Старые шрамы

1 — Вот ваше письмо. Женщина в непривычно длинном для этих мест траурном платье вынимает из кармана конверт, разглаживает смятую бумагу. Несмотря на относительную молодость, ее каштановые волосы продернуты паутинкой седины, в уголках карих глаз наметились морщинки. — За вами не следили? Беспрепятственно позволили уехать? Она горько поджимает губы. — Кого интересует одинокая вдова из свергнутой династии? Право, не знаю, чего вы добиваетесь. У меня нет ни денег, ни связей, так что красть вам больше нечего… — Ваша высочество… — Коммодор Шумахер, вы написали, что мой сын жив. Лишь поэтому я согласилась на встречу с человеком, который… Если это не обман, скажите, как подобное возможно?! Я читала тот ужасный дневник… Теперь его очередь изумляться. — Но… они вам не сообщили? Я ведь подробно изложил произошедшее военной полиции. Дневник графа Лансберга — фикция, литературная подделка, рожденная его больной фантазией… Леопольд порывисто поднимается из-за стола: — Идемте. Вы сами все увидите! *** Русоволосый мальчишка спит в соседней комнате, уткнувшись в грубую полотняную наволочку. Она задыхается, протягивает дрожащую ладонь, едва слыша виноватый шепот рядом: — Полгода назад я участвовал в бою с пиратами. Мы обыскивали трюмы на корабле, там прятали нескольких похищенных детей — рабов для продажи на отдаленные планеты. Эрвин Йозеф меня узнал. Без конца просил, чтоб я не бросал его… обещал быть послушным… что мне оставалось? Я втравил парня во всё это, мне и нести ответственность. *** — Вот. Выпейте молока. Она машинально отхлебывает из глиняной чашки, снова присаживается к столу — ноги подкашиваются, не желают повиноваться. — Как же так?! Почему никто не… — Кто знает? Атаки терраистов, смерть кайзера — скорее всего, мой доклад где-то затерялся. Бледные щеки женщины розовеют. — Верно… Смерть — хорошая причина. *** Месяц спустя по Одину проносится весть, что принцесса Кристина, мать злополучного Эрвина Йозефа II, скоропостижно скончалась в своем доме от сердечного приступа. *** — Доброго здоровья, миссис Шумахер! — И вам, дядюшка Салливан! — Как дела на ферме? Как семейство поживает? — Хорошо, благодарю! — Сынишка-то ваш как на дрожжах тянется! Того гляди, папашу перерастет! Женщина поправляет шерстяной платок на плечах и улыбается. — Это у него в крови. 2 — Она сказала, в воскресенье? — Да, — Ортанс продолжает орудовать спицами, словно не замечая мельтешащего по гостиной мужа. — Он будет обедать с нами? — Да. Я испеку «Шоколадный каприз». И учти — я обещала Шарлотте, что ты не съешь гостя вместе с тортом. — Ха! — И даже не покусаешь! — Ты не можешь от меня такого требовать! — Еще как могу. — Они встречаются без году неделя! Мы его знать не знаем! — Вот и познакомишься. Сядь, — Ортанс не допускающим возражений жестом указывает супругу на диван, — у меня уже в глазах рябит от твоей беготни. Алекс Кассельн фыркает, но послушно усаживается, при этом мрачно скрестив на груди руки. — Вот так растишь, растишь своих маленьких принцесс, а в один ужасный день они теряют голову из-за первого встречного оболтуса. Спицы звякают еще громче, последним решительным залпом ставя точку в грозящей затянуться словесной баталии: — Лучше уж из-за оболтуса, чем из-за несносного зануды-ворчуна! 3 Шарлотта, смеясь, балансирует на придорожном бордюре и хватает Джо за руку, чтобы не потерять равновесие. Хотя не только для этого, признается она себе. — Значит, ты выбрал аграрный факультет, потому что у твоих родителей ферма? А я люблю животных, вот и пошла на ветеринарный. У нас есть старый-старый кот, толстый и ленивый. А вы кого-то держите? *** — У нас есть собаки. Еще лошади, Черныш и Ласточка. Воображение тут же рисует, как они с Шарлоттой вместе катаются верхом — волосы по ветру, восторг в глазах. Если он пригласит ее в гости на каникулах, согласится ли она? *** — Этим шрамом ты, надеюсь, не лошадям обязан? Шарлотта спрыгивает на дорожку и вопросительно проводит пальцем по короткому рубцу на скуле собеседника. Тут же отдергивает руку и корит себя за бестактность — получилось, будто она считает Джо растяпой, а это вовсе не так. На самом деле ей хочется сказать, какой он милый, и смущается от её прикосновений тоже очень трогательно. *** — Нет. Я его в детстве получил — уж и не помню, где именно. На миг свет застилают видения полузаброшенных дворцовых залов, корабельного трюма, занесенного над испуганными детскими лицами приклада… Эрвин Йозеф хмурится, стряхивая сумрак и возвращаясь в пронзительно-желтый полдень, раскрашенный цветущей акацией, легкой муслиновой юбкой, мелкими солнечными брызгами на гравии. — Совершенно не помню. 12 апреля 2011 г.