слышать это от тебя. Как там? Твой дедушка "дымит, как паровоз, 60 лет и ничего"? Смеёшься. - Хэй, не смей использовать мои отмазки! Несколько секунд молчишь. - Хотя, должен признать, тебе идёт, - уже тише произносишь ты, глядя мне в глаза, - очень. - Не больше, чем тебе, - я могу очень долго петь дифирамбы каждому твоему жесту. Но сейчас это нам не нужно. - Скорей бы весна. Мы здесь совсем заледенеем, - тебе просто надо что-нибудь говорить. Тёплые руки на моих оголённых плечах, успеваю понять, как я замёрз, горячие губы на ключице, глупая мысль - хорошо, что не надел новую рубашку, мимолётный взгляд на часы, лампа в фонаре всё-таки погасла, чертята беснуются в ненормально голубых глазах и больше совсем не холодно... Зима, может, и не такое дурацкое время года. Если уметь греться.