Переплетенные судьбы

Любовь, по всей сути, самое ужасное, что может быть — она никогда не бывает счастливой. Во многих книжках она упоминалась как «бабочки в животе», «необычная радость» и «крылья за спиной», однако я всегда считал это каким-то нереалистичным бредом, что втирают психи окружающим. Любовь причиняет лишь боль, тяжесть и страдания — никто из демонов не хочет себе такого проклятия, и я не верю, что она могла меня так внезапно настигнуть. Это чувство не для подобных существ. Оно не настолько сильное, чтобы сломить такого, как я. Из-за того, что наш создатель — сам Бог, мы обладаем огромной сокрушительной силой (если говорить о Повелителях Чинов), а посему еще издавна внушали всем людям дикий ужас и страх. Под нашими ногами хрустели кости, в руках рвалась хрупкая плоть, а в глазах горела жажда горячей крови — и не зря демоны стали для них кошмаром во плоти. Для нас чувства в целом были ненужным лишним грузом, что мешал двигаться вперед, тянул вниз и сбивал с пути. Так какого черта сейчас не так? Согласен: век не тот, люди не те, но мы-то все время были тут. Нам не страшно время — и хоть сейчас нам надоело убивать, мучить и пытать, это не значит, что, по сути, стали мягче. Не значит, что способны на милосердие — нам, естественно, запрещено убивать, а посему именно этот факт сдерживал от необдуманных поступков. Не чувства, а бездушный и всем известный среди демонов закон. Тогда из-за чего вдруг мое сердце ожило? Зачем ему делать свои первые удары? Разве тысячелетия назад оно не омертвело? — и это было не так проблемно, как сейчас. Я забыл те ощущения, стер их напрочь из памяти и никогда об этом не жалел, однако сейчас все пошло не так, как хотелось бы. Совершенно не так. Маленькая человеческая девчонка все сбила, нарушила, освободила. Я не мог ее ни в чем винить, хотя и хотелось возненавидеть всей сущностью. Хотелось. Но не моглось. — Черт, — я стиснул зубы, — Пошло все к черту. — Вельзевул, детка, не будь так напряжен, — внезапно зашипел над ухом Маммон, отчего я, вздохнув, тут же замахнулся рукой, со всей силой стиснув ту в кулак, с желанием кого-нибудь… расплющить? Убить? Разорвать? Удар пришелся прямо в челюсть надоедливому демону. — В следующий раз поджарю, — в ответ рыкнул я, стряхивая ладонь. Маммон лишь усмехнулся, вправляя собственную кость обратно: — Какой нервный. — Ты даже не осознаешь, как сильно мне насолил, — я вновь вздохнул — злость, гнев, ненависть абсолютно внезапно исчезли ровно так же, как и появились. Спокойствие, безразличие и равнодушие вновь поглотили все внутри. Как бы я сейчас не возжелал выплеснуть все накопившееся на рядом стоящем демоне, как бы не пытался себя заставить почувствовать гнев — попросту не мог, не чувствуя ничего, кроме усталости. В конце концов, было в этом нечто привычное. Привычное за несколько прошедших туманов без Единственной. У людей, кажется, подобное чувство называется полной апатией. — О-о, — слащаво протянул Маммон, — Великого Вельзевула подставил такой сексуальный демон, как я? Я вздохнул. — Скорее всего, самолюбивый и самоуверенный, но никак не… — Вельзевул! — я обернулся на внезапный оклик — в мою сторону величественно шел Асмодей, постоянно отгоняющий прилипшего к нему Велиала. Не хватало. Черт. — И тебе привет, — я устало слегка прикрыл глаза и потер переносицу, — И какими судьбами? Вновь хочешь попытаться скинуть на меня свой отчет? Стоящий рядом Маммон весело хмыкнул, а Велиал, недовольно исказив напыщенную мордашку, лишь отвернулся — больно надо, упаси Дьявол. Будь моя воля, то давно выкинул его в мир смертных. — А ты не против? — парировал Асмодей в ответ, и тут же продолжил, моментально приобретя серьезное выражение лица и тон: — Мне срочно нужна матрица наблюдений, а также подробный список всех созданных печатей за последних три месяца. Я слегка удивился: — К нам кто-то хочет в гости? Тот лишь хмыкнул в ответ: — Да. Я заметил подозрительную активность несколько раз. Какой-то жалкий человечишка пытается настроиться на наш канал, используя совершенно слабые заклинания, но очень сильные печати. Нам хватает тут своих психов, поэтому надо найти и устранить эту проблему. Вздохнув, через силу ответил: — Хорошо, зайди до наступления тумана. Я все подготовлю. — Отлично, — в тон мне хмыкнул он, — Тогда удачного времяпровождения. Я кивнул, без особого интереса проследив, как удаляются два демона. Асмодей был жутким хитрецом, но, тем не менее, довольно справедливым, что являлось просто огромной редкостью для существа из Ада, а посему, отказать в столь мелочной просьбе просто не мог. В конце концов, он же не Велиал, которым не терпится пересчитать все стены. Тем более, намеренное вторжение человечишки в наше Царство более чем серьезное дело. Иногда зазнавшиеся букашки начинают грезить о нашем мире, и начинаются поиски ритуалов, в стремлении осуществить глупую затею в жизнь. Однако сами не представляют, что могут навлечь себя — подобное не проходит мимо Пернатых и всей Божественной свиты. Вызов и перемещение - не одно и то же. Такое карается проклятием. Проклятием стать низшей тварью, об которых мы вытираем ноги. Его душа сгниет внутри, а тело приобретет облик чудища: без разума, без личности, без полового различия. Одним из тех чудищ, которых обычно хотят призвать людишки. И этого следовало избежать. Хватает