Стена

17 января 2091 год — Я видел сон. Там был он. Он был жив. Он все еще был жив… — проснувшись посреди ночи, сказал я. Я не был рад, что увидел этот сон, точнее, что увидел его в нем. Но это ведь всего лишь сон? — Мне кажется, что нет ничего плохого в том, чтобы мы знали о смерти. Но сейчас же время такое… я даже не знаю… никто не хочет об этом говорить. Даже думать об этом не хочет. Везде запретили показывать сцены со смертью, чтобы они не травмировали здоровых людей… и люди все чаще и чаще хоронят близких в закрытых гробах, чтобы не смотреть на покойных и не прощаться с ними в последний раз… как будто стремятся забыть о смерти. Все боятся подхватить этот вирус и оказаться на том же месте, в темном-темном маленьком гробу. Все стали заботятся только о себе… И когда же мир стал так жалок? — Что ты там все бормочешь себе под нос? — хрипло спросила Сохи. Я промолчал. Мне не хотелось отвечать. Устало встав с кровати, я вышел на балкон и закурил последнюю сигарету с последней пачки, достать которую было так трудно. Я все говорил себе, что закуривать буду только тогда, когда боль станет невыносимой, но вот день за днем я говорю, что больше терпеть не могу и беру по одной тоненькой сигаретки и зажимаю ее между губ, вдыхая ядовитый дым… Сигареты перестали изготовлять еще лет двадцать назад, когда эти жалкие людишки поняли, что воздух стал слишком загрязнен, чтобы продолжать позволять всем делать его еще хуже. Теперь же это лишь роскошь для богатеньких. Первую пачку сигарет я нашел в вещах отца, после того как он умер. Вернувшись с похорон, я зашел в его комнату, чтобы что-то забрать, но нашел пачку сигарет. Она была пуста, как мне показалось с первого взгляда, но когда я присмотрелся, то на дне была одна поломанная, моя первая сигарета. Как сейчас помню. Спрятавшись в подвале, я глубоко затягивался, а затем медленно выдыхал дым. После я еще долго лежал на холодном полу, медленно дышал остатками яда и тихо плакал. Мне было тринадцать. Теперь же мне двадцать три, и я все тот же подросток, что, кашляя, давится дымом сигарет. «Неужели, он все еще в запретном городе? Должен ли я вернуться за ним? Пришло ли время, чтобы преодолеть стену и отдать долг?» — Я тоже хочу, чтобы меня похоронили в закрытом гробу. Я тоже жалок, — затушив сигарету, я облокотился через перила, смотря на то, как стал ужасен этот мир. 1 марта 2086 год — Иди домой, тебе здесь нечего делать! — противным голосом сказала тетушка, допив остатки с рюмки. — Ложись спать пораньше. Я воспринял слова тети как приказ. Встав из-за стола я с пустыми глазами пошел домой. Одна из незнакомых женщин назвала меня зомби. Наверное, так и есть. Потерянный вид, мешки под глазами, странный цвет кожи. Я вообще жив? Придя домой, я поднялся в свою комнату и лег на кровать. Только начинало темнеть, поэтому в комнате все еще было светло, и я смотрел на потолок, где было написало три слова: «Ты не один». Мама написала их, когда умер отец. Но что же получается, теперь я действительно один? Да, теперь остался только я… — Ты не один. Ты не один. Ты не один, — монотонно перечитывал я. И с каждым разом мое тело все больше и больше охватывала злость. Я был зол на мать, зол на отца. Зол на то, что они меня оставили одного в этом мире. — Ты один… Перевернувшись на бок, к стенке, я ткнул нос в одеяло и закрыл глаза. Я засыпал в надежде, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего.

***

Первого марта у меня умерла мама. Она была больна, как и отец. Это уже был десятый год, как все человечество борется с вирусом. Но никакого лекарства так и не нашли, зато смогли создать таблетки, что бы облегчали страдания мученика. Правда при этом, они ускоряли процесс и… человек умирал без страданий. Организм человека способен бороться с вирусом максимум год, в редких случаях — полтора. С таблетками же человек живет максимум месяц. Можно сказать, что ученые смогли только усовершенствовать болезнь. Странно, что люди обычно выбирают легкий путь. Мой отец выбрал легкий путь и ушел из этого мира быстро, так что я даже не успел с ним попрощаться. Мама же решила, что время для нее важнее. Я видел… видел, как она страдает. Мама умерла в страшных муках. Последнюю ночь она провела в судорогах, у нее будто кости ломались на тысячи кусочков. А когда ее муки наконец закончились, то из ее глаз и ушей полилась черная кровь… Отмыв ее и переодев, я переложил тело матери в подготовленный гроб и закрыл его крышкой. После я просто пошел спать. И за это мне было стыдно.

