"Любовь существует, и даже напоминает необратимую химическую реакцию. ", - думал Рюноске, спешно поглощая карандаш. "Ненависть - катализатор в данной реакции, и по ее завершению от него останется лишь горьковатый привкус. "
— Ау, - парень шипит и недовольно озирается по сторонам, когда посадочной площадкой для бумажного самолетика становится его щека. Это разом выбивает из умной головы все мысли о учебном материале. С первых рядов слышится такой знакомый надменный смешок, и вопрос "кто это сделал?!" сразу же отпадает. Именно этот смех тогда, пару месяцев назад, вызвал у Рюноске настоящий ядерный выброс негативных эмоций в атмосферу. От этого голоса, чуть хрипящего, но все-равно мелодичного и приятного, кровь закипает в жилах. Чувство очень близкое к отвращению, но одновременно напоминающее эйфорию. Акутагава, разрушая бумажный непрочный корпус, разворачивает самолетик, чтобы прочитать хранящееся в нем послание. "Привет, умник, зацени, я препода нарисовал!" Этот почерк легко узнать. Острый, немного скачущий между строк. Так пишут только дети, примерно с первого по третий класс, и второкурсник Накахара Чуя. Бонусом ко всей этой кривизне, был рисунок, судя по всему выполненный в стиле сюрреализма, потому что создание из реального мира это очень слабо напоминало: треугольная голова, размерами больше угловатого корпуса, который, непонятно как, крепился к шее, изображенной в виде жирной линии. Акутагава изогнул бровь, пропустив мысль о том, что именно сейчас в гробу перевернулся один из величайших творцов искусства, смачно выругавшись. Чуя вальяжно развернулся на стуле в сторону Рюноске, чтобы увидеть его реакцию на свое "творение" и, кажется, был весьма разочарован. Ни оваций, ни даже элементарного восторга. — Ох, идиот... - Брюнет принялся массировать виски двумя пальцами, задумчиво прикрыв глаза. Его мысли были заняты тем, что ведь на сей шедевр, ожидается какой-то ответ и всем сердцем надеялся, что от него хотя бы не ждут какой-то зарисовки. Не хотелось второй раз за день, заставлять вертеться почивших художников в местах столь отдаленных. И Акутагава берется за ручку. "Не хочешь заценить материал занятия?" Почерк у парня красивый, ровный, словно Рюноске учился писать под линеечку, не отклоняясь даже на миллиметр. Небрежно скомканный клочок бумаги, прилетает рыжему прямо в голову, на что тот недовольно морщится, но все же поднимает упавшую бумажку, попутно разворачивая. Изучая ответное послание, написанное красивым, ровным почерком в душу Чуи начинает закрадываться неподдельная зависть. Стоит ли завидовать тому, что у кого-то такой прекрасный почерк? Нет. И мучительный приступ зависти атаковал Накахару вовсе не по этому поводу: Акутагава занял все свободное пространство на клочке бумаги, не оставив места, чтобы написать ответ. Никогда еще Чуя не чувствовал себя настолько обделенным, и даже закусил губу, слегка надувшись. Парень отвернулся, снова меняя угол обзора на учительскую доску и грозный вид преподавателя, который, по определенным причинам, уже давно не придавал значения неподобающему поведению Накахары. — Как же раздражает. - Слова, сказанные шепотом, Рюноске смакует на губах, стараясь растягивать каждую букву. Он вкладывает всю свою любовь и одновременно все свое раздражение всего в одну короткую фразу. Тетрадь прилетела прямо в голову. — Че за хрень?! Накахара не сразу понял, что нанесло такой весомый удар его голове, сосредоточенной на внимательном изучение половых органов, нарисованных маркером в углу кабинета. Этот шедевр, разумеется, тоже принадлежал ему. Это легко определить по подписи, написанной все тем же кривым почерком. А еще все легко угадывалось по треугольным сюрреалистичным формам - рисовать так может только один человек. Студенты, безусловно, обратили внимание на громкий возглас, доносящийся с первых парт. Но волна пристального внимания довольно быстро стихла, ведь здесь особо не с чего было посмеяться. С Накахарой вообще лучше не шутить, ведь этот малый может и дать сдачи, но уже на кулаках. К Чуе очень хорошо подходила поговорка "маленький, да удаленький", именно Акутагава первым и сказал ему об этом, чем вызвал бурю возмущений и негатива. Но, что поделать, природа же должна была соблюдать хоть какой-то