Легкий ветра вздох - смерти нет. Тот, кто пламя сам, не сгорит в огне. Бьется на ветру, словно знамя, плащ. Ветер, верный друг, обо мне не плачь. Все, что было - не было, Все в огне сгорит, Пламя рыжей птицею к небу полетит. Имя мое прежнее здесь забудут пусть, Долог путь в бессмертие - Я еще вернусь... Только долгий путь. Смерти нет. Пламени цветок. Ярко-рыжий цвет. Искры рвутся вверх – россыпь янтаря. Свой короткий путь я прошла не зря. Все, что было - не было, Все в огне сгорит, Пламя рыжей птицею к небу полетит. Имя мое прежнее здесь забудут пусть, Долог путь в бессмертие - Я еще вернусь... Искра на ветру. Смерти нет. Отблеск на лице, странно жаркий свет. Тихий наговор, ворожу огонь: "Брат, сестру свою младшую не тронь..." Все, что было - не было, Все в огне сгорит, Пламя рыжей птицею к небу полетит. Имя мое прежнее здесь забудут пусть, Долог путь в бессмертие - Я еще вернусь... Горечь на губах. Смерти нет. В чём моя вина? Тишина в ответ. Не сверну с пути, умирает вздох. Не спасёт меня ни судьба, ни бог. Все, что было - не было, Все в огне сгорит, Пламя рыжей птицею к небу полетит. Имя мое прежнее здесь забудут пусть, Долог путь в бессмертие - Я еще вернусь... Лёгкий ветра вздох, Только долгий путь, Искра на ветру, Горечь на губах. Смерти нет. (с) Тэм Гринхилл
Большая часть "Святилища" все еще лежала в руинах. Миранда не сочла нужным восстанавливать всю базу, ей нужны были только медицинские лаборатории и несколько мастерских. И жилые помещения, разумеется, хотя беженцы предпочли покинуть Горизонт, как только это стало возможным. Теперь, кроме сестер Лоусон и саларианца Мордина, здесь были десятки медиков, лично отобранных Мирандой, в том числе - те, кто участвовал в проекте "Лазарь", а также - ученые, ранее работавшие вместе с саларианцем над созданием Горна. И небольшой штат служащих, занимавшихся поддержанием работы станции. Довольно много персонала, если учесть, что пациент у них был только один. Миранда явилась в доки лично, тепло приветствуя каждого прибывшего. Несмотря ни на что, экипаж "Нормандии" вновь собирался вместе, впервые после вечеринки на Цитадели. В этом чувствовалась некоторая неловкость, ведь повод сложно было назвать радостным, но, все-таки, большинство считало, что переносить тяготы проще в большой компании. Из всей команды, кажется, только Джокер и Явик остались неприкаянными и лишь сильнее помрачневшими на фоне остальных.***
Протеанин стоял в коридоре медблока, прислонившись к стене, и терпеливо ждал, когда последний посетитель - рядовой Коупланд - покинет палату. Прочие желающие уже наведались к Шепард и, кажется, собрались где-то в столовой. Было время до утра - к Горизонту летел еще один корабль, на котором должны были прибыть Джек и Колят Криос. Больше никому не удалось добраться. Утром все будет кончено, но оставшиеся часы протеанин не хотел делить ни с кем. И потому - молча стоял, слегка постукивая пальцами по стене. Эти несколько недель ожидания трассы до Моря Теней тянулись дольше, чем пятьдесят тысяч лет криостаза. Подождать еще несколько минут, пока рядовой Альянса неловко потопчется в палате и уберется восвояси - было сущей ерундой. У самых дверей протеанина остановила Лиара, подоспевшая буквально за несколько секунд до того, как Коупланд, наконец, вышел. - Скажи, ты сможешь... сможешь понять, здесь ли она или уже?.. - у азари были сухие и усталые глаза. Все слезы она давно выплакала, на Земле еще, и теперь словно пыталась отгородиться барьером от внешнего мира. Барьером, за которым, все-таки, продолжали трепыхаться эмоции и чувства. Слабая пародия на ту маску равнодушия, которую так уверенно поддерживала Шепард. Явик молча кивнул, открывая дверь. Ожоги на руках причиняли массу неудобств, но отличить живое от мертвого он все еще был в состоянии. По крайней мере, именно этого протеанин и ждал, с самого начала собираясь попробовать достучаться до разума Шепард. Это, вроде как, очевидно.***
