Я люблю шлёпать, смекаешь?

Джинён упёрто надул губы и поправил бархатный синий беретик, подмявший под себя всю густую чёрную шевелюру, пахнущую лавандой за километр. Гель для душа «Le Petit Marseillais» с ранее названным цветком, принадлежащий старшей сестре, приезжавшей на несколько дней погостить, единственное, что осталось в доме из средств личной гигиены, и именно поэтому, обычно нелюдимый Пак решил выйти на прогулку в близстоящие у его дома магазины. Яркие вывески завлекали внутрь, обещая головокружительные скидки и не менее грабёжные цены. Жизнь в Каннаме не сахар, но и не соль. Скорее острый соус карри, заправленный перцем чили и осколками тонкого стекла. Деликатес что нужно, только для людей имеющих свой бизнес, а не маленькую картинную галерею. И брюнет полностью осознал свою ошибку, пока последние его работы не раскритиковали и не отправили на дно Марианской впадины. Либо удача отвернулась от него, либо вдохновение, либо девушки-слэшеры, так любившие изображённые на его холстах гомо-отношения. Наверное, не стоило переходить на гет. Небольшой магазинчик, стоявший в трёх кварталах от его дома, выглядел скромнее и дешевле остальных, что не могло не радовать некогда успешного художника. Стеклянные витрины, сквозь которые было видно полки с различными шампунями и масками для волос, блестели на солнце и носили на себе гордое, но банальное название заведения из наклеенных белых букв, обрамлённых в узорчатый шрифт. «Paradise» успешно открылся несколько недель назад (судя по плакату, висевшем у двери), и теперь имел постоянных посетителей. Внутри пахло сладкой выпечкой, из-за чего Джинён смущённо прикрыл рукой урчащий желудок, требовавший подкормки уже около часа. Разнообразные бомбочки для ванн пестрили своим ассортиментом и привлекали красочной окраской и потрясающими ароматами, кружившими голову похлеще любимого красного полусладкого. Чтобы взять себя в руки, и не накупить лишних вещей, парень решил вспомнить о любимой сестре, и купить ей тот самый гель, последние капли которого использовал на себя. Многочисленные полки, конечно же, путали, но Пак был точно уверен, что необходимой сиреневой бутылочки возле сородичей по производителю не оказалось. Может, всё дело и было в плохом зрении, но, даже прищурившись, заветный аромат так и не нашёлся. Или просто у брюнета ни с того, ни с сего развился дальтонизм, который был у троюродного деда его пятиюродной тётки. Ох уж эта наследственность. — Дико пардонирую, — Джинён коснулся чужого плеча и устремил свой взгляд на треклятые полки с гелями для душа. — Но у Вас есть в наличии «Ля Пидор Марсель» с запахом лаванды?.. «Который мне срочно необходим» так и осталось невысказанным постольку, поскольку продавец-консультант так и пестрил аурой «Нахуя тебе этот геморрой, купи меня». Острая линия подбородка слегка затряслась, как и весь парень, пытающийся скрыть настигающий его смех за обворожительной улыбкой. В его раскосых глазах танцевали смешинки, блестевшие от разноцветных светильников, встроенных в стены небольшого магазинчика, а две родинки, будто набитое для красоты тату, выглядели слишком идеально для этого грешного мира. — Единственный пидор, который есть у нас в наличии, стоит прямо перед Вами, — Смешок сорвался с ярких влажных губ и невесомо повис в воздухе, заставляя слабое бисексуальное сердце брюнета пропустить пару ударов. — Но смею Вас огорчить, пахну я далеко не лавандой. Парень и сам уже это почувствовал, когда понял, что идеально уложенные красные волосы прекрасного незнакомца пахнут горячим шоколадом, обычно согревающим художника в долгие зимние вечера, когда Муза, тяжело вздохнув, машет платочком на прощание и упиздовывает в более тёплые страны к более талантливым деятелям искусства. — О Господи, — Только и может прошептать Пак, рассматривая идеальную линию плеча и узкую талию, подчёркнутую чёрным свитшотом. Люди, проходящие мимо, странно косятся на застывшего покупателя, пытающегося взглядом выебать пуговку и ширинку на чужих