Rising Sun

      Первые звуки ударных повисли в воздухе, разносясь эхом по всему залу. Хандзо почувствовал, что даже ритм его сердцебиения немного замедлился, чтобы попадать в такт песне. Солистка тихо и томно начала петь о доме в Новом Орлеане, когда он услышал шумный вдох у правого плеча.       — Боже мой.       В темноте можно было лишь разглядеть, как восторженно блестят глаза Джесси.       — Это моя любимая песня.       Хандзо прислушался: действительно, здесь было что-то из той, далекой эпохи, так обожаемой Маккри. Стук копыт, звон цепей, пыльная дорога. Что-то старое и американское, с запахом виски и табака.       — Хандзо, пожалуйста.       Японец встрепенулся — прямо у его лица был источник самого запаха с поистине дикими глазами.       — Пожалуйста, потанцуй со мной.       — Что?       — Это моя любимая песня, Хан, пожалуйста.       Взгляд у Джесси был панически-умоляющим, будто весь свет клином сошелся на этом концерте и этом номере.       — Эм. Я мужчина.       — Кого это колышет? Никто не видит ни черта.       Вот с этим Шимада мог согласиться, свет прожектора был направлен только на сцену и в толпе невозможно было разобрать, кто с кем танцует.       — Ну, ладно.       Джесси потянул его за собой глубже, в центр зала. Аккуратно положив руки партнеру на пояс, он медленно покачивался вместе с музыкой. Хандзо мягко положил свои руки на плечи американца, решив, что обхватить его шею, пожалуй, было бы слишком.       Они качались так, пока солистка заполняла головы танцующих своим томным голосом. В какой-то момент Маккри прижался прямо к уху партнера и вместе с солисткой прошептал слова:       — It’s one foot on the platform The other’s on the train..       Неудивительно, что он знает ее наизусть. Неудивительно, что это его любимая, стиль подходящий, его стиль. Но Хандзо ощутимо вздрогнул, когда тот, касаясь губами его уха, проговорил последние строчки, буквально выводя их на коже:       — I'm going back to New Orleans To wear that ball and chain.       Внутри Хандзо все перевернулось от восхищения. Казалось, всю песню должен был петь Джесси, так же выводя ее губами на коже Шимады, на ухе, на шее, груди, губах. Девушка замолчала, но в воздухе все еще висели звуки гитар, барабанов и само время замедлило свой ход. Хандзо почувствовал как те губы, что были у его уха, теперь касаются его губ. Медленно, горячо, со вкусом виски и запахом сигар. У японца закружилась голова — Маккри был само воплощение тех времен, послание о жаркой и безрассудной ночи в стареньком салуне где-то посреди пустыни. "Хочу оказаться там" — у Хандзо внутри все вздрогнуло от осознания этого. Он оттолкнул Джесси и быстро зашагал прочь от праздника, как можно дальше от странных и непривычных мыслей. В ушах звенело, будто рядом бросили светошумовую гранату. Что-то новое и порочное вертелось у него в голове и перемешивалось с удаляющимися аплодисментами толпы. Он уже был у входа в жилые помещения, когда его резко схватил за руку Джесси.       — Черт возьми, да стой же ты!       Хандзо взглянул на него — в полутьме были видны блестящие глаза, нахмуренные брови и губы. Те самые губы, от которых у Хандзо теперь внутри начинался вихрь желаний и смятений. Он покраснел и отвернулся, но руку отдергивать не стал.       — Что? Скажи уже что-нибудь. — Джесси молчал. — Ну же, скажи, что поддался моменту, что вспомнил какую-нибудь девушку, что-нибудь уже скажи в свое оправдание! Акцент японца усиливался каждый раз, когда он повышал голос и эмоции преобладали над речью. Он решил, что именно сейчас все ему выговорит и уж лучше это будет на японском:       — Твою мать, скажи уже что-нибудь, ты чертов американский недо-ковбой! Какого хера? Ты так себя со всеми друзьями ведешь? Это, блять, тактика такая твоя: через дружбу в постель? Кто я для тебя вообще? — Хандзо почувствовал, что у него дрожат руки от ярости, так хотелось зарядить Джесси в нос.       — Дружище, я ни черта не понял. Можешь теперь то же самое, но по-английски?       Маккри все еще держал его за руку, но явно был обеспокоен вспышкой гнева. Хандзо выдернул руку и быстро удалился вглубь жилого комплекса.       