Маска

Сцена 17: Мультфильм. Дубль 2

Мультфильм, мультипликационный фильм (от слияния лат. multiplicatio — умножение и англ. film — плёнка; разг. мультик) — это фильм, выполненный при помощи средств покадровой отрисовки (включая 3D-моделирование) и предназначенный для демонстрации в кинотеатре, трансляции по телевидению, просмотре на экране компьютера и других электронных устройствах.

Репетиция проходила в штатном режиме ровно до тех пор, пока в дверном проёме не появилась маленькая девочка ― внучка президента, что с гневом смотрела на постановку. Но в глубине её глаз я отчетливо видела боль, настолько глубокую и сильную, я бы даже сказала, застарелую, что мне стало её жаль. Хоть я и не терпела лишних психов и слез, но это глупое новое сердце было куда более чувствительно к чужим проблемам… Старая Я лишь облила бы ушатом презрения эту девчонку, а новая… новая Я хотела обнять и успокоить ребенка, постараться помочь… — Глупая постановка! ― закричал ребенок. ― Это будет позором LME! Мать главной героини умирает из-за неё. Так почему её до сих пор все любят?! Почему старшая сестра за неё?! В итоге даже отец её полюбил! Такую идеальную концовку раскритикует даже такой ребенок, как я! ― гнев в её глазах уже не тлел на дне, а полностью вышел наружу, поглощая всех вокруг. — Мария… ― тихо вздохнула Юсаги-сенсей. Чтобы разрядить обстановку и отвлечь окружающих, я сделала пару хлопков и еле сдержала болезненное шипение ― руки заболели с новой силой. Вечно я забываю о своих травмах, когда-нибудь мне это очень сильно выйдет боком. Ну да ладно, все теперь смотрят на меня. — Прекрасная пламенная речь, ― произнесла я с ледяным спокойствием, стараясь при этом поудобней уложить руки, чтобы они перестали так сильно болеть. — Вау! ― вскрикнула Мария, подбегая ко мне. ― Ты меня понимаешь?! — Я тоже читала сценарий «Силы слов ангела», ― отозвалась я, замечая, как в тренировочный зал незаметно прошел Такарада-сан. ― По правде, я тоже считаю реакцию сестры очень неестественной. Только что скончалась её любимая мама, а вместо того, чтобы ненавидеть сестру, она обвиняет отца. Никто бы так не поступил. — Да, правда же… В глазах ребенка напротив меня зажглись огоньки счастья, что уже было неплохо. Остается только понять, почему эта история так сильно отдаётся болью и горечью. Возможно, если я продолжу, то пойму это и смогу помочь ей избавиться от всего этого. — Эй, ты! ― позвала меня актриса, играющая второстепенную роль в этой истории. ― Если ты так думаешь, то почему бы тебе не сыграть это? ― с явным превосходством во взгляде посмотрела на меня девчонка. ― Главная героиня узнает от сестры, что её ненавидит отец. Тут нужен сюжетный поворот. Покажи свою версию старшей сестры, которая ненавидит младшую! ― она некультурно ткнула в меня пальцем. Уже в который раз она пытается вынудить меня на действия, чтобы доказать мою никчёмность и несостоятельность как актрисы. — Не думаю, что обязана вам чем-то, и тем более не вижу смысла в том, чтобы что-то вам доказывать – это глупо, ― мой голос был всё так же спокоен и размерен. Мне уже не пять лет, чтобы меня так легко поймали на слабо. — Ты что, струсила?! ― закричала она, вконец теряя самообладание, что было совершенно непозволительно для актрисы. ― Ты же будешь играть главную роль в «Ring-Doh», а с такой пустяковой ролью у тебя точно не должно возникнуть проблем! — Кёко-чан, ― вдруг раздался голос президента, и я почти сразу же поняла, что сейчас будет подстава, уж очень много предвкушения было у него в голосе. — Дедушка? ― удивилась Мария. — Ты же сама говорила, что тебе скучно, вот, немного развеешься. Тем более и мы с Кэзу-сан хотели понаблюдать за твоей импровизацией. — Если вы настаиваете, президент, ― пришлось соглашаться. Тем более это была не просьба, а замаскированный приказ. — Не подведи меня, Кёко-чан, ― произнесла женщина, серьезно смотря в мои глаза и заставляя согласно кивнуть. Я вздохнула, понимая, что мне не открутиться от этой сомнительной затеи. Ладно, мне не сложно, там сценарий составлен таким образом, что ничего нового придумывать не придётся, только чуть переставить реплики, да сменить настроение и излучаемые эмоции. Заботу и сочувствие заменить на ненависть и презрение. Для меня это просто. — Заткни рот этим сплетницам! ― закричала Мария, хватая меня за руки, отчего я чуть не закричала, но вовремя сжала зубы, только капелька слез всё же выступила на глаза – больно, блин! — Заставь их пожалеть о сказанном! ― не замечая, что делает мне больно, прокричала она ещё громче. — Я постараюсь, ― кое-как выговорила я, из последних сил сохраняя на лице маску холодной отстранённости. ― Мария, отпусти, пожалуйста, мои руки. — Ой! ― вскрикнула она, наконец-то замечая, что сжала изо всех сил мои перебинтованные запястья. ― Извини, я не заметила. — Ничего, просто будь внимательней в следующий раз, ― я на миг приподняла губы в подобии улыбки, после чего поднялась и