классических брюках, идеально сидящих на твёрдых бёдрах и ягодицах. — Почему же так официально? — Продавец снова улыбается и убирает со лба выбившуюся прядь. — Можно просто Джебом. Брюнет глухо стонет и ставит родителям Има (так указано на его бейджике) сто баллов из десяти по шкале производства самых охуенноумопомрачительных детей на всём белом свете. Его отец, наверняка, старался изо всех сил, представляя вместо жены Джоли, а жена, в свою очередь, мечтала о Питте. Иначе никак нельзя обосновать тот факт, что перед юным художником стоит настоящее воплощение сексуальной красоты. — Джинён, — Еле как произносит парень собственное имя и задыхается, ощущая горячее прикосновение на своём оголённом плече. Обычно он редко надевал что-то подобное, поскольку всегда был стеснительным и пытался открывать как можно меньше участков своего тела, но сегодня он определённо угадал с выбором лука. Сильная ладонь греет нежную кожу и слегка давит, указывая направление. — Если я Вас правильно понял, Джинён, — Последние слоги он произносит с каким-то придыханием и игривостью, настойчиво показывая всё своё желание пофлиртовать. — То необходимая скляночка находится на самой верхней полке, возможно, поэтому Вы её и не заметили. И действительно: сиреневая муть возвышается над всеми посетителями, превосходно выпятив выпуклость внешней формы. Пак встаёт на носочки и тянется к ароматной жиже, представляя перед собой счастливое лицо старшей сестры. До флакона остаётся несколько сантиметров и парень готов подпрыгнуть, лишь бы, наконец, дотянуться до этого «Пидора Марселя». Стойка с полками подозрительно качается, готовая обрушиться на кривоногого альпиниста, и резко замирает, когда сильные руки останавливают нежелательное падание. Чужая накаченная грудь тесно прижимается к спине брюнета, а тяжёлое дыхание срывается на рваные выдохи, когда длинные пальцы мимолётно касаются его локтя, а после ладони, куда вкладывают лавандовый гель. Мысли вроде «Всмысле, блять, ты же выше всего на пару сантиметров? и «А хуй у тебя такой же мощный, как и ты?» художник думает, что лучше не озвучивать. — Джебом, тебе помочь? — Звонкий мужской голос сопровождается странным громким смехом, и от неожиданности Джинён пятится назад, ещё больше вжимаясь в малознакомого мужчину. Источником звука оказывается беловолосый Джексон, притягивающий своего парня Ёнджэ к себе, и Пак невольно охает, понимая, что встретил ребят, которых рисовал на прошлую выставку. — Художник Пак? — Джексон! Рад Вас видеть! — Брюнет срывается с места, не забыв рукой «нечаянно» задеть чужой пах, и пожимает широкую руку китайца, принимаясь наигранно радостно улыбаться, пытаясь скрыть неловкое действие, которое заметили все. Чхвэ тихо смеётся в кулачок, прикрыв этим жестом горящие от смущения щёки. Слишком восторженный Джинён всегда привлекал много внимания, и этот случай не исключение: почти все посетители бросали в их сторону заинтересованные взгляды, пытаясь остаться незамеченными за полками с разнообразными средствами гигиены. — Художник Пак, мы очень рады нашей с Вами встрече, но наш рабочий день уже закончился, — Шатен выдёргивает руку своего парня из мёртвой хватки и задумчиво смотрит на пах Има, вставшего к ним полубоком, и пытавшегося отвлечься от всего этого расстановкой новых ароматов от акционных товаров. — И если Вам нужны модели, то смело заявляю, что мы этим больше не занимаемся. А вот Джебом всегда мечтал побывать натурщиком, да и рабочий день у него заканчивается через несколько часов. Им провёл ребром ладони по широкой шее, после чего пожелал почти молодожёнам долгой и мучительной смерти от разрыва их универсальных задниц. Его смена, и правда, должна продлиться не больше двух часов, но есть один маленький нюанс. — Но потом у меня ночная смена в другом магазине, так что, Джинён, боюсь, что у меня не выйдет попозировать для Вас сегодня. Пак выпрямился, словно струна, и прищурил глаза, внимательно осматривая его живой идеал, обладающий, наверняка, какие уж тут