На край света

Утренний луч мягко заскользил по прозрачному стеклу, умудрился просочиться сквозь невесомый светло-кофейный тюль и нагло закрался под самые ресницы. По векам разлилось приятное обжигающее прикосновение. "С добрым утром, Камилла Мартинес!" Стоило оторвать голову от подушки, как непослушные угольно-черные волосы тут же взвились вверх, волнистыми локонами потянулись навстречу теплому воздуху. У этой девочки, надо сказать, была особенность. Каждый божий день она, распахивая прекрасные синие глаза, обрамленные загнутыми кверху ресницами, заново видела всю свою комнату; заново чувствовала душный, загнанный в тесное помещение сентябрьский воздух; заново слышала через распахнутое окно звонкие голоса жителей; город просыпался, разбуженный рассветом, и она мысленно благодарила этот мир за еще одно подаренное ей светлое утро; при одной мысли о новом, совершенно непохожем на предыдущие, восходе, душу озарял такой сильнейший порыв непонятного счастья, какой бывает только у самых жизнерадостных детей, ведь лишь дети в этом суетливом мире, полном обмана и ненависти, еще не лишились светлой надежды на наивную веру в справедливость, добро и волшебство. Вторая, чуть менее радостная и воодушевляющая мысль - доверху забитые дорожные сумки. Огромные неподъемные сумки, нагло развалившиеся на паркете, сумки, которые нужно долго и тщательно разбирать... Нет, постойте! В этом обстоятельстве должен быть хоть какой-то положительный момент. Девочка растянулась в хитроватой улыбке и, поспешно спрыгивая с кровати, принялась разгребать самый большой и тяжелый светло-розовый чемодан, с трудом выуживая на поверхность горы лишнего и, по правде говоря, бесполезного тряпья. Девочка тяжело вздохнула - все эти вещи привез папа из своих многочисленных командировок. Она принялась быстренько вываливать все эти похожие друг на друга топики, шортики, джемперы и мини-юбки, но вот, наконец-то на свет показались действительно значимые вещи: сборники любимых авторов, наборы акварельных карандашей, блокноты с набросками и...вот он! Девочка бережно выудила из оставшегося на дне чемодана хлама небольшую, толстенькую, очень аккуратную и неприметную на первый взгляд записную книжку. Ладонь прошлась по твердой черной обложке, зачерпнула горсть свежих хрустящих страниц, выхватила из-под спирального переплета маленькую ручку и ловко замахнулась: "Доброе утро! Меня зовут Камилла Мартинес. Сегодня двадцать третье сентября, очень жарко, кстати. Бабье лето совершенно разгулялось..." Опомнившись, что начинает медленно съезжать с темы и пишет ерунду, девочка торопливо зачеркнула. "Ну вот! За полминуты испортила очередной дневник!" Она вырвала страницу, скомкала ее и швырнула к двери. -Камилла! - в комнату негромко постучали, и, не дожидаясь разрешения, на пороге появился мужчина. Высокий, статный, одетый в незастегнутую до конца сливочную рубашку с симпатичными атласными манжетами, он лениво поглаживал свои густые и пышные, лоснящиеся от блеска и здоровья, и черные как сибирская ночь, волосы. -В этой комнате явный перебор со светом, - заявил он. Его яркие глаза забавно щурились, сверкая в нещадных утренних лучах то огненно-желтыми сапфирами, то салатовыми изумрудами, такие невообразимо яркие, полные жизни и идей на грядущий день. -Ты же знаешь, что я люблю, когда в комнате много света, - возразила дочь, поднимая скомканную страницу. -Неужели это очередной дневник? - мужчина покачал головой и улыбнулся. -Я всегда хотела купить что-то наподобие этого, чтобы записывать красивые высказывания, если вдруг накатит романтическое сократское настроение. -Какое-какое? -Ну, знаешь, Сократ, был такой... -Ага-ага. Ты завтракать будешь? -Ну естественно. -Давай быстрее, иначе Холли за тебя все съест. -Последний вопрос. А у нас будет домработница? Мужчина с намеком приподнял бровь: -Кому-то не хватает личной прислуги? -Кому-то не хватает