***
Он меньше нуждался во сне, чем рожденные люди, и это означало, что ему было скучно. Ночью, когда уходили посетители и музей погружался в тишину и темноту, он отправлялся бродить. Для него поставили кровать, когда поняли, что нельзя просто оставлять его в витрине, но он пользовался ею только два часа за ночь. Он обходил остальные витрины с редкостями, читая таблички. «Трехлопастной луч сияния из века восемьдесят один». «Первый фолиант Шекспира из века семьдесят». «Глиняная флейта из века девяносто восемь». Он смотрел на предметы в витринах — в отличие от него, они располагались за стеклом — и думал о размахе человеческой истории на Земле и о выпавшем из нее Городе Времени. Люди теперь приобрели привычку задавать ему вопросы, слыша, как это делают другие посетители. Многие вопросы повторялись. — Как вы были созданы? — Вы хотите полететь к звездам? — Вам надо пользоваться туалетом? Ответ на первый был длинным. На второй и третий — «нет» и «да, но не часто» соответственно. Он не хотел к звездам. Однако ему хотелось бы больше посмотреть Город Времени. Однажды какой-то мужчина спросил: — Как это работает? Он говорил не об Элио. Мужчина стоял перед витриной с трехлопастным лучом сияния. Табличка не углублялась в детали, но Элио слышал, как один из музейных доцентов отвечал на этот вопрос несколько месяцев назад. Он наклонился вперед в своей витрине и ответил: — Он использует анкарические волны, чтобы активировать дофаминовые и серотониновые центры мозга, создавая состояние блаженного счастья, называемого «сиянием». Однолопастные лучи сияния постоянно и повсюду использовались в предыдущем веке. Однако трехлопастные лучи сияния вызывают слишком сильное возбуждение и вводят того, на кого воздействуют, в кататоническое состояние — хотя и необычайно счастливое. Мужчина, кажется, не знал, что делать со всем этим: с механизмом процесса, с представлением о том, что можно быть кататонически счастливым, или с тем, что один из экспонатов ответил на его вопрос. Он пробормотал: «Спасибо», — и двинулся дальше. Узнав об этом, доценты пришли поговорить с Элио, когда музей закрылся. Они обнаружили, что он может дословно процитировать любую табличку на выставке, так же как и множество их искусных речей. После этого один из них устроил для него доступ в архивы Перпетуума, а другой отправился в офис Энкиан, чтобы убедить ее, что Элио может стать доцентом, вместо того чтобы сидеть в витрине. — Он живая часть истории! — восклицала она впоследствии каждый раз, когда ее спрашивали об этом, будто идея позволить Элио быть музейным гидом была ее собственной. Элио испытал облегчение. Он начал уставать от чтения табличек, а бесконечное изучение экспонатов научило его тому, как кураторы наилучшим способом расставляют вещи. Теперь, по крайней мере, для его выдающейся памяти появился новый материал.***
В свое время Энкиан ушла на пенсию, и ее заменил новый Главный Куратор. Акайла бинт Падман была дочерью человека, который убедил Энкиан сделать Элио доцентом, и у нее были совершенно иные представления о том, что следует делать с Элио. То есть она вовсе не знала, что с ним делать. — Это бесполезная трата твоих способностей, — сказала она ему, когда они шли по выставке редкостей. — С твоей скоростью и силой, ты бы должен работать в Патруле Времени или еще где-нибудь. Но мы не можем позволить себе рисковать тобой. — Я бы не возражал, — сказал Элио, хотя и не был уверен, что это правда. Работа в Патруле Времени порой предполагала насилие, а он никогда никому не причинял вреда. Он не знал, как будет себя чувствовать при этом. Акайла покачала головой. — Что, если тебя ранят… или убьют? Конечно, это касается и любого Патрульного. Никто не является