сомнения, большим мужским достоинством. И хоть брюнет хочет его до потери пульса, но гордость, почему-то завязала язык в узел, мешая навязываться. — Да ладно, можете заняться искусством прямо у тебя в секс-шопе, — Ван хитро улыбнулся и забросил в рот две подушечки мятной жвачки. Жевал он громко и раздражающе, из-за чего Ёнджэ его периодически подпинывал, лучезарно при этом улыбаясь. Джебом криво усмехнулся и вообще пожалел о том, что посоветовал своему лучшему другу Ёнджэ бороться за своё счастье, и привезти его прямиком из Китая, где оно было благополучно найдено через сайт знакомств. Перед художником было жутко неудобно, ведь приличные люди в секс-шопах не работают. — Так, может, Вы сможете побыть моей моделью во время работы? — Джинён хитро прищурился и почувствовал, как его второе «Я» нагло потирает ручонками и трижды гаденько смеётся на манеру «охо-хо». — Может, и получится. Джексон вытянул шею, и ехидно посмеялся, после чего развернулся на 180 градусов и потащил за собой сопротивляющегося шатена. Продавец-консультант быстрым шагом направился прямо к кассе, где из-под прилавка торчала ещё чья-то белесая макушка. Кассир настойчиво пытался пробить на специальном аппарате стоимость подарочного набора. Выслушав просьбу Джебома, он лучезарно улыбнулся, обнажая ряд белых зубов, с немного кривоватыми клычками. И через несколько мгновений Им мог похвастаться оконченным рабочим днём и свободным временем до смены в другом заведении. Брюнет, услышав радостную новость, совсем забыл о своих покупках и всунул в длинные пальцы салфетку с аккуратно выведенными цифрами, составляющими номер его мобильного. Ещё никогда в жизни так не хотелось рисовать, ощущая в руках грифель простого карандаша, а под ним новый захватывающий белоснежный лист, на котором скоро родится прекрасный профиль сексуального божества. Джебом прислал сообщение через тридцать минут после их скромного рукопожатия. На идеально вымытом экране высветилось всего лишь несколько предложений, но даже от них сердце забилось о рёбра как сумасшедшее. «Буду ждать тебя ровно через час. Надеюсь, что тебе хватит двух часов на то, чтобы нанести основные наброски. Сейчас пришлю тебе своё местонахождение». И правда, уже через секунду приятный женский голос оповещал владельца телефона, что до нужной локации идти не больше пятнадцати минут. Оставшиеся сорок пять минут тянулись очень медленно и мучительно, не так, как обычно проходил каждый день талантливого художника. Он водил пальцем по стеклянной поверхности циферблата, как будто это могло ему помочь ускорить ход времени. Пальцы горели, словно, под напряжением, а мелкие бисеринки пота настойчиво катились в аккуратно подведённые глаза. Когда злосчастный будильник, наконец-то зазвонил, оповещая о том, что пора бы и жопу с насиженного места поднять, Джинён чудом как вспомнил о том, что перед выходом на улицу следует обуться. Многочисленные улочки, наверняка, запутали бы его, если бы не, присланная ранее заботливым Джебомом, геолокация. Чёрная вывеска, собранная будто бы из различных кляпов и плёток кардинально отличалась от вывески магазина с ароматными средствами личной гигиены. Да и внутри всё отличалось от слова «совсем». Различные фаллоимитаторы, надувные бабы и даже мужчины, цветные коробочки с анальными шариками… Жуть… — Это точно, — Низкий голос раздался над самым ухом, и Джинён не упустил возможности применить свои нескудные актёрские навыки, будто бы испугаться, и снова «нечаянно» задеть чужой пах. Вот только в этот раз Имовское возбуждение само упирается в попу Пака, которую тот с огромным трудом наприседал. — Только давай недолго, потому что… — «Я скорее тебя трахну, чем ты закончишь эту долбанную картину». — Рабочий день скоро начнётся. Брюнет надувает губки, чем привлекает изучающий взгляд, и пододвигает к себе ближайший стул, чтобы сесть на него как можно элегантнее (как ему кажется со стороны). Мягкая кожаная сидушка кажется очень удобной, после чего художник нагло облокачивается на спинку и