Звон шпор разносился по коридору. Этот придурок ведь не ездит на лошади, зачем они вообще ему нужны… Шимада удержался, от того, чтобы не проорать оппоненту и это, но уже возможно по-английски. Если тот не отстанет, послать его все равно придется на понятном ему языке. Маккри догнал его у двери в комнату и плечом преградил вход. Хандзо поднял глаза — гребаное алое пончо касалось его территории и ярость японца только усилилась.       — Сгинь.       — Переведи что ты там сказал.       — Я сейчас перевожу: сгинь.       — О, нет, там ты наговорил куда как больше. — Теперь уже злился Джесси. В основном на себя, за то, что так сильно хотел попросить прощения у высокомерного господина Шимады. Подумать только, ему даже стыдно было. И перед кем?       Хандзо толкнул дверь, юркнул внутрь и попытался захлопнуть ее перед носом у ковбоя, но тот подпер ее сапогом, вошел в комнату и громко захлопнул за своей спиной. "Идиотина. Стоит в моем номере в своем старомодном наряде со своими старомодными, допотопными обычаями..." — японца вдруг осенило. Названный гость свалит, как только сам разозлится. Хандзо окинул Джесси с ног до головы в поисках того, чем бы вывести его из себя и нашел. Он резко стащил с головы ковбоя его шляпу — гордость, или даже талисман стрелка — и напялил себе на голову. Это должно его выбесить. Маккри удивленно вскинул брови вверх и в его взгляде мелькнуло что-то звериное. "Ага! Задел!". Но реакция была не то чтобы неоднозначной: Джесси шагнул вперед и, толкнув японца к стене, впился в него своими губами. У Хандзо, прямо как во время недавнего танца, все вновь закрутилось внутри. Этот поцелуй был никак не похож на предыдущий. Яростный, горячий, грубый. Американец кусал ему губы, и лапал везде, где только мог дотянуться. В какой-то момент он укусил его особенно больно, Шимада тихо застонал и попытался высвободиться.       — Боже, дорогой, ты уверен, что хочешь сбежать?— Маккри гладил его штаны, сквозь которые уже отчетливо ощущался стояк. — Знаешь, чего ты сейчас хочешь?       Хандзо мотнул головой, не вполне осознавая, с чем не согласен, а Джесси тем временем расправился с поясом его халата. Стянув одежду, он жадно впивался тому в шею, оставляя укусы, засосы и заставляя японца вздрагивать и шипеть от боли. Внезапно все прекратилось.       Маккри сделал шаг назад и удовлетворенно оглядел побежденного противника. Полураздетый и смущенный, Хандзо все еще прижимался к холодной стене, мысленно умоляя его не уходить. Казалось, прошла небольшая вечность, прежде чем американец тихо и вкрадчиво прошептал:       — Раздевайся.       У Хандзо все еще кружилась голова, губы саднили, мысли разлетались, и он не мог даже решить, может ли ослушаться Маккри. Медленно и мягко он коснулся пальцами полей шляпы, но Джесси покачал головой:       — Её оставь.       Где-то на задворках сознания японца мелькнуло любопытство - оставить нужно было только то, что принадлежит ему? Хандзо послушно стянул сапоги, обтягивающие лодыжки и снял штаны вместе с бельем. Теперь он стоял в полутьме абсолютно голый, не считая шляпы Маккри. Последний взял его за руку и потянул в центр комнаты, к кровати. Аккуратно усадив японца на край, он стоял напротив него, все еще полностью одетый и молча смотрел. Хандзо стало дискомфортно и он не понимал, что будет происходить в следующий момент, из-за заминки сознание постепенно возвращалось в колею:       — Что ты...?       — Не надо. — Джесси прижал указательный палец к его губам, приказывая замолчать.       Он мягко коснулся их подушечкой большого пальца, и провел вниз, заставляя Хандзо покорно приоткрыть рот. До Шимады дошло, что от него требуется и тело вновь начало обволакивать похоть — он оторвал руку от края кровати и медленно провел пальцами по пряжке BAMF. Джесси не сводил с него глаз и когда Хандзо наконец справился с ремнем, он закусил нижнюю губу, чтобы успокоиться и дать японцу свободу действий хотя бы на время. Хандзо аккуратно потянул вверх бронежилет, требуя от американца, чтобы тот снял его сам.       