Однажды

Кристина только казалась маленькой и беззащитной, пиналась во сне она как заправский боец. Когда Юре в третий раз прилетело пяткой в живот, он отодвинулся, насколько позволяла кровать, покосился на раскинувшуюся в позе морской звезды девочку, пробурчал: – Быстро силы возвращаются, гляди-ка. Он все же задремал, натянул во сне одеяло до подбородка, окуклился – и проснулся в полете, навернувшись вместе с этой сложной конструкцией с кровати. Кристина спала, как ни в чем не бывало, посасывая палец. В ореоле рассыпавшихся по подушке золотистых волос она напоминала ангела. Юра потер бок. Ангел с железными пятками, ага. Где там Мила с ее широко разрекламированной мазью "от всего, и даже от того, что ты не знал, что у тебя есть, Плисецкий"? Не помешало бы. Интересно, подумал Юра, если ее завернуть в одеяло, не до той степени, чтобы дыхалку пережало, а так, чтобы не дергалась... Он быстро затряс головой. Что за мысли, с детьми так нельзя. Дети – цветы жизни и все такое прочее. Их нужно поливать, то есть, тьфу ты, растить, кормить, развлекать, быть у них на побегушках. И хвататься за сердце от любого чиха. Еще бы, дорогое вложение, нельзя ему болеть. У него детей точно не будет. Бедный дедушка, как только коней с ним не двинул с тех пор, как мать сочла себя талантливым бардом и сбежала из деревни с разбойником, который ее и обрюхатил. Юру на деда бросила, кукушка. А потом и Юра уехал, решил, что сельская жизнь слишком скучная для него. Вот и вкладывай в детей свое тепло и заботу. – Ты так не делай, – прошептал Юра, погладил Кристину по волосам – мягким, как шерсть котенка. – Отабек, конечно, поможет, раз уж для себя решил, но это не то. Он твоей матери не сын. – Юра помолчал и добавил. – И не муж. И нечего так радоваться. Чего это он? Юра отдернул уголок шторы. Солнце только вставало, золотило кроны вековых дубов, их, наверно, еще прапрадед Виктора высаживал. Он посмотрел на бледнеющее небо, зевнул и побрел умываться. Сполоснул рот, посмотрел в зеркало. В ответ глянуло непонятное сонное нечто с гнездом спутанных волос и темными кругами под глазами. Джей-Джей бы не оценил, заохал и отправил к Крису. Количество тюбиков с кремами и маслами на его столике могло бы посоперничать с зельями, и Юра посмеялся бы, если бы не знал, что у Джей-Джея их еще больше. Вот Джей-Джей хотел детей, почему-то вернулся к прошлым размышлениям Юра. Всегда поднимал эту тему, стоило чуть выпить, трепался долго и со вкусом. Когда начинал выбирать имена, Юра хватал его за шкирку и тащил в королевские покои. А вот королева Изабелла не торопилась, и Юра ее понимал: с таким-то мужем! По крайней мере, раньше хотел. Пока улыбался и лучился довольством жизнью, а не превратился в мрачную тень себя прошлого. Он снова уставился в зеркало. Зеркало, да... Мысль крутилась в голове, но ускользала, и он отпустил ее. Потом. Ему бы со своими делами разобраться сначала. Юра почесал подбородок – колется, надо попросить у Отабека бритву, а то ножом неудобно. Отправляясь сюда, он не рассчитывал на долгое пребывание. Грохнуть Виктора – и обратно в тепло, к почестям и лаврам. Ага, конечно. На боку и животе уже наливались багровым синяки. Юра потрогал их и зашипел, искрутился перед зеркалом, пытаясь высмотреть, нет ли еще где. Нужная мазь лежала у Милы в столе, это он помнил, если пробраться незамеченным и позаимствовать, плохо никому не будет, а ему самому будет хорошо. Юра вышел из ванной, сказал Кристине: – Ты спи. Я туда и обратно. Пора прекращать разговаривать со спящими людьми. Коридоры пустовали, еще бы, в такую-то рань. Дворцовые дамы спали до полудня. Мужчины меньше, часов до десяти, но и они еще набирались сил после полной веселья ночи перед ночью последующей. Юра