испытывающе смотрит на замершего перед ним продавца. Тот почти не дышит и поджимает губы, из-за чего подбородок выступает слегка вперёд и визуально кажется ещё более острым, чем коим он является на самом деле. — Раздевайся, — Джинён чувствует себя королём ситуации, когда Им дёргается и неверяще таращит глаза. — Раздевайся-раздевайся. Я рисую только с обнажённых натур. — Не помню того момента, когда мы перешли с тобой на «Ты», — Широкая ладонь тянется к воротнику белоснежной рубашки, идеально обтягивающей широкие плечи и грудь, на секунду замирает, после чего первая пуговица, наконец, выходит из петли, а Пак молча глотает слюни при виде выступающего кадыка. — Но так уж и быть, я позволю тебе сожрать меня взглядом в первый же день нашего знакомства. Художнику хочется запротестовать: «Да ты знаешь, сколько я обнажённых парней видел? Не льсти себе!». Но в рот его дери, рубашка соскальзывает с плеч и обнажает чистой воды искусство: выступающие шейные трапеции, подтянутая грудь, плоский живот, с выделяющимися на нём кубиками пресса и косыми мышцами. А ключицы, Боже, какие это ключицы, захотелось вылизать. Джебом смотрит на Джинёна из-под густых ресниц, и в глазах его плещет чистое веселье на реакцию, которую второй не смог скрыть. Грифель простого карандаша оказывается в дрожащих пальцах, и лишь слегка касается развёрнутого холста, находящегося у него на коленях. Разум твёрдо повторяет, что нужно нанести наброски и вернуться в следующий раз, чтобы закончить картину, и распрощаться с невероятно сексуальным божеством, но… Чёртов стояк больно упирается в ткань джинсовых штанов, и мешает не то, чтобы мыслить, даже двигаться. Паку хочется сесть поудобнее, выставить подкаченную задницу как можно в лучшем свете. Чтобы его хотели так же, как и он хочет. Продавец на его действия лишь хмыкает и поднимает одну бровь, прекрасно понимая, что скоро они не выдержат. Что, собственно, и происходит, когда брюнет замечает выпирающий из-под классических штанов стояк Има. — Нахуй это всё, — Джинён подрывается со своего места и отбрасывает все свои принадлежности куда подальше, после чего усаживает полуголый объект страсти в кожаное кресло. Подлокотники дико мешают, и он просто отламывает их и отбрасывает в сторону холста, где, по его мнению, им и положено быть. Теперь сесть на Има было расплюнуть, что он и сделал. Длинные ноги обхватили его за талию, а пухлые губы брюнета, наконец, обхватили нижнюю губу Джебома, слегка оттягивая её. Розовый язычок прошёлся по ряду ровных зубов и ворвался в чужой рот. Продавец встряхнул головой и захотел поменяться местами с Джинёном, но он не позволил, припав горячими поцелуями к ямочке между ключицами. Оставив небольшие засосы на широкой шее, и получив в ответ на свои действия опьяняющие стоны, Пак прикусил кожу на плечах, после чего провёл на том месте языком, оставляя влажный след, доходящий до коричневых сосков. Джебом выгнулся, ибо места укусов горели как ожоги, прожигая дальше, внутрь организма, заставляя хотеть всё сильнее и сильнее. Нежные пальцы художника очертили косые мышцы и проступающие рёбра, призывающие к повторным ласкам и поцелуям. Кресло подозрительно заскрипело, когда Джинён облокотился на Има и укусил его мочку уха, посасывая её и оттягивая на себя. Горячая рука легла на его пах и несильно сжала член сквозь ткань боксёров и джинс. Заметный жар внизу живота усилился, и одним движением бёдер Джинён сильнее упёрся в чужую ладонь, прося продолжения. Ширинка раскрылась с характерным звуком, а неустойчивое кресло снова заскрипело. — Предлагаю перекочевать за моё рабочее место, — Прошептал Джебом целуя податливые губы, и от этого глотая половины фраз, из-за чего они так и остались непонятными и гнусавыми. — Стол? — С придыханием спросил брюнет, ощущая, как большой палец накрыл его головку и слегка нажал на неё, растирая проступившую природную смазку по всей длине. Длинные пальцы сжали основание члена, постепенно надавливая всё сильнее и сильнее. Стон сорвался с покрасневших