баланс, награждая рыжего красивым лицом и певучим голосом, вот и обделила его ростом. Наконец, разобравшись в ситуации, парень, пошерудив у своих ног, поднял толстую тетрадь, явившуюся, как гром среди ясного неба, прямиком с задних рядов. "Инвестиции в армию бумажной авиации :) ". Желтый самоклеющийся листок, был налеплен на обложку тетради, которая теперь, судя по всему, принадлежала Накахаре. Парень обернулся, бросив беглый вопросительный взгляд на Рюноске, но тут же вернулся в исходное положение, хитро ухмыльнувшись. Акутагава даже почувствовал себя немного неуютно, когда заметил, как старательно Чуя что-то выводит в своей новой тетради, не отвлекаясь ни на секунду. Даже безупречно прорисованные детали гениталий, что красовались в углу классной комнаты, больше не привлекали его внимание. Это явно подозрительно. А еще сейчас Чуя не грыз ногти, туповатым взглядом смотря на доску, и делая вид, что пытается усвоить материал. Не торчал в телефоне, листая фотки полуголых старшекурсниц. Да даже не пытался создать очередную жвачную армию, прилепляя жвачку за жвачкой к оборотной стороне парты. Он просто увлеченно что-то калякал на клетчатых листах бумаги. — Ох. - Акутагава непонимающе вздохнул, пожимая плечами, после продолжая углубляться в учебный материал. Все-таки, он пришел сюда грызть гранит науки, а не любоваться Чуей. Хотя, нет, скорее именно за вторым он и ходил сюда каждый день. Поводом для прогула не служила даже высокая температура, сильнейшая аллергия и случайно сломанная рука. Рвение увидеть в новый учебный день любимое существо было слишком сильным. Прошло, может, минут пять, прежде чем классную комнату заполнил звонкий смех. Акутагава, буквально оглушенный шумом, поднял глаза и впился взглядом в самую возмутительную картину в его жизни - собственный портрет. Накахара держал свой очередной шедевр, начертаный на клетчатой бумаге, над головой и издевательски улыбался, демонстрируя свое произведение окружающим. Рюноске еще никогда так сильно не хотелось провалится под землю, даже тот злополучный день, когда учитель пристыдил его за невыполненное домашнее задание в далеком шестом классе не было таким конфузом, как сейчас. С белого листа через несколько рядов на него смотрело это лицо: острое, с глазами-кружочками выведенными очень жирно и тщательно. Нос занимал весь овал лица, а брови отсутствовали вовсе, вместо них красовалась надпись "разыскивается растительность, обращаться по телефону...". Благодарность была выказана Чуе средним пальцем, который Акутагава демонстративно ткнул в сторону рыжего и, сделав слегка обиженное выражение лица, принялся смотреть в окно. Серо. Сегодня погода была особо недружелюбной к жителям города, превращая место их обитания в кладезь апатичного настроения. Свинцовый тучи, ставшие объектом пристального внимания Рюноске, медленно плыли по тусклому небу, постепенно обволакивая его. С улицы были слышны шуршащие звуки, будто кто-то открывает пакетик чипсов, и брюнет внимательно вслушивался в это, с удивлением отмечая, какой же интересной и непредсказуемой может быть природа, несмотря даже на то, что Акутагава прочитал об этом далеко не один учебник. Процесс единение с натурой, прервал неопознанный чудаковатый объект, снова запустив самолетик в "умника". Ох, а ведь парень надеялся больше никогда не увидеть это изображение, на котором, по распоряжению коварной судьбы был изображен он сам, пусть и в весьма необычном стиле. В стиле Накахары, будь он неладен. Стрелочка от корявой надписи, была направленная на карикатуру, которая улыбалась своим треугольным ртом с клетчатого листа бумаги. "Знаешь, я кажется влюбился!", - было написано все тем же кривым, пляшущим по строчкам, почерком. Воздуха резко стало не хватать. Было совершенно не важно, что это очередная шутка и Чуя обращался ни к кому иному, как к своей же мазне ( по-другому и не скажешь ), но это совершенно не мешало Акутагаве утопать во внезапно нахлынувших эмоциях. "Может, сходим в кафе после пар?" Кривой почерк сейчас казался самым прекрасным, что только могло существовать на этом свете, а Рюноске чувствовал себя адресатом всех фраз, что были им написаны."Ненависть - катализатор в данной реакции, и по ее завершению... я буду очень счастлив.