хорошего друга. В Москве у нас была Ди, и я никогда не считала ее прислугой или домохозяйкой. К тому же, у меня было много приятелей, и я совершенно не понимаю, зачем мы уехали оттуда. -Родная, ты не пробовала переключиться на парней? Камилла швырнула в отца подушку. -Во-первых, я не про это. Я тебе про друзей толкую, а ты мне про парней... Так вот, Диана - отличный друг. -Она тебе не ровесница, - заметил отец, слегка переменив голос добавлением суровых ноток, но дочь протестующе замахала руками: -Не перебивай... Во-вторых, на парней сейчас совершенно нет времени! -Ты слишком много учишься. Ты собственноручно топишь себя в книгах, Мила. Девочка развела руками: -А если я хочу быть такой же умной, как ты?! И вообще... я безумно жалею, что мы покинули Россию. Мужчина на секунду нахмурился, видимо подбирая правильные слова, и заглянул дочери прямо в глаза: -Помнится мне, мы уже обговаривали причины переезда. Если ты действительно хочешь быть такой убийственно умной и свободно владеть языками, начни с английского. Мы приехали в Чикаго, чтобы ты могла полностью окунуться в атмосферу США и на время забыть русский. Общайся с местными, читай журналы, смотри передачи - поверь, такой метод изучения языка самый действенный. Я сам учил испанский именно так. -Укатил на три месяца в Арагон, да, я помню... -Во-вторых, - мужчина пропустил реплику дочери мимо ушей, - ты ведь знаешь, как ЕЁ родителям сейчас тяжело. Они предоставили нам прекрасный дом, чтобы мы жили все вместе и не давали им возможности... -Не давали им возможности оставаться наедине с пустыми стенами в доме, где каждая вещь напоминает о ней, - закончила Камилла, и мужчина медленно кивнул. -И потом... Отец из меня, прямо скажем, никудышный, я так часто в разъездах, что ты вынуждена куковать одна в пустом доме, и.. -Зачем же куковать, если можно учиться? -Перестань так настырно налегать на учебу. Новая страна, новая жизнь, новые друзья, возможности... Начни знакомиться с людьми, а не с книгами. -Почему ты не разрешаешь мне полноценно учиться? Что, если я тоже хочу свободно говорить на пяти языках, разъезжать по странам и настолько утонуть в приключениях, чтобы однажды забыть дорогу домой? Мужчина вздрогнул. Его яркие глаза перестали неистово моргать, хлопая короткими ресницами, и застыли на лице дочери. -Нет, - услышала она его вкрадчивый шепот. - Камилла, - он нежно провел рукой по ее длинным волосам и замер. -Я не хочу, чтобы ты выросла копия мать. Эти слова девочка боялась услышать от отца больше всего на свете, потому что с каждым прошедшим днем, с каждой новой стадией своего взросления и развития она чувствовала, что все больше и больше становится похожей на мать, все скорее и стремительнее превращается в ее подобие. Когда-то давно, в самом детстве, она совершенно не понимала тех безумно-воодушевленных речей, которые порой заводила мама, той философии чокнутых гениев, загнанных в стремлении перевернуть весь мир. Она верила, что единственная задача человека - не потеряться в этом многогранном мире, где так сложно отличить искренность от наигранной постановки, собственное ощущение счастья от чужого, непонятного себе счастья, правду от лжи и трезвый рассудок от безумия. Она знала, что найти собственное мироощущение и суметь вовремя ухватить его за вертлявый непослушный хвост - именно то, что освободит человека от бездумного копирования чужих качеств и сделает его самодостаточной личностью. Искать же счастья среди прохожих, на улицах, каких в этом мире миллиарды, искать его, колеся по свету с друзьями, искать, вставая поутру, чтобы суметь увидеть и запомнить рассвет, каких больше возможно никогда не удастся увидеть... Искать его, это счастье, забираясь по ночам на крыши, взирая на города с высоты небоскребов, зависая в кабаках и клубах?.. Раньше девочка видела всех этих людей-путешественников насквозь, и то, что другие называли