Решимость сильно пошатнулась, когда он оказался внутри палаты. Здесь царил стыдливый полумрак и тишина, нарушаемая лишь шипением и попискиванием аппаратов, занимавших большую часть просторного помещения. Окно, из которого открывался вид на уютный внутренний дворик, было плотно зашторено. Ощущались множественные, но блеклые метки присутствия персонала - сочувствие, рутина, заинтересованность в работе. Намного ярче цвели следы членов экипажа "Нормандии" - горе, страх, отчаяние, бессилие. Присутствие Шепард не ощущалось вообще. Явик подошел к постели. От нее действительно мало что осталось, в самом прямом смысле. Тело было укрыто белой простыней до самой шеи, но, судя по тому, как неестественно лежали складки ткани, у женщины не было ног. Одной - полностью, другой - примерно, до колена. Правая рука уцелела - к ней вела одна из капельниц. В каком состоянии была вся левая половина тела - неясно, но количество трубок и проводов, протянувшихся от приборов под простынь, неприятно поражало. Лицо женщины, лишь отдаленно похожей теперь на Шепард, было бледным до неузнаваемости и непривычно худым. Глаза закрывала плотная повязка. Точнее, не глаза, а пустоту на их месте. Миранда удалила переставшие функционировать элементы. Шепард ненавидела импланты, заставлявшие ее жить. Могла ли она предпочесть такую форму свободы от них? Протеанин замер в нерешительности. Осталось так много не сделанного, недосказанного, но слова застревали в горле, а руки сковало свинцовой тяжестью. Одно дело - слышать бесстрастный диагноз, пусть он и звучал как приговор, и совсем другое - быть здесь и понимать, насколько в реальности все плохо и безнадежно. - Вы действительно добились победы, невзирая ни на что, коммандер, - Явик отвернулся, невидящим взглядом уставившись на показания приборов. - Никому еще не удавалось подобное. Ей не были нужны его слова. Шепард ничего не слышала. Ничего не понимала. Это была только его, Явика, потребность. Он должен был что-то сказать напоследок, и хотелось, чтобы монолог вышел более... личным. Но для этого нужно было прикоснуться, наконец, к ее руке, что означало - утратить последнюю надежду. Пока он не заглянул в ее разум - можно было верить, что ничего еще не кончено. Явик прошелся по палате. Вновь подошел к окну и отдернул занавеску. Здесь не было стульев, только кровать, окруженная приборами. Слишком большая кровать для изломанного тела. - Я выполнил приказ, а вы... не сдержали свое обещание. Но продолжаете играть на своих условиях, буквально вынуждая остальных жить дальше. И в этот раз я даже не могу обвинить вас в том, что вы напрасно жертвуете собой: война уже окончена. Протеанин вернулся к постели и осторожно сел на край, накрывая своей ладонью тонкие холодные человеческие пальцы. Он знал, что увидит там. Тьму, холод, смерть. И алые вспышки - следствие грубого вмешательства, одурманивания. Последняя битва за судьбу цикла была не в Лондоне и не на Цитадели. Коммандер Шепард не добралась до транспортного луча, да и сам луч лишь служил приманкой. Последняя битва была поединком Жнеца по имени Предвестник и женщины по имени Шепард. И случилась она здесь, в человеческом разуме. Явик был отчаянно неправ, убеждая коммандер в том, что сражаться надо не только за других. Если бы в Шепард остался хоть грамм жалости к себе - исход был бы в пользу врага. Но вряд ли во всей Галактике существовал другой органик, который был способен действовать ради общего блага и настолько в ущерб себе. Протеанин убрал руку. Бессмысленность попыток нащупать там, в этой тьме, остатки сознания была очевидна. Он уже видел такое раньше, еще в своем цикле, когда убивал одурманенных. Это не разум живого существа. Шепард, определенно, была мертва. Явик пересел на пол, прислонившись к кровати спиной и закрыл глаза, вспоминая. Впервые, после пробуждения в этом цикле, сетовал, что у него нет лишнего, чистого кристалла памяти. Историю своего знакомства с Шепард хотелось сохранить до мельчайших деталей. Не для следующих поколений - для себя, а потому - полностью, включая даже тот безумный эпизод на Цитадели. Возможно, в первую