Принадлежит.

Когда тебя целует Фред Дерст, думать не получается, получается только стонать в его губы и старательно отвечать на поцелуи, чем Эминем и занимается. Их первая встреча была давно, вполне себе мирная и дружеская. С тех пор было много. Они проникали друг в друга медленно, постепенно, подсаживаясь на секс, как на наркоту. Им это нравилось. Без обязательств. Без осложнений. Поменять постель любовника на постель жены – это казалось правильным. Ссоры, натянутые до предела нервы, маты, крики по телефону, сломанные трубки, драки и снова секс, сжигающий и распаляющий все больше и больше. Эминем уже не помнит, когда все так изменилось? Когда это перестало быть «без обязательств»? Когда он начал возвращаться сюда, а не к Ким? Когда горячо любимая женщина перестала его волновать? Эминем не помнит и не хочет помнить, его целует Дерст, сдергивая с него белую майку, и он послушно стонет и прижимается к Фреду ближе, когда тот начинает целовать, кусать шею Эма. Маршаллу хорошо здесь, в этих руках, с этим огнем внутри, со стояком в штанах и искусанными губами. Ему и правда хорошо, но он никогда не признает это. Не первым. Наверное, Дерст это знает, а может, нет, он по-своему загадка для Эма, ребус, который не взламывается со временем. Эминем просовывает руки под футболку Фреда и проводит ногтями вдоль позвоночника, Эминему нравится, как звучит возбужденный Фред, ему нравится слышать это рычание и подчиняться. В жизни ему редко приходится подчиняться, так что в постели с Дерстом он автоматически сражается за право быть сверху, но всегда знает, что сверху Фред, и это успокаивает. Можно стряхнуть ворох обязательств и доверить себя Дерсту, прогнуться для него, под ним, и хотеть его глубже, сильнее, быстрее. В этом Эм тоже не признается, но Фред, видимо, это разгадал с самого начала, потому что в постели Дерст сверху, а Эминем послушно принимает его член в себя. Фред стягивает с Эма серые спортивные штаны вместе с бельем и хрипло шепчет на ухо: «Детка, давай же… ». И Эминем уже знает, что значит это его «давай же…». Он послушно разводит ноги шире, возбужденный, горячий и уже раскрытый. Фред никогда особо не нежничает, и Эминему нравится это, секс «по-мужски», без признаний и прочей ерунды. Фред входит в него одним движением, до конца, не сдерживаясь, и Эм обнимает его ногами за талию, прижимаясь к нему ближе, и хрипло выдыхает: — Давай же… — Кодовые слова для двоих, выученные и забитые внутрь долгими годами практики, значащие так много разных «можно», «еще», «сильнее», «глубже». Эминем выгибается в руках Дерста, ему хорошо, он возбужден, в голове нет ни единой связной мысли, а внутри есть только Фред, который движется, втрахивая Эма в матрас. Маршалл кусает губы и издаёт горловые стоны, и выстанывает сквозь зубы: — Быстрее…блядь…давай же, – Эминем долго не продержится, он об этом знает. Ему не нужно даже касаться себя, достаточно знать, что Дерст внутри, глубоко внутри него. Достаточно знать, что сейчас Эминем полностью подчинен ему, принимает его член в себя, стонет его имя, кусает его в губы, п р и н а д л е ж и т. Эминем выгибается, кончая себе на живот, и пачкает живот Дерста, когда тот, кончив в нем, падает сверху. Маршалл прерывисто дышит и не думает ни о чем. Дерст скатывается с него и собственническим жестом прижимает к себе. Эминем знает, что все это ненадолго. И это ненадолго будет длиться у них всегда.