***

9 марта 2086 год Сегодня мое день рождения. Это первый раз, когда я провожу его совсем один. Теперь рядом никого нет. Нет ни отца, ни матери. Никого. И как дотошно стало мне от того, что жив только я. Тетушка принесла мне праздничный торт, она испытывает ко мне жалость, сочувствие… И как я вообще могу праздновать?! И как же я могу теперь улыбаться? Как я вообще могу жить теперь, после того, что случилось? Я чувствую себя ужасно. — Мама, папа, как вы там? — смотря на этот помятый, неуклюже слепленый торт с надписью: «Крепись, Мин!». — Могу ли я оставаться в этом мире, когда вы там? Так одиноко… Просидев весь день за столом, рассуждая на тему жизни, я так и не притронулся к торту. Казалось, что теперь понятие «голода» мне не знакомо, я даже не могу вспомнить, когда ел в последний раз. Это же ненормально? Оставив на столе все как есть, я пошел на улицу. Спать совсем не хотелось… 10 марта 2086 год. Я не помню, когда вернулся домой прошлой ночью, но проснулся я дома. Сейчас же я стоял в ванной комнате и смотрел на свое отражение. Кожа приобрела какой-то серый цвет. Я не мог понять от чего это, но отнесся к этому равнодушно. Мне было уже все ровно, что со мной. Мои размышления прервал звонок в дверь. — Кто там? — на автомате спросил я, подойдя к двери. Из-за долгого молчания, мой голос звучал хрипло и как-то грубо. — Это я, — услышал я знакомый голос по ту сторону. Это была тетя, я открыл дверь и встал в пороге. — Чего тебе? Ты вновь пришла мне посочувствовать? — все так же грубо и хрипло говорил я. — Ну зачем же ты так? — А что мне? А мне ничего… Так чего пришла? У тебя что своих детей нет? — По радио говорят, что вирус мутировал и стал заразен. Ты хорошо себя чувствуешь? Ты плохо выглядишь. — Ну плохо, так плохо, тебе то что с этого? Умру я или нет, тебя это не должно волновать! — я уже хотел закрыть дверь, но женщина поставила ногу, не дав мне это сделать. — Что-то еще? — Мне-то может и все ровно. Хоть умри ты в этой квартире, — неожиданно сказала тетя, видимо, ей надоела моя грубость. — Я пришла сказать, что через пару дней начнут тотальную проверку жителей в городе. Инфицированных изолируют в отдельном месте и… — Запрут как крыс в клетке и будут ставить на них опыты, — пробурчал я себе под нос. — Не стоит говорить так! Весь мир пытается найти лекарство. — Хватит! Достаточно! Иди домой, — рассердившись, я захлопнул дверь.

***

Тогда я еще не знал, что болен, даже никаких подозрений не было. Но, как сказала тетя, через пару дней пришли с проверкой и силком затащили меня в машину. Как помню, я не понимал, что происходило, мне просто было страшно. Меня отвезли в какой-то город, что был огражден высокой стеной. Как после я узнал, что называли этот город просто «N» или как его прозвали в народе «Клетка». Первая неделя в Клетке была невыносима. Все держали в маленькой комнатке и брали анализы, пичкали таблетками, которые я прятал под языком и выплевывал, когда люди в белых комбинезонах уходили. Хотя примерно через две недели меня раскрыли и начали вводить все препараты через капельницу. Когда все «опыты» закончились, то меня больше не запирали в комнате, и я смог выйти за ее пределы. Всех нас (а «нас» было больше тысячи) распределили работать. Меня отправили в теплицу, где я выращивал растения, которыми мы питались. Не было никого, кто бы слонялся без дела. Раз в неделю у нас был свободный день, когда нам давали отдохнуть от всего. Людьми нас все же считали. На начальной фазе болезнь никак особо не проявляется, примерно первые три-четыре месяца. Потом, когда все усугублялось, когда люди начинали бредить или вести себя агрессивно, их вновь запирали в комнатах и больше никогда не выпускали. Ходили слухи, что некоторые больные излечивались, но шанс один на тысячу. Мне так хотелось стать тем «одним из тысячи», когда я встретил того парня, Пак Чимина.