Когда-нибудь потом

— Знаешь, иногда друзья заключают договор, мол, если до тридцати лет не найдём себе пары, то поженимся? — спрашивает Белльмере. — Ага, слышал о таком, — отвечает Росинант. Они сидят спиной к спине, и сейчас он этому рад — слишком смущающая и неловкая вдруг поднялась тема, чтобы смотреть при этом друг другу в глаза. А Белльмере всегда смотрит в глаза, взгляд не отводит, её в неловкое положение никак не поставишь, это только она может кого хочешь огорошить. Как вот сейчас, например, ни с того, ни с сего. Дым от их сигарет закручивается винтом, смешивается над головами и уносится сырым холодным ветром прочь. На берегу слишком зябко, и Росинант непроизвольно ёжится. — Мы так делать не будем, — говорит Белльмере. — Да? И почему же? — откликается Росинант. Просто так спрашивает. Чтобы поддержать разговор. Не потому что считает иначе, ему просто ход её мыслей интересен. По крайней мере, если она сейчас толкнёт его локтем в бок и хитро поинтересуется: «А чего это ты спрашиваешь?» — он ответит именно так. — Да потому что мы чертовски клёвые! — без капли сомнения говорит Белльмере. — Не может такого быть, чтобы мы до тридцати лет никого не нашли! Да целая очередь из желающих будет стоять! — и она довольно смеётся, запрокинув голову. В этом вся она, думает Росинант, в этой непробиваемой уверенности, в этой искренности, в этом умении смеяться так, будто в мире не существует боли и страха. — Насчёт тебя я точно не сомневаюсь, — говорит Росинант. Сквозь тонкую ткань форменной рубашки он чувствует её тёплую спину, острые лопатки, выступающие позвонки. Белльмере хоть и сутулится, но, кажется, совсем не мёрзнет на этом стылом ветру. — Ха, ещё бы! — фыркает она. — Но ты тоже не прибедняйся, здоровяк. Ты тот ещё лакомый кусочек! Росинант громко чихает и от неожиданности роняет сигарету, которая немедленно откатывается к полосе прибоя и там гаснет. Сигарету, конечно, жалко, она последняя, но зато он в этот раз ничего не подпалил — тоже неплохо для разнообразия. — Ты замёрз? — спрашивает Белльмере. — Самую малость, — отвечает Росинант. На самом деле, его уже мелко трясёт от холода, но он стоически делает вид, что всё в порядке. Белльмере щелчком отправляет окурок своей сигареты вслед за его, и прибрежная волна мягко слизывает мусор, уносит прочь. — Вот ты дурище, — говорит Белльмере с какой-то смесью умиления и укора. — Чего раньше-то молчал? Она оборачивается и крепко обнимает его со спины, прижимается щекой, греет своим теплом. — Да как-то не умею я признаваться, — бормочет Росинант, — ни в чём… — Это я заметила, — фыркает Белльмере, крепче сжимает объятия. — Дурак ты, Роси. — Наверное, дурак, — соглашается он. Белльмере, конечно, сильная и несгибаемая, но рядом с ним на контрасте кажется маленькой и хрупкой. И она никак не должна его согреть, но почему-то от её объятий становится очень тепло и уютно. Изнутри. — Но на всякий случай, — говорит Росинант, — если вдруг… Он замолкает, не знает, как закончить фразу. — Если мы не сможем выбрать из всей толпы желающих? — предлагает вариант Белльмере. Безошибочно угадывает, о чём он, как будто мысли прочитала. И Росинант ей чертовски благодарен за эту подсказку. — Да, именно на этот случай! — с радостью соглашается он. — Тогда ладно, — говорит Белльмере. — Тогда, в принципе, можно. Неплохая идея. — Когда-нибудь потом. В будущем. Когда уйдём со службы… — говорит Росинант. — Остепенимся, станем все такие серьёзные… — говорит Белльмере. — Захочется нам всякой романтики… — говорит Росинант. — Ну, чтобы всё прям без шуток… — говорит Белльмере. — В общем, тогда мы непременно поженимся, — говорит Росинант и, несмотря на её объятия, всё-таки вздрагивает от порыва ледяного ветра. — Угу, — говорит Белльмере. — Давай сюда руки. Согрею.