Клеймо

Старый Джим увидел на пороге своей лавки незнакомого парня, впустил его и, лишь когда закрыл дверь на три засова и цепочку, спросил: — Кто таков? Парень выглядел паршиво: одежда висела мешком, кожа серая, глаза впалые и злые. Такие глаза старый Джим видел часто: голодранцы прибегали к нему каждый день, чтобы вымолить работёнку за гроши или взять в долг. Этого парня в рванье старый Джим не помнил, хотя знал всех голодных уродцев, которые промышляли на улицах по его наводке. — Забыл, значит, — криво улыбнулся парень. — Неважно. Мне нужна новая шкура. Прежняя слишком засветилась. Старый Джим подслеповато прищурился — годы брали своё — и, направив в лицо парню фонарь, недоверчиво прошептал: — Тесоро, мой мальчик, неужели?.. Некогда красивое лицо исказила злобная гримаса. Тесоро сжал губы в тонкую линию, скрестил руки на груди и отрывисто повторил: — Не важно, старый Джим, кто я. Просто сделай то, что я прошу. Оплату гарантирую. — Правда? — скептично фыркнул старый Джим. — Хоть и не узнал я тебя, но что-то не вижу у тебя на поясе кошеля с монетами. А в долг новые шкурки не делаются. Тесоро дёрнул плечом резко и быстро, нахмурился, однако спустя мгновение улыбнулся до того сладко, что у старого Джима свело скулы. — Не беспокойся о деньгах. Клянусь, как только ты закончишь, я утоплю тебя в золоте, старик. Отдам все свои долги. Единственное, перед чем не могла устоять врождённая подозрительность Джима — это жажда наживы. Дела давно не шли в гору, теневой бизнес подмял под себя какой-то выскочка-пират, Донкихот Дофламинго, очень трудно стало толкать из-под полы наркотики, выпивку и девочек. Особенно девочек, ведь ещё и Знать лютовала: почти каждый день появлялись новые слухи о том, что кого-то утащили в рабство. Здесь, в этом гнилом городе, подобное было в порядке вещей. — Из новенького, — мурлыкал старый Джим, подготавливая инструменты. — Слыхал, мой мальчик, что пару дней назад сбежала целая куча рабов? Патрули усилили, комендантский час ввели — не продохнуть! И где ты сам пропадал, интересно? Тесоро в ответ лишь отмалчивался, да старый Джим и не ждал от него откровений; под грязной рубахой было хорошо различимо чёрное пятно. Когда Тесоро стащил её через голову и лёг на стол, старый Джим хрипло каркнул. — Тебе придётся мне подкинуть деньжат за молчание, — сказал он, разогревая кузницу. — Укрывать у себя беглых рабов — тяжкое преступление, меня могут повесить, если узнают. — О деньгах не волнуйся, — глухо буркнул Тесоро, в отсветах маленькой кузни его лицо выглядело красным и воспалённым. — С ними у тебя больше никогда не будет проблем. — Рад слышать это, мой мальчик, хе-хе. Какой узор хочешь? Есть цветы, пиратские флаги, солнце и луна… Тесоро вскинул руку, приказывая замолчать. Это задело старого Джима, но он решил не пререкаться; что-то во взгляде Тесоро изменилось, он не был ничем похож на себя прежнего — злого, отчаянного и в то же время безмерно наивного. Вся романтическая шелуха слетела с него, будто отмершая кожа, обнажив жёсткое, тёмное мясо. Старый Джим знал, как это бывает. — Самый большой знак. — Тесоро ткнул в огромную стальную форму, висевшую на крючке. — Звезда мне подойдёт. О, так он не забыл своей детской мечты… Как глупо. Старый Джим ухмыльнулся, вспоминая, с какими сияющими от восторга глазами Тесоро рассказывал ему о своих планах стать величайшим певцом, звездой, которого все будут любить и обожать. Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло, но желания клиента стоило учитывать. В конце концов, не себе же старый Джим сейчас превратит кожу в кровоточащее месиво. Он раскалил на огне клеймо в форме звезды, дождался ровного ярко-жёлтого цвета и молча сунул свободной рукой в зубы Тесоро деревянный брусок. Чтобы не орал. Почти сразу после этого сталь опустилась на худую, измождённую спину поверх лапы дракона. Кожа взбугрилась, пошла волнами и начала медленно сползать, пласт за пластом. К запаху палёной кожи старый Джим давно привык, потому уверенной рукой вдавливал клеймо глубже в спину. На столешницу по свежим ожогам потекла кровь. Когда форма остыла, старый Джим с трудом оторвал её от раны, с некоторой толикой удовольствия разглядывая получившийся узор. — Порядок? — уточнил он для вида, уверенный в том, что Тесоро отключился сразу, как только раскалённая сталь прижалась к его спине. — Да, — послышался сдавленный голос. Хах, а мальчик крепче, чем казалось… — Ничего… не видно больше? — Шкурка как новенькая, — хмыкнул старый Джим, для которого совершенно сухие глаза Тесоро стали настоящим потрясением. Даже взрослые мужики плакали, как дети, когда им без анестезии ставили клеймо, а этот пацан не только не издал ни звука, а ещё и умудрился сесть и потребовать выпить, да покрепче. — Заживать будет месяц минимум, потом ещё столько же — нарастать новая кожа. И вытри за собой кровь, весь стол изгадил. Тесоро опрокинул в себя полкружки самогона, скривился, но ненужной уже рубахой подтёр кровавые разводы. — И чем ты мне заплатишь? — потирая руки, спросил старый Джим. — Учти, натурой не принимаю, я не по мальчикам. После этих слов Тесоро перекосило так, словно ему на открытую рану высыпали ведро соли. Он вцепился побелевшими пальцами в столешницу и напрягся всем телом, дрожа то ли от боли, то ли от гнева. Старый Джим наблюдал это зрелище со снисхождением. Все голодные и злые оборванцы одинаковые: стоит оказать им услугу по доброте душевной, они тут же садятся на шею. Сейчас и этот начнёт петь про деньги, оставленные у несуществующих друзей, или про то, что обязательно отдаст завтра с процентами… Тесоро успокоился в одно мгновение. Раз — и вместо искажённого мукой лица засияла насквозь фальшивая, добродушная улыбка. Он вытянул перед собой руку и сказал: — Вот твоё золото, — а затем на ладони, прямо в центре переплетения линий появилась жидкая золотая капля. Капель становилось всё больше, они вытекали, будто кровь, из руки Тесоро, струились сквозь пальцы, превращаясь в жидкое золото. Старый Джим подставил палец под этот бесценный поток и попробовал быстро застывшую каплю на зуб. Настоящее! — Да ты просто самородок, мой мальчик, — заворковал старый Джим, глядя на Тесоро увлажнившимися глазами. — Не хочешь долю в моём деле? Вместе мы быстро вытесним этого ублюдка Дофламинго с рынка и заставим конкурентам лизать нам ноги. Улыбка Тесоро стала совсем кривой, а затем исчезла без следа. — Отказываюсь, — презрительно сказал он. — Я куплю весь твой бизнес, весь подпольный мир, весь этот дерьмовый город — и вы все будете ползать на коленях, умоляя меня взять вас на работу. Старый Джим не успел ничего возразить: ему в горло хлынуло расплавленное золото. Оно заполнило лёгкие, желудок, затекло в каждое отверстие; золото быстро затвердело, подчиняясь воле своего создателя, и вскоре наглухо закупорило нос и уши. Старый Джим ещё несколько невыносимых минут был человеком: билось сердце, гоняя кровь, шевелились руки и ноги, моталась на тонкой шее голова. Он не хотел умирать и рыдал бы, валяясь в ногах Тесоро, но тот не позволил ему даже этого. От удушья и боли старый Джим потерял сознание, превратившись в слепой, глухой и немой бурдюк с золотой жижей. — Я сдержал своё слово, старик, — не взглянув на него, произнёс Тесоро и выпил ещё самогона. Он отлично притуплял боль. — Как ты и хотел, теперь у тебя куча денег. Услуга за услугу, не так ли? Через месяц по миру пролетел первый невероятный слух: откуда ни возьмись появился сказочно богатый молодой человек с амбициозной мечтой: построить самый большой в Новом Мире плавучий город-казино. Из чистого золота.