заменимым. Но ты не просто личность. Ты также важная часть истории, а это значит, у нас есть некоторые обязательства. Элио не ощущал себя важной частью истории. Он почти и не был в истории: лишь то время, пока ученые собирали его — что не считается на самом деле, поскольку он не находился в сознании большую часть процесса, — а потом всего лишь пару месяцев, пока Город Времени не потребовал его для коллекции. Он многое прочитал в часы, когда музей был закрыт, но читать об истории не значит быть ее частью. Сейчас он читал меньше. Он отнюдь не перебрал всё в коллекциях Перпетуума (на это ушло бы несколько Платонических Лет), но иногда Акайла задерживалась по вечерам и так она познакомила его с фильмами. Башня Былого, должно быть, удивлялась, что на нее нашло, поскольку она велела им транслировать в ее офис образцы всего: от «Джазового певца» до фильмов ужасов позднего века двадцать, исторических драм века тридцать два и эпических поэм ускоренного роста цветов века сорок четыре. Она продолжила фильмами, воздействующими на чувства, от века сорок девять и дальше, но Элио они совсем не понравились. Он интересовался сильными эмоциями, которые испытывают рожденные люди, но когда они направляются прямо в мозг — чрезвычайно неприятно. Не говоря уже о том, что именно эта технология предшествовала той, с которой начались Войны Разума. Он гораздо больше предпочитал мультфильмы. Акайла пришла в негодование, когда узнала, что Элио никуда не выходил из музея. И в еще большее негодование, когда узнала, что существуют правила насчет перемещения экспонатов куда бы то ни было — особенно редкостей. — Паре перчаток всё равно, если они всегда лежат на одном месте, — сказала она Вечному Джихуну Торстейсону, — потому что у них нет мозгов. Она объявила Элио передвижной выставкой и тратила свои выходные, устраивая для него экскурсии по Городу. Эти экскурсии начались со знаменитых мест, которые посещали все туристы, но вскоре обратились к менее обычным вещам. Например, каким образом Город Времени достает еду и как много его технологий отправлено в историю для ремонта. Больше всего Элио очаровали церемонии, отмечающие конец года. Он наблюдал, как Вечный Торстейсон шагает во время них — великолепный в дюжине разных видов регалий — и думал о значении каждого элемента. У Города Времени была своя история, понял он, даже если никто не обращал на нее внимание. Так что, возможно, он все-таки был частью истории.***
Вскоре после того, как назначили нового Вечного, Глава Патруля Времени Пьер Юан пришел попросить Элио об одолжении. — Жители Города Времени должны сдавать экзамены, — начал он. Элио кивнул: — Выпускные экзамены. Я должен их сдать? — Нет, конечно, нет! Ты, э… технически ты не гражданин Города Времени. Я знаю, Акайла пыталась это изменить, но это сложно. В любом случае, я пришел не поэтому. Есть один парень, который провалил экзамены, и он должен уйти в историю. Но он… Он замолчал. Элио ждал. Поскольку Юан явно испытывал трудности с нахождением подходящего слова, он предположил: — Проблема? — Более чем, — с чувством произнес Юан. — Я был бы рад избавиться от него, честно говоря. Но если мы выгоним его в один из ранних веков, он, вероятно, попытается исказить историю, просто назло. Он, может, и не сдал экзамен, но он знает достаточно, чтобы вызвать серьезные проблемы. И Хронолог решил, что лучше поместить его в самый конец истории — во время Депопуляции Земли. Ты не против пойти с нами? Элио склонил голову набок, размышляя. — В качестве кого я буду сопровождать вас? Надеюсь, вы не подразумеваете, что я должен стать постоянным спутником того парня. От вопля ужаса Юана у Элио зазвенело в ушах. — Великое Время — я не пожелал бы этого худшему