отважным безумством, творческим нутром и неповторимым характером она называла боязнью оставаться наедине. Все эти люди, как буквально два года назад она была окончательно уверена, бессмысленно пытаются сбежать от самих себя, от внезапного, неизведанного ощущения быть наедине с самим собой. Они уже настолько привыкли существовать в несмолкаемом обществе, среди окружающих их людей, неважно каких, что больше всего на свете боятся однажды остаться совершенно одинокими. Им неизвестно, что делать, когда все гости разбредаются по домам, и от неумолчного застолья остаются лишь грязная посуда, беззвучие и пустота. Они не понимают, как это: оставаться одному, ибо ежедневно они изо всех сил стараются заглушить мучившие и беспокоящие их мысли, голос собственного разума, заглушить громкой музыкой, смехом, весельем, городами, от которых замирает сердце, и...безумством. Им страшно в один момент задуматься о себе и осознать, что на самом деле они одни, что на самом деле их жизнь - набор несвязных и бессмысленных, хотя и невероятных, событий; что сами они - ничто, ничего не достигли, не знают, ради чего живут, и не знают, чего на самом деле просит их душа. Они не раздумывают над тем, что будет завтра, у них нет особенных планов на будущее; они живут по инерции, от желания к желанию, без значимых целей, что вполне их устраивает. Им странно и непривычно узнавать, кем они являются, что любят, в чем заключаются их мысли, представления и мировоззрение, чем они дышат и к чему тянутся. Больше всего на свете они боятся осознать свою пустоту и бесполезность, одиночество и никчемность, эту мучительную правду, поэтому на протяжении всей своей сумбурной жизни лихорадочно сбегают от нее. Люди же умеренные, уравновешенные на самом деле вовсе не скучны; да, они не выбрали себе судьбу вечных странствий и шумихи, но зато, в отличие от всех этих громких безумцев, они действительно знают, чего хотят, и что необходимо для их полного счастья. Они просто живут так, как чувствуют эту жизнь, а не разъезжают по свету в постоянном поиске этого долгожданного чувства. Эти люди читают книги, меньше встревают в споры, но больше прислушиваются, вникают и совершенно не боятся задуматься о самих себе. Так думала Камилла два года назад. Думала и была полностью уверена в правильности своих мыслей. У этой девочки была привычка: если вдруг однажды то, что она раньше считала безоговорочно правильным, покажется ей полной бессмыслицей, она начнет вспоминать, что управляло ей, помогая сложить такие странные представления; какие причины и доводы руководили ей в тот момент. Но эта маленькая хитрость не работала, ведь когда Камилла пыталась вспомнить себя и то, что привело ее к таким выводам, она поражалась своей былой глупости и совершенно не хотела вникать в эти разногласия. Человеческое сознание меняется со скоростью света; оно гибко и податливо на протяжении всей жизни и, каким бы постоянным, стойким, неколебимым и преданным своим убеждениям человек себя не считал, все равно рано или поздно кому-то удастся проломить эти понятия, принципы и убеждения, и вот перед этим человеком мир предстанет уже в совершенно других красках. И вот теперь, практически стоя на пороге своего семнадцатилетия, она осознавала, что все больше и больше понимает мать, оправдывает ее поступки и даже одобряет их. Все эти умеренные, степенные люди, особо не отличающиеся от себе подобных, так часто осознавая, чего хотят для полного счастья, сдерживают себя. Они, внутри изнывая от боли, отчаяния и сожаления, насильно ломают свои чувства, пытаются переиначить их, настроить под выгодный угол судьбы, коверкают эти чувства до полного истребления, пока эти самые чувства не затухнут в них и не исчезнут бесследно, оставляя холодное безразличие и пустоту. Но для чего они сдерживают свои чувства? Зачем душат настоящие ощущения и эмоции, стараясь таким образом, показав