губ быстрее, чем художник успел его сдержать. — Стол. Джинёну всё равно, что его сейчас схватили под ягодицы и несут к деревянной поверхности, где стоит новенький кассовый аппарат, всё, что его интересует – это чужие губы. Он запускает руки в уложенные красные волосы и оттягивает их назад, заставляя их обладателя обнажить шею, и без того покрытую багряными пятнами, и кое-где следами от зубов, ещё не успевших разгладится на бледной коже. Брюнет дышит рвано, с придыханиями, и срывается почти на мольбы, когда горячие пальцы слегка касаются его кожи, пытаясь сорвать ненужную рваную джинсовую ткань с худых ног. Подушечками пальцев Джебом проводит вдоль всей длины, начиная от лодыжек, переходя к коленками, а после, слегка сжимая, касается внутренней стороны бедра, где, прижимаясь губами, оставляет после себя дорожки из тёмных засосов, выделяющихся на чистой, до этого, коже. Трусы отлетают куда-то в сторону, следом за носками, и влажные от слюны губы обхватывают пульсирующую головку, с вновь выделившейся на ней беловатой смегмой. Язык обводит контур купола и слегка нажимает на уздечку, чувствуя, как в его руках дрожит такое прекрасное тело, а сам Джинён запускает в его волосы руки снова и снова, шепча что-то и выгибаясь всем своим гибким телом. Вязкая слюна стекает с уголка его губ, капая на всю длину члена, благодаря чему скольжение становится более лёгким. Одним движение вниз Им берёт во всю длину и слегка давится, но сдерживается и вырисовывает в воздухе носом знак бесконечности, затем двигается вверх, где с силой обхватывает губами головку, вновь касаясь уздечки и нажимая на купол. Пак давится собственными стонами, и закрывает рот руками, явно ощущая, как дышать становится всё труднее. Язык обводит контур головки, и горячий рот насаживается на всю длину, несколько раз подряд. Сильные пальцы обхватывают основание и водят по стволу в такт губам, то сжимая член, то отпуская. Джебом отстранился, прочистил горло и провёл языком по всей длине, ловя в свою честь сдавленные стоны, вырывающиеся даже сквозь закрытый рот. Всё, что остаётся – это вобрать во всю длину, и почувствовать, как горьковатая сперма вливается в его рот из пульсирующего возбуждения. — Пиздец, — Всё, что может сказать Пак, перед тем, как почти сухие пальцы касаются его ягодиц, разводя аппетитные ноги плечами в стороны. Им нависает над ним, хитро ухмыляясь и прижимая своим телом к гладкой, но холодной, поверхности. Распухшие губы давят на бьющуюся жилку на шее Джинёна и слегка сжимают её, ощущая, как быстро бьётся чужое сердце, перекачивая кровь. Бисеринки пота блестят от света ультрафиолетовых ламп и делают худое тело ещё желаннее и привлекательнее, чем это вообще может быть. Одним изученным движением Джебом тянется за прилавок и вытаскивает несколько упаковок дорогих презервативов, после чего раскладывает их рядом с прижатым Паком и вопросительно смотрит на него, с явным удовольствием рассматривая яркий румянец, покрывавший привлекательные щёчки не ахти какого любовника. — С каким вкусом возьмём? От тяжести чужого тела брюнету становится трудно дышать, поэтому он слегка привстаёт, облокачиваясь на локти. — Я их что, сосать буду? Джебом хрипло смеётся и целует острую ключицу, после чего проводит по ней языком. — Тогда светящиеся? — А у тебя проблемы с ориентацией в пространстве? Им наигранно злится, царапая чужой плоский живот подстриженными и ухоженными ногтями. Он выгибает правую бровь, и игриво щурится, когда понимает, что снова привлёк чужое внимание. Собственный стояк до сих пор упирается в брюки, и живот начинает нехило так болеть, напоминая о том, что разрядки так и не было. Но вот только Джинён больше не возбуждается. — Я люблю шлёпать, смекаешь? — Джебом слезает с абсолютно обнажённого Пака и переворачивает его на живот, после чего проводит кончиками пальцев по позвонкам, заставляя дрожать от накативших ощущений. — Надеюсь, рукой по заднице, а не членом по губам. Продавец смеётся и достаёт с самой верхней полки ближайшего