врагу! Ты вернешься сюда, как только мы закончим, и не только потому, что Акайла порежет меня на кусочки, если я оставлю тебя там. Идея была в том, чтобы ты успокоил парня. Ты же происходишь из того века. — Я знаю о нем почти только то, что прочитал, — сказал Элио, — но буду рад помочь, чем могу. Полагаю, вы хотели бы, чтобы я сдерживал его, если он попытается сотворить какую-нибудь глупость. Похоже, Юан предпочел бы, чтобы Элио не озвучивал этого прямо, однако кивнул. Вот так Элио вернулся в историю, в тот век, из которого прибыл. После столь долгого пребывания в Городе Времени, он нашел место и время весьма странными. Всё посвящалось великой попытке колонизировать звезды. Он никогда не видел общества, настолько сфокусированного на единственной цели. Даже музыка была о великом скачке, который они готовились предпринять. Во всяком случае, он здесь ненадолго. Юан и еще один Патрульный Времени взяли на себя переговоры с капитаном «Стремящегося» — корабля, на который они собирались поместить парня. Поскольку Элио мало чем мог здесь помочь, он в итоге заговорил со Стремящимся — другим андроидом, выполнявшим предназначение, для которого они все были созданы. Элио вежливо представился, и понял, что не знает, что еще сказать. Обдумывая подходящую тему для разговора, он спросил: — Вы любите кино? — Кино? — переспросил Стремящийся. — На прошлой неделе шла великолепная реклама миров, которые можно найти среди звезд. Мне она особенно понравилась. — Не рекламы. Развлечение. Это старинная форма искусства, изобретенная в конце века девятнадцать… Стремящийся отмел его слова взмахом руки. — Прошлое! Всё это мы оставляем позади. Мы станем метеорами, исполняющими желания всего человечества, обеспечивающими Homo Sapiens новый старт за пределами Земли. Кого волнует мертвый груз истории, когда предстоит исследовать всё будущее? — Мертвый груз? — возмущенно спросил Элио. — Но именно прошлое привело вас в эту точку. Да вы сами не существовали бы, если бы не усилия группы ученых в веке сто два, которые… Стремящийся фыркнул. — Они мертвы. Я заинтересован в живом, и в поколениях, которым еще предстоит родиться. Вверх и вперед, и к бесконечному будущему! Элио обнаружил, что его правая рука странно дергается. Сначала он задумался, не означает ли это какой-нибудь дефект в протоплазме, из которой он сделан. Но дефект был очень специфичным: его рука хотела устремиться вверх и вперед, на очень ограниченное расстояние до носа Стремящегося. Короче говоря, он возненавидел другого андроида. Неужели их создатели всех их сотворили такими недальновидными? Возможно, поэтому Город Времени забрал его: он был неисправным, неподходящим для исследования звезд. Нет, решил Элио, в нем не было неисправности. Просто пребывание в Городе Времени познакомило его с восхитительным размахом истории. Живущие в ее конце были столь же слепы к целому, как живущие в ее начале. Придя забрать его, Юан спросил: — Не передумал насчет того, чтобы остаться? — Нисколько. Мне очень хотелось бы сейчас вернуться домой.***
Ему однажды пришлось обуздывать человека — мужчину из века тридцать семь, который пытался украсть одно из подлинных яйцеобразных управлений временным шлюзом из Научного центра Некогда. Элио сделал всё, чтобы быть осторожным, но мужчина отбивался достаточно яростно, чтобы его плечо вывихнулось в хватке Элио. Это произвело благотворный эффект, заставив его обмякнуть и перестать сопротивляться. Позже Элио извинился перед ним за причиненный вред, но сделал это скорее из вежливости, чем из чувства вины. Мужчина сам навлек на себя боль, вопреки всем усилиям Элио. Он упомянул об этом Юану, который к тому времени ушел на пенсию. — Это плохо, что я не испытываю