за облака

— Спор? — слыша это слово, Дима сглатывает и начинает учащенно моргать. Ком подступает к горлу и Ларин теряется в пелене звуков и цветов чертового кафе. В животе одна за другой умирают бабочки, самим Юрой и запущенные. — Да, но… — Юре Дима закончить не даёт, останавливая. — Всё в порядке, ты выиграл, — внутри всё холодеет, прямо в груди, и Дима измученно улыбается. Он встаёт, вдыхает и сухо кивает. — Пока. — Дима! — Юра вскакивает, прекрасно осознавая всю свою глупость. — Прости, — он останавливает его на выходе, хватая за руку. Дима чувствует прикосновение и в голову врывается каждая прогулка, все лживые — и как же он сразу не заметил эту фальшь? — касания, взгляды и слова. — Я правда люблю тебя. И это уже не спор сейчас. — Юр, ты выиграл, — говорит Ларин, одёргивая запястье от тёплой и такой, казалось, родной ладони. — Не надо больше. Он уходит домой, убегает, вернее. Чувствует, как лёгкие сдавливает родная ладонь, как над замерзающим сердцем смеются и как же холодно становится теперь всему телу. Ветер продувает насквозь и согреться никакое солнце помочь не сможет. Ларин забегает в квартиру, дверь закрывает. Не снимает ни куртку, ни обувь, пачкая белый чистый ковер уличной грязью. Заваливается в комнату и плачет, потому что даже здесь теперь он не чувствует себя защищённо. Родители, создававшие уют здесь, развелись. Развелись как раз тогда, когда появился Юра. Целовал, обнимал, заботился и успокаивал. Из-под ног земля уходит, когда Ларин осознаёт повторно, что все, что было — ложь. И даже те слова о том, что Хованский правда любит — неправда. Не получается верить тому, кто уже предал один раз. Когда Хованский звонит в домофон, Ларин разглядывает таблетки успокоительного, которые принимала мать, когда отец ушёл к другой. Когда Хованский стучится в дверь, Дима уже глотает их одну за другой. Одну за другой.

бабочки оживают и отправляются вверх. за облака.