правду, не выбиться из лживой толпы? Они настолько боятся общественной критики, что порой ради ее одобрения отвергают любые желанные мысли или поступки, которые могли бы подвергнуться неоднозначным осуждениям со стороны. Возможно, тот самый человек, из-за которого они когда-то пожертвовали собственными ощущениями, вскоре просто забудет об этом, ибо ляпнул эти пустые, бессмысленные слова либо нарочно, либо впопыхах, либо без всякого умысла; спустя дни, месяцы или годы, тот самый человек, который громче всех осуждал этих несчастных людей, подойдет и по-дружески похлопает по плечу, признавая свою прошлую опрометчивость и ошибочные мысли. А что же безумцы? Они, по жизни одержимые идеей достичь пика счастливого блаженства, охотятся на него, хватают при первой же возможности, и плевать они хотели на негативные комментарии, многообразие человеческих мнений и общественные осуждения. Ими управляют минутные порывы, и они полностью отдаются им, нисколько не стесняя свои чувства, ибо верят, что в этих самых порывах и кроется их истинное счастье. Терять же эти редкие минуты, упускать их, услышав чье-то высказанное неодобрение, значит лишиться собственного счастья, навсегда остаться несчастным. Так думала Камилла сейчас. Ее мама, рожденная в смешанном браке в городе Лос-Анджелес штата Калифорния, названная Вирджинией Мартинес, принадлежала к ряду таких безумцев. Была она такой изначально или стала впоследствии головокружительной жизни, никто не знал, но вот только ее нестандартное, непривычное среди обыкновенных людей поведение замечалось буквально сразу. В подростковом возрасте она слыла типичной оторвой, которую можно было встретить практически в любом месте, где пахло грандиозной тусовкой. Стильная одежда, броские аксессуары, немного дерзкое поведение - вроде ничего особенного, типичная девчонка - вертлявая, яркая, незабываемая. Если бы не одна маленькая поправочка... Вирджиния Мартинес уже в пятнадцать лет свободно говорила на английском, французском, испанском и русском, чертила китайские иероглифы на запястьях подружек, зачитывалась иностранной классикой, прекрасно разбиралась в физике и химии, интересовалась кораблестроением, рассуждала об исторических событиях и русской социалистической мысли. Вира, как прозвали ее друзья, оказалась полной противоположностью расиста. С непонятно откуда бравшейся любовью она старалась охватить и познать весь этот мир, дивилась каждой стране, особенное восхищение преподнося России. "Необъятное государство, охватившее треть суши, создано исключительно для людей, выбравших свободу", - говорила она. Вирджиния удирала на вечеринки, по дороге заучивая новые слова или решая очередные задачки; собиралась с друзьями на крыше и, подобно древним мыслителям, складно и красноречиво вещала о политике, о смысле жизни, глядя на далекие, покрытые блестящим туманом, звезды; она могла сотворить что-то столь же нелепое и безумное, сколь невероятное и заслуживающее всеобщего уважения. -Папа, - голос Камиллы дрогнул. - Прошу, не говори о ней... Зачем ты?.. -У тебя ее интеллект, - мужчина прикоснулся губами к оголенной коленке дочери и погладил ее по голове. По-детски, но приятно... -Ты схватываешь все на лету, но порой говоришь непонятные вещи... -Как и она, - подхватила девочка. Мужчина покачал головой: -Ты столь же умна, у тебя такая же сильная тяга к знаниям и ко всему новому, но только прошу...