do it like your mother said not to do

Всё что нужно Марку сейчас — оставить несколько поцелуев на слегка солоноватой от пота смуглой коже, на ощупь мягкой, как бархат. Прикоснуться там, где другим запрещено; пересчитать обтянутые тканью рёбра, полоснуть ногтями около тёмной ореолы соска и царапнуть зубами у ключиц. — Я просто хочу проводить ночи вместе с тобой, — выдыхает на ухо, едва задевая губами хрящ. — Всё, что мне нужно от жизни. Донхёк смущён до предела; щёки пылают отнюдь не от жары, окутавшей Ванкувер пару недель назад. Мальчик тянет простынь на себя, пытается спрятаться от стыда, потому что неправильно находиться здесь, сейчас и при таких обстоятельствах. Больше всего Донхёк боялся быть белой вороной среди людей, в обществе которых он жил; быть высмеянным за вкусы или взгляды, своё мнение. А парень, нависающий над ним, усиливает страх в разы и всячески способствует крушению плана «быть таким, как все, не выделяться, не привлекать лишнего внимания». Марк недавно подстригся, совсем коротко, до прилично отросших тёмных корней. И теперь Донхёку в несколько раз хуже, чем было; он думал, что его предел — платиновый блондин, но от природного — каштанового — цвета, внутри проснулся вулкан, выплескивая из жерла чувства и эмоции более бурные, чем прежде. Марк нравится многим одноклассницам, девочкам помладше и даже парочке студенток из соседнего подъезда, но, вопреки всему, ему нравится парень, распластавшийся сейчас под ним на атласных родительских простынях. Донхёк винит во всём возраст и бушующие гормоны. Неправильно, когда ведёт от невинных прикосновений пальцев другого парня к собственным; неправильно, когда не хочется сопротивляться, когда хочется наоборот — больше и больше. Предоставлять собственное тело в распоряжение чужим, чуть грубым из-за занятий в волейбольном клубе, ладоням. Марк ему однажды шепнул, что на мячах он упорно тренируется — хлестая по ним ладонями через сетку, прежде чем Донхёку стукнет восемнадцать. Шатен переворачивает Донхёка на живот и прижимается губами к выпирающим позвонкам, ведёт вдоль вверх, пока не достигает загривка, оставляя едва ощутимый укус; но для младшего — как разряд тока, точными ударами в каждую клеточку тела. Донхёк непроизвольно срывается на стон, тут же вжимаясь лицом в подушку. Смущение новыми волнами накрывает мальчика, а пальцы на ногах поджимаются. Марк впутывает пальцы в чужие волосы и осторожно тянет на себя, приподнимая голову, отрывая от гладкой наволочки. — Ты себя не контролируешь, — шепчет томно, прижимаясь губами к виску. Второй рукой ныряет в мизерное пространство между грудью младшего и простынями, мягко обводя набухшие соски. — Но ты лучший, когда пускаешь всё на самотек. Не сдерживайся, дай себе волю. Зубы клацают у мочки уха, заставляя вздрогнуть от неожиданности и прижаться к чужой груди вплотную. Капельки пота стекают вниз; кожа невыносимо горит от близости. Кожа Марка — как белый песок у лазурных океанов, контраст невозможный; сводит с ума. — Делай то, что твоя мамочка не велела тебе делать, — усмехается Марк и тянет Донхёка на себя, сажая того на колени перед собой. Старший водит носом у основания шеи, вдыхая лёгкий аромат пота и туалетной воды. Гладит пальцами тонкую талию, слегка щипая — исключительно там, где захочется. Опускает руки ниже, проводит ладонью над пупком, следуя дальше — вниз. Очерчивает подушечками прижатый эластичной тканью член, слегка надавливает, заставляя рвано выдохнуть и отбросить голову на своё плечо. — Ты великолепен, — поцелуи расцветают на плечах, ключицах — куда Марк дотягивается. — Я всегда чувствую одно и то же, — пальцы сжимают через ткань крепче, трут резче, — я просто хочу проводить ночи вместе с тобой. — снова повторяет шатен. — С тобой. Целует под подбородком. — С тобой. Прикусывает кожу шеи. — Только с тобой. Наконец целует в губы, чувствуя, как тёмная ткань боксеров теплеет из-за выделившейся смазки. А Донхёка, кажется, лава внутри заполнила до краёв — глаза светятся янтарным. Губы стремительно алеют и блестят от чужой слюны. «Только с тобой», — соглашается мысленно Донхёк, но вслух не произносит, притягивая старшего к себе для нового поцелуя.