круглое и золотое

Делю пьедестал с этим, с твоим. С твоим личным неудачником, с твоим ходячим комплексом неполноценности. Смотри. Смотри на меня, слышишь? Это я, я выиграл - не он. Вот она, медаль. Золотая, как ты любишь. Это все для тебя. Я не знаю. Не знаю, что ты в нем нашёл. Я не знаю. Я не знаю. Я знаю. Господи. Конечно же я знаю. Он весь словно сотканный из воздуха. Непостоянный. Переменный ток. Раскаленное железо. Февральская метель. Бьет наотмашь - попадает в сердце: друзьям, врагам, зрителям. Тебе не просто попал только - пробил грудную клетку, выломал ребра, вынул и забрал себе. Вон оно, в руках его, бьется. Пытаешься исправиться на нем. Я же вижу. Я один здесь зрячий. Он - твой недостаток, он - твое главное достоинство. Он дает публике то, чего ты не можешь. Ты так хорош, что это выводит из себя. И ты знаешь это. А он трогательный. Искренний. Нежный подросток в неподростковом возрасте. Но почему не я, Виктор? Вот он - я, смотришь? На пьедестале посередине, слеплю глаза золотой медалью. Абсолютно пустой. Ты ошибся, Никифоров. Ты, блять, ошибся, выбрав его. Пожалуйста, скажи, что ты так думаешь. Пожалуйста, позволь мне так думать. Пожалуйста. Я видел в тебе все, чем я хотел быть. И было бы не больно, но я все еще вижу. Я все еще хочу. А ты позволяешь ему занять свое место. Позволяешь занять мое. Ты так влюблен. Видишь, ты же умеешь. Сделай одолжение. Влюбись в меня, если не затруднит. Если найдется время. Это буквально минуту займет, Виктор, будь добр. Влюбись в меня. Потому что тебя я разлюбить не могу. У меня не выходит. Ты не выходишь. Из головы. Ядовитый клещ в мозгу, зацепить нечем. Разбитый и проклятый. Победитель. *** На банкете много людей. Много синего, красного, черного, много позолоты и сверкающих напитков. И капелька нежного, чего-то совершенно неясного. Для Плисецкого здесь больше всего голубого и серебристого. Его категорически много, оно заполоняет собой пространство, проникает в каждую клетку, забирает воздух и тормозит сердце. Кто-то еще замечает? Кому-то еще тяжело дышать? Победитель. С язвительно растянутой "и" и усмешкой в уголках губ и глаз. Где херова эйфория от победы? От рекорда? Он же чертов герой теперь. Ну какого хуя он чувствует себя так, словно самый большой неудачник на этой тусовке? Дайте выпить, кто-нибудь, налейте. Или выстрелите. В упор. Такое из себя вынуть можно, только вывернувшись наизнанку. Оно такое объемное, такое тяжелое, оно заменило все органы в организме, вырвало нерв за нервом, оставило себя вместо Плисецкого. Без этого он умрет. Оно серебристое. Голубое. Самое красивое на свете. - Юра, - тепло произносит Виктор Плисецкому в спину. Тот очень хочет забыть, как оборачиваться, но тело - само. Серебристое. Голубое. Нет. Нет, нет, это не важно. Не важно. Важно - золотое и круглое, висит на шее. Весит тонну, кажется. - Чего тебе? - небрежно, словно ему плевать, словно он сейчас не тонет в голубом. - Очень хотел поздравить тебя, твое выступление было невероятным, я видел. От начала до конца. Плисецкому все труднее удерживать равнодушный взгляд, потому что он уже утонул. В голубом, в серебристом. Не зовите спасателей - слишком поздно. Запиши время смерти. - В следующем сезоне я и тебя обойду. - Не сомневаюсь, - усмешка. Блять. Нахуй, пусть все идет нахуй. - Пойдем, у меня для тебя подарок. Не дожидаясь ответа, Юра берет Никифорова за руку и ведет того сам не знает куда. Подальше, просто подальше от обилия красного и черного. И синего с позолотой. Он заводит его в темное, узкое помещение - ближайшая открытая комната. Плисецкому просто плевать. Он уже даже не думает. Он не помнит, как. - Подарок в кладовке? - Виктор скептически поднимает бровь. - Да. Смотри, - берет в руку медаль. - Этот твой, Юри. Он подарил тебе кольцо. Золотое и круглое. Это мой тебе подарок, понял? Медаль. Золотая и круглая. Ты ведь их обожаешь. Виктор удивленно смотрит на Юру, берет медаль в тонкие пальцы, тихо смеется. Рассматривает ее отблески в лунном свете. - Это очень мило, Юрио. - Поцелуй, - на выдохе, без единой мысли в голове. Никифоров колеблется лишь секунду, прикасается губами к золотой поверхности. - Нет, - глаза в глаза, - не медаль. Виктор целуется томно и долго. У Виктора мягкие губы, на вкус огненные. Они успокаивают. Они возбуждают до охуения. То, что весило тонну, стало эфемерным. У Виктора холодные руки - как лед. От них мурашки, от них выгибаешь позвоночник до хруста, когда они дотрагиваются до живота под рубашкой. У Виктора прохладное тело. Это спасает Плисецкого от смерти, одно только это. Потому что он горит. Тупо сгорает прямо здесь и сейчас. Но если подумать, Никифоров и есть причина пожара. Не играйте с огнем, дети. И со льдом не играйте. Потому что когда он в вас проникнет, - прислонив лицом к стене, натянув волосы на затылке, - вы не сможете без этого жить. Открывать по утрам глаза и думать, что не сгорите, что выживете сами. Херня. Ложь и провокация. Золотое. Круглое. Голубое. Серебристое. Золотое. Серебристое. Золотоеголубоекруглоесеребристое. Смешалось. Все смешалось. Взорвалось, разнесло к чертям собачьим. Плисецкий - смертник. Он больше не жив. Виктор тяжело дышит, выходит медленно, поправляется, целует в золотистую макушку. Плисецкий смотрит в стену, уперевшись в нее руками. - Мне очень жаль, - шепчет Никифоров на ухо. - Мне так...жаль. Он уходит, тихо закрыв дверь. Будто и не было. Было. Юра медленно оседает на пол. Понимает. То, что он подарил Виктору, было не золотое. И даже не круглое. Красное. Когда-то качало кровь и позволяло жить. Когда-то очень давно. Приснилось, наверное.