не превращайся в безумца. - Он поцеловал ее волосы. -От меня это не зависит, - девочка пожала плечами, за что заслужила строгий взгляд отца. -Ты ведь полюбил ее именно за это, - сказала она, на что мужчина тяжело выдохнул. -Камилла... -Что? Это ведь так. Она была не такой, как все, она выбивалась из однообразной массы, и ты влюбился в ее буйный нрав, в ее бесстрашие быть особенной. Мужчина грустно прикрыл глаза: -Где МОЯ Камилла?.. Моя любимая девочка, которая так правильно рассуждала и не лезла во все эти дебри, которые притягательны только по своему звучанию, а на деле - пустая бессмыслица. -Как вы познакомились? Мужчина недовольно буркнул что-то, быстро замотал головой и посмотрел куда-то в сторону. -Слушай, ты в школу пойдешь-то, не? -Сегодня суббота, так что не отвертишься. - Девочка показала язык. -А с каких это пор вы не учитесь по субботам? -С этого года пятидневку поставили, - вздохнула Камилла, - если ты еще не заметил... -Я с этими командировками, - мужчина небрежно провел руками по волосам, - сам становлюсь каким-то странником, забываю про собственную семью...и вообще, мне стоило бы проводить с тобой больше времени. Камилла удивленно улыбнулась: -Вот уж никогда не думала, что ты скажешь такое. -Да я, если честно, тоже... Просто доказываю тебе тут, насколько неправа была твоя мать, а сам ничуть не лучше. -Пап, - голос девочки сорвался. -А?.. Как мы познакомились? Ну, я тебе сто раз рассказывал. Меня отправили в очередную командировку, в Чикаго... - мужчина усмехнулся, отдаваясь приятным воспоминаниям. -Мне на тот момент было двадцать пять, а твоя мама справляла с подругами школьный выпускной в клубе "Vena"... До сих пор помню, как смотрел с вертолета на кипящий ночной жизнью город, на знаменитый Квартал небоскребов, на неповторимый Old Town, на серебристый, покрытый острой рябью и размытыми красками Мичиган...я возвращался в отель, город нагнетал поздний вечер, но спать совершенно не хотелось. Нам суждено было оказаться на одной улице, только она торчала в клубе, где ей пришлось выпить литр водки на спор... - губы мужчины на мгновение изогнулись в доброй усмешке. -Ее никто не сопровождал, только вслед летели чьи-то крики, зазывания... Она выбежала из клуба совершенно одна, в коротком черном платье. Симпатичное такое, с разноцветными бабочками... Мы были на противоположных сторонах улицы, но я сразу же увидел ее. Она несколько секунд стояла какая-то потерянная, встревоженная и...нетрезвая. Выбежала на дорогу, озабоченно вертя головой по сторонам, а навстречу летела машина. Летела, ослепляя яркими фарами, и совершенно не планировала остановиться...Я, не помня себя, кинулся к ней, успел навалиться на нее всем телом и, вытолкнув на тротуар, прижать к стене какого-то магазина, где тут же выкинул несколько крепких слов в ее адрес... Она молча хлопала огромными от испуга синими глазками, а я все не отпускал ее, держал за талию мертвой хваткой; ее губы дрожали, под глазами я даже в сумерках сумел рассмотреть следы подтекшей туши, а ладони были ледяные-ледяные, и я все безрезультатно пытался согреть их своими... -Когда ты понял, что влюбился? -Да сразу же, - хмыкнул он. - Я накинул на нее пиджак и принялся внимательно рассматривать ее: от открытых грациозных плеч и красивых острых ключиц до прижатых друг к дружке озябших ног... Волосы собраны в замысловатую прическу, лишь кое-где небрежно свисают короткие каштановые пряди. Она в тот момент показалась мне такой странной, как будто я при первой же встрече распознал ее сумасбродную сущность. -Расскажи мне про бабушку с дедушкой. Ты сразу поладил с ними? -Ее отец, Джон Мартинес... я очень хорошо помню, каким он был тогда. Дети от смешанных браков часто рождаются невероятными. - Мужчина погладил девочку по голове. -Но, - отдаленно бросил он, - Я помню, как он, шутя, отговаривал меня от свадьбы, предупреждая, как мне с ней будет непросто. Вирджиния манила меня своей загадкой и одновременно отталкивала. О да, она была просто невообразимым человеком. В ней сочетались редкая способность отчаяния и нездоровая жизнерадостность, живая творческая мысль и полная отрешенность, невероятный интеллект и наиглупейшие поступки. Знаешь, ее могла посреди ночи посетить какая-нибудь взбалмошная идея, порой весьма рискованная, и... - мужчина приблизился к девочке настолько, что она почувствовала на щеке его горячее сбивчивое от волнения дыхание. - Она может даже отпугнуть своей удивительной безучастностью, если дело кажется ей безнадежно гиблым. Но если она действительно отыщет в нем смысл и загадку, надобность и значимость, она обретет такую сильнейшую мотивацию, что будет гнаться за этим делом, одержимая какой-то своей целью, гнаться до потери пульса, и ее никто не сможет остановить. -А переубедить? Мужчина слегка сдвинул брови. -Такие люди, как она, не терпят чужих советов, - он натянуто улыбнулся. -Так почему же ты остался...