Камни умеют любить

Дирс часто бродил тут. Ему нравился мерный плеск волн и отражение звездного света в свинцовой толще морской воды. А еще тут иногда можно было услышать пение китов. Воистину завораживающие и рвущие душу на клочки звуки. Только... Считалось, что у горгулий души нет. Какая душа может быть у демонов? У тех, кто обречен становиться камнем с первым же лучом рассвета. У камня не бывает души, не бывает чувств. Иногда он сидит на скалистом уступе и смотрит, как этот самый уступ облизывают волны, разбиваясь в белую пену. И думает, для чего он вообще нужен тут. Он не помнит ни того, как тут очутился, ни того, зачем вообще рожден. И кем... Словно вечно жил тут, смотря на бесстрастные звезды и слушая музыку волн. О нет, его не гнело одиночество, он жил так всегда и будет жить. Ему хорошо и спокойно. Камню не может быть не спокойно или плохо. Он вечен, даже, если источится ветром и дождем в мелкий песок. И ему нечего бояться, наоборот, бояться должны его: такую образину еще поискать! Мощные задние лапы, слегка напоминающие собачьи, разве только с той разницей, что без шерсти, толстый и длинный хвост с парой шипов на конце и совсем уж неподходящей для устрашения противника пушистой кисточкой на самом кончике. Торс почти как у людей – широкая спина, мышцы живота и груди словно литые, мощные руки... Только вот крылья за спиной – тяжелые и кожистые явно не прибавляли красоты. Наверное, он мог бы летать, если бы захотел. Но, зачем камню куда-то летать?.. Дирс не хотел что-то менять в своей жизни. Не видел в этом смысла, к тому же однажды, он увидел свое отражение в воде. Луна осветила тогда его лицо, не закрытое на этот раз серебристыми волосами – он на этот раз намотал длинные пряди на свои изогнутые рога, чтобы не мешались. Широкие скулы, и выступающие надбровные дуги с костяными наростами, приплюснутый нос... Но взгляд в горящие зеленым глаза заставил горгулью отшатнуться от своего собственного отражения. Нет, он никогда не уйдет из своего скалистого убежища. Если его кто-то увидит, то наверняка испугается такого урода. А еще он почему-то знал, что любое существо – будь то человек, или эльф, или тот же наг... Все они убьют не задумываясь того, кто не похож на них. Такова их природа... - Эй, ты что тут делаешь? – камни не пугаются? Нет, определенно, камни не пугаются. Они только вздрагивают от неожиданности, потом расправляют крылья и шипят на незваного гостя, стоящего у приступочка, на котором сидел горгулья. И как только наглец смог подобраться сюда незамеченным? - Ты как мой кот. Он тоже шипит на меня почем зря, даром, что кормлю его только свежими заячьими сердцами. Про котов и уж тем более зайцев Дирс не слышал ничего, но подумал, что раз кота кормят чьими-то сердцами, то этот самый кот – очень грозный зверь и то, что ему сказали – скорее комплимент, чем что-то еще. А если ему говорят комплименты, значит, испугались сурового вида. Значит, надо напугать этого глупца еще немного и он уйдет восвояси. А там уже надо будет думать, что делать – жить хочется всем, даже камням. А раз его обнаружили, то, почти наверняка, теперь дни горгульи сочтены. Если конечно, он отсюда не исчезнет. Дирс с легкостью спрыгнул со своего «насеста» и, зарычав еще громче, начал медленно подходить к незнакомцу. Тот, кстати, был странным и даже в чем-то похожим на самого горгулью. Такая же темная кожа и длинные серебрящиеся в свете луны волосы, и глаза едва уловимо отливают зеленью... Только вот в остальном – эльф эльфом. Хотя, тонкокостным его не назвать. - А зубки у тебя ничего так... – Дирс даже рычать забыл и остановился, в растерянности не поставив вторую ногу на землю. Это про его клыки было сказано? Существо, потерявшее всякий страх, захохотало и совершило невероятное – буквально прыгнуло на ту пару шагов, что отделяло его от горгульи, он совершенно бесстыдно поковырялось в его клыках длинным черным когтем. У Дирса были такие же, только в пару раз больше. Камни не умеют удивляться. Они просто клацают зубами в непосредственной близости от наглой лапы. - Ой какие мы грозные! – черномазый эльф опять захохотал – А я тебя не боюсь! Я ничего не боюсь! – он отошел на пару шагов от растерянного горгульи и закружился, оставляя на белом сыром песке смазанные неглубокие следы от своих босых ног. - А знаешь, почему я ничего не боюсь? Потому что безумен и пьян своим безумием! Убийственное сочетание! И опять хохот... А камни не умеют жалеть. Странный эльф еще долго смеялся, пока смех не перешел в тихие всхлипы. Теперь он уже плакал, упав на колени и закрыв лицо руками. Длинные серебристые волосы покачивались в такт всхлипам, а острые длинные ушки, торчащие из этой снежной копны, выглядели даже трогательно... Дирс не пошел его утешать. Он вновь вскарабкался на свою любимую скалу, сел там поудобнее и приготовился. Уже слышны были крики морских птиц, значит, скоро рассвет. Скоро его тело опять будет сковано холодом камня... Уходить куда-то было уже бессмысленно, а безумца он не опасался больше. Тот ему ничего не сделает, разве что облапает, да только это не страшно. Камень все стерпит. *** - Ты красивый, - ночь, начинающаяся с таких слов – не самая лучшая ночь. Это Дирс понял, только взглянув на психа, сидящего рядом с ним. Он, для достоверности картины даже протер глаза кулаками, но этот сумасшедший никуда не делся – все так же сидел на коленях перед