настоящего сожаления по поводу моих действий? — спросил он, когда закончил. Юан подумал. — Ты обнаружил, что хочешь причинять боль людям? — С чего бы? Полагаю, я мог бы захотеть причинить кому-то боль, если бы думал, что ранение не даст ему принести больший вред, и не видел бы лучшего пути. Но я не испытываю никакой особой радости, видя страдания. — В таком случае не вижу проблемы, — долгое мгновение Юан изучал Элио, а потом спросил: — Что ты чувствуешь? Элио пожал плечами. — Интерес. Веселье. Скука раньше составляла большую часть моей жизни, — он поколебался. — Я чувствую… сожаление, когда люди уходят. Акайла умерла несколько лет назад. Ее дети плакали на похоронах. Элио не плакал, но когда из его жизни исчезло ее присутствие, он понял, что скучает по ней. — Я буду сожалеть, когда вы уйдете, — добавил он с неловкой натянутостью. Юан похлопал его по плечу. — Ты хороший человек, Элио. Кто бы ни устроил, чтобы тебя привели сюда, я рад, что они это сделали.***
После того, как умер Юан, Главный Куратор Музея Некогда сообщил Элио, что его переводят во дворец Аннуарий. — Новая Вечная попросила тебя, — сказал Главный Куратор. — Но если ты не хочешь, я найду какой-нибудь способ отделаться от нее. — Я не возражаю. Новая Вечная была подругой сына Акайлы. Однако перемена озадачила его. Прибыв во дворец Аннуарий, он спросил ее: — Что я буду здесь делать? — Всё, что захочешь, — ответила она. — Ты был заперт в Некогда… сколько, шестьдесят лет? Не могу обещать, что эта старая груда камней будет намного лучше. Ты был создан, чтобы колонизировать звезды, а у нас здесь нет ничего и вполовину столь волнующего. Но, по крайней мере, это перемена места. Элио подумал и сказал: — Я хотел бы изучить церемонии. Вечная закатила глаза. — Лучше ты, чем я. Я не в состоянии отследить все эти Ампорическое Что-то-там и Эземпластические Как-бишь-их. Но церемонии не заполняют каждый день, за исключением конца года. Нет ли чего-нибудь… ну, более интересного, чем ты хотел бы заняться? Он открыл рот, чтобы ответить, но заколебался. Со слабым интересом он определил свои чувства, как тревогу. Вечная сделала ободряющий жест, и он сказал: — Я хотел бы свой собственный музей.***
Это была лишь небольшая галерея во дворце Аннуарий, но ее было более чем достаточно — почти слишком много. Получив собственные стеклянные витрины, Элио обнаружил, что имеет весьма смутное представление о том, чем их заполнить, и еще меньшее о том, как представить результат. Он перекладывал предметы так и эдак. Он спрашивал совета у всякого, кто проходил мимо. Он читал книгу за книгой по теме и не стал мудрее, чем был, когда начал. Вечная умерла, ее заменил следующий, и следующий. Элио остался во дворце Аннуарий. Он был единственным, кто мог запомнить, что требуется для каждой церемонии, а кроме того, здесь находился его музей. Время от времени Элио отправлялся в историю, но гораздо чаще вещи ему приносили друзья из Патруля Времени: лунная пыль, собранная с Титана в веке сто один, эрху из века тридцать девять, первое издание статуэток из Звездных Войн из века двадцать. Его комната всё больше загромождалась всякой всячиной, слишком многочисленной, чтобы поместиться в стеклянных витринах. Проходили года. Ранджит Уокер стал Вечным и переехал во дворец Аннуарий со своей семьей. В общем и целом он был хорошим Вечным, но некоторые стороны профессии не слишком подходили ему. Подготовка церемоний, которые были степенными, прекрасно организованными мероприятиями с тех пор, как Элио начал помогать, превратилась в потрясающий сумасшедший дом. Элио обнаружил, что ему доставляет удовольствие прятать части регалий, и семенить по пятам за Ранджитом, двигаясь далеко не на полной скорости и делая