очередь - именно ради того эпизода. "Вы пожалеете об этом. И я... тоже". Правда была в том, что вот об этом он не пожалел ни разу. Явик мысленно проклинал протеанскую адаптивность и свое опрометчивое решение поддаться влиянию безумного цикла. "Идти на поводу эмоционального влечения - худшая стратегия из возможных" Это, ведь, он сам говорил, искренне осуждая Гарруса и весь экипаж "Нормандии". И что теперь? Он не мог отрицать, что привязался к Шепард точно так же, как и все остальные. Или, даже, сильнее. Неприемлемо. Глупо. Безнадежно. К горлу снова подкатил тяжелый неприятный ком. Явик сжал пальцы в кулак и с силой ударил об пол, обдирая костяшки. У него тоже нашлось бы, что сказать капитану после победы. Ну или он мог, хотя бы, попробовать, потому что в некоторых вещах сложно было признаться даже самому себе. - Ты же обещала мне, - прошипел он сквозь зубы и вдруг сорвался на крик. - Обещала выжить, Шепард! Ни один из приборов не сбился с размеренного попискивания. Протеанин просидел несколько часов неподвижно, запрокинув голову и глядя в потолок. Иногда начинал что-то говорить вслух, но то и дело сбивался с мысли и неловко замолкал. Во время ожидания, там, на Земле, он мог только мечтать о таком - враз отделаться от всего, что лезло к нему в голову, чтобы ждать было не так мучительно. И вот - пытка бесконечно тянущимся временем окончена, он здесь. А все красивые, острые, важные фразы, которые так заботливо были сформулированы именно для этого случая, просто вылетели из головы, разбежались. Когда за окном рассвело, протеанин, наконец, встал, желая размять затекшие ноги. Простыня, которой было укрыто тело коммандер, слегка съехала, и Явик замер, бросив случайный взгляд. На бледной заострившейся ключице, среди неприятных трубок центрального катетера, еще оставался еле заметный след от его клыков. Он мгновенно вспомнил странный жест коммандер после их последнего разговора - легкое касание брони вот в этом самом месте. "Черт побери, Явик". Протеанину потребовалось несколько секунд и все его мужество, чтобы осознать две вещи. Во-первых, он действительно не удержался и машинально прижал пальцы к холодной коже, отливавшей мертвенной синевой, к старому следу от укуса. Во-вторых... голос Шепард не был воспоминанием, как ему показалось в первый момент. "Коммандер..." "Я боялась, ты опять меня не услышишь за этой чертовой защитой". Холод оставался холодом. Тьма оставалась тьмой. Но красных всполохов в ней больше не было. Где-то там, в глубине, еще оставалась ослепительная искра. Сознание. То, что Явик принял за осколки разрушенного одурманиванием разума Шепард, оказалось, в основном, сильно поврежденным ментальным барьером, которому он сам пытался обучить ее в последние часы перед высадкой на Землю. Выходит, не зря. Да, коммандер все еще не могла даже дышать самостоятельно, но теперь это уже не имело особого значения. Потому что, совершенно точно, было временным явлением. Он ее вытащит. "В чем дело, Явик? Не молчи. Я знаю, что ты еще тут. Мне трудно долго поддерживать контакт. Умирать, знаешь ли, довольно утомительно". "Вы невыносимы, коммандер". "Сам виноват, не стоило требовать от меня невозможного. Терпи теперь. Какое-то время будет нужна твоя помощь для связи с внешним миром. Оказывается, в мои планы входит еще немного пожить. А пока что - будешь моим голосом". "Нет". Явик усмехнулся, снимая собственный ментальный блок и позволяя Шепард увидеть стены палаты его глазами, почувствовать на ощупь ткань простыней, которых касались его пальцы, услышать звук приборов. Буквально на несколько секунд, чтобы не перегрузить еще ослабленное сознание. Протеанин даже не озаботился тем, чтобы как-то замаскировать те свои мысли, которые привык скрывать ото всех, включая себя самого. Потому что Шепард отвечала полной взаимностью. Потому что Шепард, самое незаурядное во вселенной существо, заслуживала этой откровенности. Явик наклонился к ее лицу, осторожно касаясь губ. Воспоминания причудливо перемешивались. "Я буду больше, чем голосом".