с ней? Повисло недолгое молчание. -Камилла, мы очень сильно любили друг друга, - мужчина кашлянул с надрывом, словно эти слова дались ему нелегко. -Если бы она любила, то не сбегала бы без предупреждения в другие города, не уходила бы в странствия и не делала бы непонятных вещей. -Камилла, ты не совсем понимаешь, какое влияние на людей может оказывать любовь. Это всего лишь чувство, что ни говори, и твоя мать не могла из-за одной любви ко мне перекроить свою сущность. Мы все - люди. Со своими особенностями, нравами, привычками, от которых мы просто не можем отказаться. Любовь может разбудить в нас сострадание, прилив нежности, страсть, человечность в конце концов. Но чтобы человек под действием любви, пусть даже настоящей, кардинально изменился - в это я не верю. -Очень жаль. - Девочка плюхнулась на кровать. Честно говоря, за все пятнадцать лет жизни с мамой она так и не испытала к ней того естественного чувства родства, любви и доверия, для нее Вирджиния представлялась вполне отдаленной, холодной незнакомкой с кучей тараканов в голове - странной, гениальной и...чужой. -Ты должна знать только одно: она очень сильно любила тебя... Она хотела, чтобы ты понимала ее. Больше всего на свете она боялась той необъятной пропасти, которая могла возникнуть между вами... -Прости, но тебе она ближе, чем мне, хотя я все чаще ощущаю, что начинаю понимать ее. -Я говорю это все к тому, чтобы ты... - мужчина провел рукой по волосам, подбирая слова, - никогда не забывай дорогу домой. Дом - вот то единственное место, где мы, возвращаясь, вновь становимся самими собой. Девочка тряхнула головой, отгоняя наваждение: -Слушай, сколько мы тут уже болтаем? Я хочу есть. - Она решительно встала, покопалась в горе вываленных на пол вещей, и выудила черную майку с тонкими бретелями. -Что там у тебя в школе? -Ну, знаешь, учусь. -Девятый класс - это уже серьезно. -Вообще-то, я в десятом. Мужчина слегка приподнял бровь, сдерживая губы от доброй усмешки: -А, ну да, разумеется. Девочка закатила глаза: -И не стыдно тебе? Не знать, в каком классе родная дочь учится!? -Как с этим жить... -Это мне надо как-то с этим жить! Все по кругу: учеба, факультативы, репетиторы... -Расслабься, детка... -В десятом классе особо не расслабишься! -Ну тогда не жалуйся. -Гениально! Мужчина вздохнул: -Развейся. Ты чересчур серьезная, тебе не хватает экстрима. Ограбь банк, подпали соседскую квартиру, покрой матами вахтершу... В общем, повеселись на всю катушку. -Обожаю твои дельные советы. -Мила, знаешь, я долго не мог оправиться после потери твоей мамы. Книги, которые вытащила девочка, с грохотом повалились на пол: -Какое плавное отступление от сарказма. - Камилла пригладила взбунтовавшиеся волосы: - Прошу, хватит о ней. -И все же, еще пару минут. Дай мне закончить. Девочка упорно уставилась в потолок, скрестив руки на груди. -Я бездумно влюбился в нее, хотя понимал, что ее характер уж точно не попахивает домохозяйкой и примерной матерью. А вот совсем недавно задумался, что так никогда и не чувствовал на себе настоящую женскую заботу. Девочка прищурилась. Нет, то, что пришло ей в голову, совершенно не то, что пытается донести до нее отец. Нет, чем высказывать свои догадки и говорить невпопад, лучше лишний раз притвориться дурочкой. -Я не совсем тебя понимаю. Мужчина шумно выдохнул, решительно взглянув на дочь: -Камилла, я женюсь.