на цыпочках пробрался мимо комнаты Отабека и припустился дальше. Даже служанки под ногами не мельтешат, везет ему. И повезет еще больше, если в лаборатории не окажется Милы. Он поежился, вспомнив, как искал ее вчера: заглянул в лазарет и, не увидев там, поднялся в лабораторию. Дверь поддалась с трудом, будто подперли чем изнутри, но под его натиском не выдержала. Он успел сунуть голову в темную комнату, когда услышал окрик: – Я же сказала: никому не соваться! Юра быстро закрыл дверь, и вовремя – грохнуло чем-то тяжелым. Он поспешил убраться, стараясь не думать про объятую пламенем фигуру и острый запах гари, разлитый в воздухе. Лицо он увидел на доли секунды, и это было лицо глубокой старухи. Его это не касается. Он просто возьмет мазь и сразу уйдет. Ручка легко провернулась. Юра приоткрыл дверь и тут же захлопнул, прислушался. Ни звука, только его хриплое дыхание. Он глянул по сторонам, осмелел окончательно и проскользнул в комнату. Никого. Юра вздохнул с облегчением, подошел к столу и задергал ящики. В каком же он ее видел? – Ты не обнаглел в моих вещах шарить, Плисецкий? Юра дернулся, стукнулся коленом о стол и выругался, оглянулся. Мила весело блестела глазами и ухмылялась. – Что, язык отсох? Да Виктор со мной вовек не расплатится. Надо потребовать отлить золотую статую меня и поставить в столице. Через пару веков люди поверят, что это статуя богини, и будут ей поклоняться, как думаешь? Юра закатил глаза. Определенно та же Мила, острая на язык. Только никаких больше морщин и усталости, глаза сияют и кожа гладкая, как у младенца. – Как ты это делаешь? – Делаю что? – Все это, – Юра повел рукой, очертил фигуру в воздухе и передумал: не его дело. Хотя Мила, похоже, и так отвечать не собиралась. – Забудь. Дай мне свою универсальную мазь, и я уйду. – Что такое? Под перинами оказалась горошина, принцесса? Мила порылась в ящиках, не нашла нужного и исчезла под столом, вынырнула с тюбиком в руках. Юра взял, сжал в кулаке, мстительно усмехнулся. – Где пастуха потеряла, свинарка? – и сбежал, пока не опомнилась Мила. То, что она слишком сильная для девчонки и рука у нее тяжелая, Юра понял еще в первые дни. По пути он завернул к Гоше, потребовал с порога: – Игрушку. – Как ты меня нашел? – пробормотал Гоша, потрогал какие-то амулеты на стене, ловец снов с запутавшимися в нем мухами. Они жалобно жужжали и дергали лапками, и Юра выпустил их. Революционер, блин. Освободитель мух и прочих угнетенных слоев населения. Гоша наблюдал за ним с недоброй улыбкой. Юра пожал плечами. То, что все колдуны выбирали для жилья что-то большое и длинное, обычно самую высокую башню, новостью не было, компенсировали, видимо. Крис тоже забрался высоко. Каждый раз, поднимаясь к нему, Юра успевал озвучить двести тридцать два ругательства – по одному на ступеньку. Сегодня восемнадцать оказались лишними. Проиграл колдун Виктора, ха. То, что по дороге будет наставлена куча ловушек, Юра тоже догадывался. Но с подобными мелочами, отравлявшими жизнь, он научился справляться лет в пятнадцать, как только в замок Джей-Джея попал. – Давай игрушку, – повторил Юра. – А то будешь сидеть с девчонкой следующий. Она без этого слона нормально спать не может. Точнее, она-то как раз может, а вот он… Гоша поджал губы, щелкнул пальцами, и игрушка упала Юре в руки. – Проклятье я с нее снял, забирай, так и быть. А теперь проваливай, ты портишь мне настроение. Он снова щелкнул пальцами, и Юру затащило в воронку, а потом выплюнуло – в самый низ бесконечной винтовой лестницы, кажется, где-то здесь он сказал "гребаные колдуны", прежде чем начать долгое восхождение. – Позер, – фыркнул Юра и пошел к себе. Крис тоже любил делать загадочные пасы руками, щелкать пальцами и рисовать