Шимада с удовлетворением осмотрел тело партнера - мускулистое, сексуальное, горячее. Интересно, он настолько же ловко орудует рукой-протезом, насколько и своей собственной? Любования Хандзо прекратились, когда Джесси шумно вздохнул и сам снял с себя оставшуюся одежду. Аккуратно поддел поля своей шляпы, чтобы лучше видеть лицо японца и еще раз провел пальцем по его губам. У Хандзо внутри все горело от возбуждения и любопытства — "Как он отреагирует на мои действия? Скажет ли что-нибудь?" — он прикрыл глаза и коснулся губами головки члена. Мягко целуя, постепенно он насаживался губами все глубже, входя в ритм. "Смотри на меня" — Хандзо открыл глаза. Он пытался сфокусироваться на ухмылке Джесси, его горящих глазах, но получалось с трудом — перед глазами все плыло и ужасно, страстно хотелось взять в рот глубже, чтобы сорвать с губ американца стон наслаждения. Хандзо вошел в ритм и старался протолкнуть член партнера глубже в горло, при этом не прерывая с ним зрительный контакт.       — Боже, Хандзо... — его шепот утонул где-то во тьме и японец почувствовал острую потребность получать удовольствие тоже.       Он прервал минет и потянул Маккри за руки вниз, к кровати. Джесси подчинился, покрывая шею, плечо и татуировку Шимады поцелуями. Он мурлыкал какие-то ласковые прозвища, когда Хандзо снял с себя шляпу и лег спиной на прохладное покрывало. Внутри все горело от возбуждения и он, окончательно перестав контролировать свои действия, теперь просто подавался вперед и отвечал на поцелуи, зарывшись пальцами в растрепавшиеся волосы Джесси. Маккри вжался в него всем телом и прошептал:       — Расслабься, я не сделаю тебе больно. Веришь мне? — Хандзо, прикусив губу, кивнул, и почувствовал, как стальная рука скользнула ему под поясницу, придерживая и заставляя выгибаться. Другой рукой он гладил грудь и живот японца, дразня и вынуждая того подаваться навстречу прикосновениям. Налюбовавшись картиной покорного и потерявшего контроль Шимады, Маккри переместил горячую руку на его член, двигая ее в такт Хандзо. Тот тихо застонал и откинул голову назад. Все еще придерживая партнера, Маккри приставил член к его заду. Японец схватился за покрывало, но не пытался вырваться, а лишь покорно следовал ритму.       — Джесси…       — М?       — Пожалуйста…       — Пожалуйста что, сладкий?       У Маккри внутри все готово было взорваться от нетерпения, но услышать такое от целомудренного лучника стоило того.       — В-войди в меня..       — Черт…       Где-то глубоко внутри сознания ковбоя прогремел взрыв. Он продолжал тереться о задний проход Хандзо, но с каждым разом пытался войти немного глубже. Введя в него головку члена, Маккри шумно вздохнул и, осознав, что не слышит от партнера ни звука, поднял глаза. Челка Хандзо растрепалась, волосы, собранные в хвост, торчали во все стороны. Прикрыв глаза, он пошло и с наслаждением подавался навстречу Джесси. Все еще цепляясь за кровать одной рукой, другой он зажимал себе рот, закусив ладонь. Маккри это задело.       — Боишься, что кто-то услышит?       Хандзо мотнул головой и зашипел: Джесси вошел чуть глубже.       — Ты что, стыдишься меня?       Шимада сильнее замотал головой и всхлипнул, вцепившись зубами в руку: ковбой стал входить еще глубже.       — Хандзо, не сдерживайся.       Маккри уже на полную трахал тело японца, придерживая его за бедра и скользя рукой по его члену. Все, чего он хотел — это заставить убрать руку. И Хандзо, наконец, подчинился: выгнувшись и насадившись на член, он сладко застонал. Джесси ускорил темп, не отрывая взгляд от лица партнера, выбивая из него стоны и крики каждым своим движением. Он все еще машинально гладил его член, когда осознал, что тот, вновь запрокинув голову от наслаждения, кончил себе на живот. Через пару толчков Джесси шумно выдохнул и заполнил его спермой.       Кровь все еще стучала в ушах у обоих. Хандзо пытался сфокусировать взгляд на узоре потолка, а Маккри рассматривал блики лунного света на своем протезе. Откуда-то с улицы донесся полу-механический крик с явным японским акцентом:       — Ну наконец-то ты, блять, заткнулся!       Шимада-старший досадно застонал и уткнулся в плечо Джесси, а тот, придерживая рот рукой, затрясся в беззвучном смехе.