Семейные ценности

Есть вещи, о которых не говорят вслух, даже в обществе близких друзей, с кем готов пройти огонь и воду, разделить жизнь, но не стыдный секрет, от которого хочется откреститься всем существом, и даже наедине с собой признавать его разрушающее влияние тошно и мерзко. Младший братец Бьянки именно такой — упёртый и внешне кажется несгибаемым, даже когда она почти прижимает его к стене аргументами. Женская наблюдательность, подкреплённая любовью на грани умопомрачения, — оружие опаснее ядерной бомбы, но Гокудера шипит, злобно щурит глаза и продолжает отрицать очевидное. Бьянки видит, как это ломает его день изо дня, а потому продолжает безжалостное наступление — не потому, что до конца доломать хочет, — только спасти. Его секрет Бьянки известен давно. Возможно, она узнала о нём даже раньше, чем Гокудера смог всё осознать и внутренне смириться — просто младший брат Бьянки предпочитает парней — может быть и даже вероятнее всего — только одного-единственного, но это ни капли не упрощает сути. Его очевидную одержимость Бьянки быстро нащупывает внутренними сенсорами прославленной женской интуиции. Может быть, потому что она его сестра. Может быть, потому что схожее чувство безнадежной влюблённости живёт в ней много дольше, и Бьянки помнит, насколько тошно было мириться с её существованием поначалу. В разговорах с Гокудерой Бьянки предпочитает преимущественно обращаться к первому. — Мы семья, и я тебя не выдам. Холода в его глазах столько, что им можно было бы остановить глобальное потепление. Её нежность кажется Гокудере снисходительной, и он злится, не желая ни капли её жалости. Бьянки и не жалеет вовсе. От его взглядов — мороз по коже и томительное тепло внизу живота. В такие моменты она лишь яснее осознаёт, почему выбрала именно его, и это не кажется противоестественным и неправильным. История их семьи испокон таит в себе слишком много грязи — даже если забыть, что они оба принадлежат миру мафии. Отец, что потерял голову, и, забыв о семье, спутался со смазливой иностранной шлюхой (Бьянки всегда была зрелая не по годам и отлично понимала уже в детстве, что юные красавицы не просто так ложатся в постель ко взрослым мужчинам с толстым брюхом и кошельком), и вот теперь в их жилах течёт дурная кровь — оттого-то они оба и получились такими неправильными, словно ген нравственной инвалидности передаётся по наследству. Наверное, даже лучше, что после всего им просто не суждено оставить кровных наследников. «Братец», — хочется окликнуть Бьянки в отчаянии, когда Гокудера в очередной раз слишком увлечённо смотрит на Цуну, и даже холодный оттенок его глаз в этот миг кажется теплее. Повод убить мелкого никчёмного засранца — решает Бьянки по приезду в Намимори, но уже через пару месяцев не находит в себе ни капли зависти. Цуна крепко влюблён, и любому сразу становится ясно, что даже в самых сумасшедших вариантах будущего у них с братом не сложится, а завидовать тому, чему не суждено случиться, глупо и бессмысленно. — Я люблю тебя, и поэтому никогда не предам, — говорит Бьянки, когда Гокудера уже почти готов сдаться своей проблеме и принять эту отчаянную одержимость как неизбежное. И он сдаётся окончательно. Бьянки остаётся лишь самое малое — забрать его себе целиком, пока он сломлен и слаб, чтобы сопротивляться; вцепиться так крепко, чтобы не смел сбежать — и когда наступит «потом», он уже не посмеет, не захочет — привыкнет. Бьянки знает, потому что наполовину всё-таки его сестра, и общего в них много больше, чем бы хотелось её брату. В их встречах есть два негласных правила: никакого секса лицом к лицу и Бьянки не должна произносить ни единого звука. С ними она мирится без труда — небольшие уступки за возможность наконец в открытую его любить; всё это легко компенсировалось излишне долгими прикосновениями и поцелуями, которые она позволяла себе несмотря на его недовольное шипение, ведь внутренне он всё ещё боролся с самим собой, и Бьянки знает, что никогда не сможет до конца сделать его счастливым. Она замена, искусно подделывающая ту любовь, что Гокудера жаждет по-настоящему. Но в её силах создать настолько реалистичную иллюзию, чтобы он никогда не посмел сбежать. В конце концов, она единственная, кто так искренне и долго его любит, изучив и выучив наизусть черты характера и повадки. Бьянки даже не испытывает отвращения, когда сквозь зубы он с болью сцеживает чужое имя. Только каплю грусти — оттого, что им не быть сейчас лицом к лицу. Оттого, что не чувствует брата так, как ей хочется чувствовать, толкаясь в него силиконовой игрушкой, ремешками закреплённой на её бёдрах. Но, несмотря ни на что, её брату хорошо — он с силой толкается бёдрами назад, насаживаясь на разогретый силикон до основания, и стонет в подушку, кончая, — а большего Бьянки не нужно. Гокудера называет это сумасшествием и болезнью. Бьянки — семейными ценностями. Впрочем, всё это неважно до тех пор, пока их действия согласованы с любовью. Она, даже больная и отравляющая, способна сворачивать горы. Она — единственное оружие, которому Бьянки доверяет безраздельно. Поэтому Бьянки верит — её любовь способна сделать так, что её глупый возлюбленный брат однажды обернётся и первым сделает шаг на встречу. Осталось лишь немножко подождать.