стеллажа небольшую бутылочку охлаждающей смазки. Джинён сжимается от нетерпения и закрывает глаза, ощущая, как ноги сами раздвигаются. Поверхность стола, наконец, нагревается, и жар в животе, от накатившего возбуждения, разгорается с новой силой, и только Пак приподнимает попу, как тут же получает по ней уверенный удар. В ушах слышится собственное сердцебиение, а покрасневшее место горит, и художник отчётливо ощущает, как боль перерастает в нечто приятное. Член моментально встаёт, и пульсирует, ожидая скорейшего прикосновения к себе. Ещё один удар заставляет его прикусить губу, и выгнуться в спине, показывая свою почти кошачью грацию, обычно не свойственную парням. Джебом шлёпает ещё раз, и видит, как брюнет снова прикрывает глаза и уже лично тянется к стоящему колом возбуждению. Он слегка царапает головку и облизывает собственные пальцы, после чего проводит по всей длине и толкается в руку. Им выдавливает пахучую консистенцию себе на руки и размазывает по ладоням и между пальцев, после чего поворачивается к одному из углов помещения и криво усмехается. — Вычтите это из моей зарплаты, — Говорит он прямо в камеру, которая всё это время снимала каждое их действие. Джинён рассерженно шипит, но продолжает толкаться в свою ладонь, пока Джебом, не отвёл её в сторону, и прикоснулся кончиками пальцев к колечку из сжатых мышц. Первый палец входит с огромным трудом, и неприятное ощущение заставляет брюнета заскулить и выгнуться ещё сильнее. Им медленно шевелит в нём фалангой, пытаясь нащупать заветный комок нервов. Несколько матов спустя ему удаётся это сделать, и художник расслабляется, позволяя растянуть себя уже двумя пальцами на манер ножниц. Тихий хлюпающий звук заставляет его поморщиться, и снова потянуться к члену, но продавец останавливает его и добавляет третий палец. Тонкая струйка слюны, стекающая по подбородку Джинёна, капала на стол до тех пор, пока Джебом не перестал массировать простату, и не приставил головку члена к проходу. Немного подождав, он вошёл сначала на два-три сантиметра, а после медленно во всю длину. Он задел простату Джинёна и прижал его к себе так, чтобы при каждом движении задевать нервы. Паку было плохо. Боль не хотела проходить даже не смотря на то, что смазка имела обезболивающий эффект, но невероятные ощущения, накатывающие на него при каждом толчке, заставляли давиться хрипами и стонами. Сильные пальцы Има двигались вдоль всей его длины в такт собственным движениям. Руки художника скользили по гладкой поверхности, из-за чего он каждый раз больно упирался подбородком в твёрдую, но нагретую поверхность, рабочего места Джебома. Глухие стоны срывались с их губ, а вспотевшие тела липли друг к другу, прося добавки снова и снова. С каждым толчком продавец двигался быстрее и обрывистее, что было заметно ощутимо по его тяжёлому дыханию. Пальцы сильнее сжимали головку Пака, пока чужой член не запульсировал и не извергся тёплой и липкой спермой на уставшую руку. Через несколько толчков после него кончил и сам Джебом, шепча чужое имя почти беззвучно. Со стороны стеллажей послышалось какое-то копошение и спор. Знакомые голоса разносились почти по всему залу, но продавцу пришлось напрячь зрение, чтобы рассмотреть фигуры лучших, мать их, друзей. — Кхм, это было, конечно же, горячо, — Ёнджэ придирчиво посмотрел на этикетку акционной смазки и снова перечитал её состав. — Но не мог бы ты нам подсказать, Джебом, стоит ли её брать? — Думаю, стоит, — Джексон обнял своего парня и надул шарик из жвачки, прежде чем продолжил свою речь. — Они и сами ей пользовались. Им устало закатил глаза и помог Джинёну слезть со, ставшего таким родным, стола. Он протянул руку за бутылочкой и моментально пробил на кассе интересуемый таких «желанных» посетителей товар. — Что-то ещё? — Нет, но вы продолжайте, — Ёнджэ поднял с пола небольшой набросок, выполненный не в лучшем состоянии. Кривые и незаконченные линии говорили о том, что художник думал совсем не о картине. — Может, мы даже опыта наберёмся.