ним, чуть склонив голову на бок, так, что длинные волосы едва не касались влажных от прибоя камней. - А ты сумасшедший. – Дирс все же не выдержал и ответил этому дивному. - Да! – тот радостно засмеялся и, резко наклонившись, чмокнул опешившего горгулью в нос. Нет, все же, камни умеют удивляться. Только, очень не долго. Дирс, едва пришел в себя от такой наглости, схватил за горло несчастного недоэльфа и, чуть сжав пальцы, притянул его к себе и зарычал. Тот, задыхаясь, все продолжал смеяться, хотя зеленые глаза слезились. И кожа у него оказалась такой нежной, что горгулья неожиданно даже для себя, побоялся поцарапать ее своими когтями. - Не смей прикасаться ко мне! – прорычать в лицо и отбросить от себя этого безумца, от греха подальше. Камни не умеют смущаться. - А то что? – тот на четвереньках вновь подполз к Дирсу. Смотря ему в глаза, медленно протягивает руку и едва касаясь, проводит по его щеке. Что же нужно этому сумасшедшему?.. - Мне одиноко... Хочу остаться с тобой! – он словно ребенок. Маленький и наивный. А Горгулья не знает, что с ним делать. Камни же не умеют жалеть? Дирс только пожимает плечами и, расправив крылья, плавно спрыгивает с утеса на влажный песок. Он каждую ночь ходит вдоль берега, любуясь на звезды. И эта ночь – не исключение. И безумец этому не помеха. Даже, если он со слезами на глазах следует за ним, что-то лопоча. Он странный, наверняка беспомощный и жалкий. Но... Нет, Дирс его не презирает. Скорее, относится как к какому-то недоразумению. С каким трудом он уговорил того подождать на берегу, когда он, Дирс, вошел уже по пояс в холодную морскую воду. А потом, убедившись в том, что этот несчастный все же останется на месте, оттолкнувшись ногами, нырнул... Когда горгулья вышел на берег, держа за жабры увесистую трепыхающуюся рыбу, то никого на берегу не застал. Только его не обмануть – тихие всхлипы доносились из небольшой пещерки в основании того самого утеса, на котором он каждый день встречал рассвет. - Да что б тебя... – ругнулся он себе под нос не то на верткую и холодную рыбеху, не то на безумца. - Эй, хватит. Я тут... – недоэльф, услышав его голос, тут же бросился к горгулье, на ходу размазывая сопли и слезы по лицу. - Жив! Дирс только закатил глаза. - Я тебе рыбу поймал. Надо развести костер и пожарить. Ты же, небось, ничего не... – Его раньше никогда не целовали. А тут, поди ж ты... Этот дурень, все еще всхлипывая, прижался губами к его губам. Так наивно, но так нежно... Рыба была тотчас же забыта – просто выпала из ослабевших в миг рук.. Что же он делает? Зачем... Горгулья опять зарычал, но на этот раз от того, что почувствовал. Не может камень чувствовать, а он чувствовал. Значит ли это... Эльф трепетал, словно лист на ветру. Он вцепился в мужчину мертвой хваткой и целовал, целовал... Целовал, облизывая и покусывая его жесткие, но полные губы и сам млел от того, что творил. От этого становилось жарко. Так, будто несколько угольков, завернутых в тонкие листья тае-тае положили на низ живота и они теперь тлели, согревая. А еще, Дирс знал, что нужно сейчас делать. Только... Нет, до конца они не дойдут в этот раз. Пусть все останется невинно, но от этого не менее сладко и горячо. Горгулья притянул к себе безумца и осторожно ответил на поцелуй, лаская подставленные губы и стараясь быть осторожным – клыки у него были острыми, а боли причинять не хотелось. Руками он осторожно, старательно отводя когти, гладил под выпростанной из штанов рубашкой, напрягшийся живот эльфа, плавно просовывая руку чуть дальше – приласкать грудь... Безумец опять смеялся. Он хохотал, ерзая на коленях у чудовища, коим горгулья себя считал, пока тот отрывался от его губ, чтобы вздохнуть. А потом вновь дарил жаркий поцелуй, от которого глаза сами собой закрывались, а сердце билось чаще, разгоняя кровь, разбавленную жаром желания. Они еще теснее прижимаются друг к другу, безумец через тонкое полотно набедренной повязки дотронулся до вставшего члена Дирса, заставив того резко выдохнуть и зажмурить глаза. Еще пара осторожных, даже робких движений и Дирс опять рычит, разрывая на нем рубаху, начиная вылизывать тонкую шею и ключицы, а потом кладет руку на его пах... Они ласкали друг друга осторожно, лишь познавая сладкие и острые грани удовольствия, что плавило их тела. Безумец дышал часто-часто и ерзал, сидя на коленях горгульи, а тот, соединив их члены, ласкал их, то прижимая друг к другу, то размазывая по головкам терпкую влагу, вырывая тихие стоны из зацелованных губ. После – еще пара судорожных движений и теплая белесая влага пачкает их обнаженные животы, а нега – тягучая, как дикий мед, заполняет все существо, даря блаженную слабость и что-то еще. Что? Дирс не мог понять, с чего все получилось именно так, как получилось. Но пусть. Пусть и впредь продолжается это сумасшествие. Пусть это будет стоить ему жизни. Теперь – не жалко. Первый луч восходящего солнца застал их целующимися, нежащими друг дружку в объятьях. Горгулья даже крылья расправил, чтобы укутать разомлевшего безумца. Только... В этот раз не покрылась каменной коркой его кожа, не заледенела кровь в жилах. Словно и не восход вовсе. Спало то проклятье, что на него наложили в древние времена, только Дирс этого и не заметил – смотря в шальные, чуть осоловевшие от счастья зеленые глаза. Безумец? Да они безумны оба, каждый в своем. Камни не умеют любить. Ой ли?..