в воздухе что-то откровенно неприличное. Когда-то Юра спросил, неужели это обязательно для колдовства, и Крис ответил: конечно же, нет, но так ведь зрелищнее. В комнате оказался Отабек. Он гладил Кристину по волосам, ловко уворачиваясь, когда она выбрасывала вперед кулаки, и подсовывая вместо себя подушку. Точно, подушки, запоздало подумал Юра, надо было ими обложиться со всех сторон, вон их сколько, служанки со всего дворца постаскивали. Падать на них было бы мягче, опять же. – Всегда так рано встаешь? – спросил Юра, когда понял, что долго уже пялится на Отабека и не шевелится, подошел и пихнул слона Кристине. Та сразу обхватила его руками, радостно вздохнула и застыла, будто тумблер переключили. И всего-то. – Обычно еще раньше, – Отабек улыбнулся ему, почти незаметно, но Юра увидел и обрадовался. Может же, когда хочет! И почему раньше не делал, с улыбкой его лицо смягчалось, напряженная складка на лбу разглаживалась, и… Юра шикнул на себя, пощипал для верности по рукам, добавив новую работу для мази Милы. Отабек смотрел на него, вопросительно приподняв бровь. Он, оказывается, что-то спрашивал, но Юра, конечно же, прослушал. – А? – Завтракать идешь? Будут снова те вкусные булочки. Которые он не увидит, потому что повар даст ему надоевшую кашу и ладно, если не подсыплет ничего. – А Кристина? – Спит же. Она еще долго спать будет, проклятья не проходят впустую. Если хочешь, могу принести тебе сюда поесть, конечно… – Нет, – Юра мотнул головой. – Пойдем. – Он резко повернулся, и живот заныл, бок подключился, потом спина. Что, и там? – Только подожди чуть-чуть. Я сейчас, – сказал он, прежде чем скрыться в ванной. Он быстро оценил масштабы работы, взялся за мазь. Стоило открутить тюбик, потянуло чем-то горелым. Юра понюхал для верности, скривился: раньше так не воняло. Мила, видать, формулу изменила. Он как раз высказывал шепотом все, что думает о людях, которые пытаются улучшить и без того хорошее, а получается лажа, одновременно пытаясь извернуться и рассмотреть спину, когда дверь открылась. Юра встретился взглядом с Отабеком в зеркале, буркнул: – Ща, почти закончил. Он думал, Отабек кивнет и выйдет, но тот закрыл дверь, подошел ближе, забрал тюбик и сказал: – Сними. Юра не сразу понял, что он о майке, пока Отабек не подцепил горловину, потянул вверх. – Стой, я сам, – быстро сказал Юра. Хотя вообще можно просто задрать повыше, он бы подержал. Но Отабек ждал, и он со вздохом выпутался из майки, скрестил руки на груди. – Да не бойся ты, – выдохнул Отабек, развернул его к себе спиной. Чужое дыхание пощекотало затылок, и волоски на шее мгновенно встали дыбом. – Не съем я тебя. Он и не боится. Отабека так точно. Вот себя – возможно. И тех мыслей, которые начинали крутиться в голове, когда Отабек был рядом, на расстоянии биения сердца, Юра почти его слышал, хотя, наверно, это сходило с ума его собственное. Отабек осторожно, едва касаясь, тронул синяки прохладными от мази пальцами, и Юра не сдержался, застонал тихо, подался назад, к рукам, которые теперь медленно скользили по спине, спускались на поясницу. Перед глазами все плыло, и он вцепился в умывальник, чтобы хоть на ногах удержаться. Да что с ним не так? Отабек в последний раз прошелся ладонью по позвоночнику и убрал руку. – Готово. Дверь закрылась в какой-то другой вселенной. Юра потряс головой – не помогло. Ополоснул лицо, плюнул и плеснул заодно на голову, тряхнул волосами, рассыпая брызги. Когда он вышел из ванной, Отабек смотрел в окно, повернулся к нему с невозмутимым выражением на лице. – Пойдем? – Пойдем. Скулы Отабека чуть покраснели, но, может, это был отблеск солнца, которое уже вовсю алело в небе, обещая ветреный день. Да, подумал Юра, наверно, дело в этом.