вид, будто они опаздывают. Однажды вечером, после того как закончилась последняя церемония Нового Года, Элио сидел с Ранджитом в его кабинете. Элио пил превосходный исландский виноградный сок; Ранджит — «кое-что покрепче», под чем подразумевался Намибийский перцовый пальмовый бренди. — Как долго ты в Городе Времени, Элио? — спросил Ранджит. Ответ не требовал подсчетов — цифра всегда присутствовала в сознании. — Девяносто шесть лет. Ранджит испустил страдальческий стон. — Великое Время. Еще хуже, чем я думал. — Хуже? — спросил Элио. Он не часто чувствовал опасение, но сейчас оно охватило его. Вечный с усталым ворчанием встал и подошел к своему столу. — Хронолог. Никогда не видел более медлительной, отставшей от жизни компании людей. Только потому, что мы не в истории, они думают, будто в их распоряжении всё время мира… Я даже не знаю, как давно этот документ подали на рассмотрение. Я нашел его несколько месяцев назад, погребенным в записях, и не отставал от них, пока они не рассмотрели его. Он открыл ящик стола и вынул что-то прямоугольное и плоское. Это оказался вставленный в рамку лист бумаги, с красиво выгравированным всеобщими символами текстом, с цветными акцентами, образующими переплетенные края. Элио с любопытством изучил его, когда Ранджит протянул ему лист. Значение слов формировалось в его сознании вместе с красивой элегантностью поэзии, символы влияли друг на друга, изменяя значение, пока он наконец не понял, о чем говорится в бумаге. «Хронолог Города Времени с поддержкой Вечного Ранджита Уокера и в согласии с законами, установленными их предшественниками и нашим основателем Фабером Джоном, настоящим дарует андроиду Элио полные права гражданина Города Времени». Он понял, о чем говорится в бумаге… и в то же время некоторая ее часть не имела смысла. Элио поднял взгляд на Ранджита и моргнул. У Вечного было такое выражение лица, словно у него болят зубы, что означало: он ужасно доволен. — Думаю, предложение выдвинул один из Главных Кураторов, как бы давно это ни было. Теперь покончено с этой глупостью насчет того, что ты музейный экспонат — передвижной или нет. — Но… — произнес Элио. Он перебрал в уме всё, что знал о законах Города Времени. — Я не сдавал выпускные экзамены. Он никогда не слышал, чтобы им подвергали иммигрировавших в Город Времени, но последний иммигрант появлялся за сто лет до него. За отсутствием какой-либо четкой инструкции, Элио мог подумать только о том, что однажды сказал Юан: экзамены обязательны для всех граждан. Ранджит хохотнул. — Сдать экзамены? Можешь, если хочешь, но в этом нет смысла. Ты знаешь о Городе Времени больше, чем кто бы то ни было, за исключением доктора Виландера. Элио подумал, что это не слишком большой комплимент его знаниям. Но он понял, что Ранджит подразумевал. — Мне хотелось бы их сдать. Это кажется… правильным. — Отлично. Ты и твой двойной ум и в пять раз лучшая память можете сдать экзамены. Завтра утром, если хочешь. Выставь нас, рожденных людей, дураками. Но ты гражданин, Элио — если только не пожелаешь вышвырнуть результаты и отправиться в изгнание. Хотя если ты хочешь уйти в историю, тебе надо лишь попросить. Элио без колебаний покачал головой. — Нет? — произнес Ранджит. — Очень хорошо. Тогда оставайся здесь. Тебе даже не обязательно быть в Аннуарии. Можешь присоединиться к Патрулю Времени. Вступить во владение Перпетуумом. Продавать сливочные пирожные на улицах. Элио не слишком любил сливочные пирожные. — Если вы ничего не имеете против, сэр, — сказал он, — мне хотелось бы остаться в Аннуарии. Мне нравится помогать. Он подумал еще. Что-то росло внутри него, теплое и сильное, и оно нашло выражение в счастливой улыбке. — Кроме того — здесь мой музей.