своих, спасибо. Из-за того, что человечишка лишь слегка цепляет поток канала, месторасположение не прослеживается, но оставляет за собой едва различимый след — и чтобы он не понял, как правильно подобрать заклинание, надо успеть до него добраться. Нам даже наказывать нельзя — лишь стереть память обо всем и внушить, что демоны — бред сумасшедшего. И это несправедливо. Глупцов следовало проучить, но мы им благородно дарим неведение. А Пернатые выскочки отдыхают, совершенно наплевав на людишек и свои обязанности в целом. И где тут вообще правильность? Выработанный изначально порядок уже давно не имеет свою силу. Получается, мы теперь и спасаем, и наказываем — и для меня это ничуть не хорошо. Как самому трудолюбивому и ответственному демону, мне просто хотелось пролежать пару туманов и забыть про всю суету и жалких букашек. — А Асмодей, похоже, такой же терпеливый, — усмехнулся Маммон, встав рядом и протянув бокал вокатуса. Я скептически окинул его взглядом и вздохнул. Выжат, как лимон, хоть ничего и не успел сделать. Однако предложенный напиток все же принял. — Просто Велиал не слишком старается, — наконец соизволил ответить я. Маммон пожал плечами. От выпитого напитка его глаза лихорадочно блестели, а рот никак не мог закрыться: — И как? Будем опять спасать человечишку? А не велика ли честь для такой персоны? В этот раз пожать плечами пришлось пожать мне: — Не интересует. Я предоставлю Асмодею информацию, а остальное — лишь его проблемы. Меня и вправду ни капли не прельщает мысль, что лично придется спасать такую жалкую оболочку без мозгов — слишком утомительно и не выгодно. Проще уделить время бумагам, чтобы обеспечить себе долгий отдых. Хотя, если бы человечишку можно было убить, то я с радостью помог бы с делом, да еще подошел бы с энтузиазмом и диким рвением, однако всего этого делать было нельзя. А посему Асмодей и сам справится с этой зазнавшейся букашкой. — Я тут слышал, что ты часто отлучаешься из своего кабинета, — вдруг невзначай начал Маммон, хитро прищуриваясь, отчего волна раздражения прошлась по телу, — Неужто в мир людишек? Ярость буквально чуть не вывернула меня наизнанку. Вмиг схватив любопытного демона за горло и, сильно сжимая, приподнял над полом, в желании разорвать на мелкие кусочки. — А это, — угрожающе прошипел я, — Не твое дело. И отпустил. Маммон, стоя на ногах, потер шею и недовольно проговорил: — Будь спокойнее, я всего лишь спросил. Если бы в этот миг мои глаза угрожающе не сверкнули, то меня бы в покое не оставили — но и от одиночества мне не полегчало. Хотелось рвать все, что движется и не движется. Черт. *** Единственная, склонившись над своим столом, что-то старательно писала, отчего желание подойти и посмотреть возрастало с каждым разом. Хотелось подобраться ближе, стать за спиной и, наклонившись, поцеловать ее в самую макушку — хотелось до хруста костей, однако я лишь прикусил губу, наслаждаясь тем, что смотрю на нее. И чем же я так зацеплен? Как так получилось? Неужели нельзя что-то сделать, чтобы это предотвратить? Или хотя бы успокоить? Я хотел прикоснуться к ее коже. Наверняка нежной и мягкой. Интересно, а если ее прикусить за шею, то… — и я прикрыл глаза, вздыхая. Меня уже начало уносить. Спустя несколько туманов наблюдений все никак не могу найти меру. Мне слишком мало этого, и я не могу в себе это побороть. Как бы не старался убить сердце, остановить его — напрасно. Во мне было что-то, что мешало это сделать. И я не хочу признавать того, что со мной происходит нечто человеческое. Воистину мерзко. Мерзко и отвратительное, но сидящая Единственная, завораживая своей хрупкостью и невинностью, доказывала обратное. И я терялся. Не мог принять, сжимая зубы. — Мира, — дверь в комнату вдруг открылась и моему взору предстала такая же маленькая женщина, но более старая и явно потрепанная годами: морщинки вокруг глаз, поджатые сухие губы и потускневший взгляд, — Мартин не приходил? Единственная поджала под себя плечи и, не отрываясь от тетради, в которой что-то увлеченно писала, почти шепотом произнесла: — Нет. — Тогда закройся на замок и сиди тихо. Откроешься только тогда, когда я скажу, поняла? — строго спросила эта женщина. Моя Единственная сжалась еще сильнее: — Да. — Умница, — и дверь хлопнула. Мира, тут же поднявшись, подбежала к двери — и щелкнул замок. Сердце почему-то сжалось, и я понял, что не смогу уйти, даже если мне прикажет сам Люцифер — отчего-то было предчувствие, что моя Единственная нуждается помощи. И не прогадал. Ее плечи затряслись. Не выдержав, я открыл окно и, сделав себя видимым для людских глаз, напал с объятиями, прекрасно понимая, что сейчас сильно испугаю, но не мог контролировать свое тело, как бы не убеждал себя. Единственная ожидаемо вскрикнула и начала вырываться. Чертыхнувшись, попытался успокоить: — Тихо-тихо, — я сжал ее крепче, не давая и шанса выбраться, — Помнишь меня? Не бойся, я не причиню вреда. Все хорошо. Она продолжала по прежнему вырываться и кричать, будто совершенно не слышала, что я говорю, и я не понимал, что нужно еще сделать. Все внезапно обернулось против меня. Потеряв всякую надежду внушить ей доверие, попросту усыпил, отчего Единственная тут же повисла у меня на руках, утыкаясь лицом в грудь, и я, вздохнув, легко подхватил ее на руки, прижимая к себе. Придется подождать еще.