обратилась к Юсаги-сенсей. ― Я готова, можем начинать. — Такая самоуверенная, ― послышалось от одной из завистниц, ― даже в сценарий ни разу не заглянула, ― мне это просто было не нужно, достаточно раз, максимум два, просмотреть сценарий, чтобы его целиком запомнить – свойства памяти и многолетний опыт. — Тишина, ― спокойно, но властно, отчего все вокруг замолчали, произнесла моя бывшая учительница по чайной церемонии. ― Те, кто играют в сцене восемнадцать, сделайте шаг вперед. ― Да, ― вперед вышли две из трех моих ненавистниц и девочка лет десяти, я тоже подошла к ним, вставая напротив. ― В этой части следуйте сценарию, потом перейдете к её интерпретации, в соответствии с этим будет меняться реакция окружающих. — Да, с радостью сыграем, положитесь на нас, ― смотря на меня с ненавистью произнесли девчонки. ― Нам не нравятся те, кто хотят без труда стать актерами, ― это она сейчас про меня? Про человека, который играет почти всё время, что живет? А если считать возраст этого нового тела, то на целых два года дольше играет, чем Могами Кёко живет! — Все по местам! ― приказала Юсаги-сан, не обратив на эту реплику никакого внимания. Я, в принципе, тоже не сильно обратила, так, немного мысленно побухтела, что совершенно не отобразилось на лице – там были лишь уверенность и спокойствие. — За сколько купила главную роль? ― проходя мимо меня с ненавистью прошептала стерва. ― Твои родители, наверное, очень тебя любят, везучая… В груди как будто прострелило болью вспыхнувших на миг воспоминаний из детства Могами Кёко ― таким разделением я попыталась унять эту боль. Однако это не сильно помогло, передо мной как наяву стояли ненавидящие глаза моей… её матери. Это не мои воспоминания… не мои! Глубокий вдох и выдох… всё, я готова. — Начали! ― скомандовала Юсаги-сан. — Энжел, как печально… ― произнесла одна из взрослых актрис, сидя на коленях перед девочкой. Откровенно говоря, она переигрывала, и её голос был полностью пропитан фальшью. Где там Станиславский с его: «Не верю!»? ― Всё это время ты винила себя. Но ты ошибаешься. Никто в мире не испытывает к тебе ненависти. — Да, точно! Мне все всегда говорят это… но… но за моей спиной… Они говорят, что это я виновата в смерти матери! ― выкрикнула Энжел. ― Это из-за меня умерла мама! Правда в том… что папа до сих пор ненавидит меня!!! — Что?! ― встрепенулась другая, что тоже пыталась успокоить девочку. — Что ты говоришь, Энжел? Родителей, ненавидящих собственных детей, не бывает в реальной жизни… — Ха-ха-ха, ― я тихо засмеялась, стараясь при этом задавить смех ладонью, но всё равно получалось достаточно громко. По сценарию я должна была плакать. — Почему ты смеёшься? ― спросила одна из девушек, почти что выходя из образа и запинаясь, забывая текст. ― Флора? ― всё же исправилась она. Ну, надо же… — Ах… Ничего особенного… ― говорила я полностью по сценарию, слово в слово, вот только мой голос и выражение лица были наполнены не нежностью, заботой и поддержкой, а ненавистью и презрением. ― Просто… думала, насколько часто я слышу такое. Ничего не могу поделать. Вы уж простите… ― от моего взгляда играющие (да и не только) актеры вздрогнули всем телом. ― Ты же умная девочка, Энжел… Прежде чем спрашивать у других, ты ведь уже сама знаешь ответ, правда? Я подошла к девочке, что вскочила со стула, и нагнулась, заглядывая ей в глаза. Ненависть, что в них плескалась, так напугала её, что она дрожала и не могла и слово выговорить. — Ф… Флора? ― всё же выдавила из себя Энжел. — Отец тоже человек. Иногда он может выйти из себя… Он тоже может специально обидеть тебя, сказав что-то, ― с этого момента я поменяла реплики на отрицание. ― Ты понимаешь, да? В реальности… даже родители могут ненавидеть своих детей, ― мое собственное сердце сжалось в болезненном спазме, но я отодвинула его глубоко внутрь себя, полностью сосредотачиваясь на игре. ― Точно… это правда… отец… ненавидит тебя! ― на губах расплылась насмешливая и превосходящая ухмылка. — Отец… он меня… ― неуверенно произнесла моя маленькая, но талантливая – этого не отнять, партнерша по игре. — Правильно… Увидев отношение отца… ты должна была понять, не так ли? ― насмешка над её чувствами и тайными надеждами на обратное. ― Отец не любит тебя. Ни капельки! ― точка, я бы даже сказала, гвоздь в гроб её надеждам. ― Ты врешь! ― закричала девчонка, поддавшись на мою игру, на мою провокацию. Я снова чувствую это прекрасное, пьянящее ощущение власти над другим. Возможность манипулировать другим человеком, дергая за ниточки его чувств… прекрасно… Именно поэтому я так не люблю, когда кто-то пытается подчинить меня, ведя своей игрой! — Вру? ― я ухмыляюсь, а в моем голосе наигранное, даже переигранное, удивление. ― Почему ты так говоришь? — По… потому что… ― Энжел заикалась, не зная, что мне ответить. ― Папа всегда носит с собой мою фотографию! ― выкрикнула она по сценарию мою фразу. ― Разве папа не носит также фотографии со мной и братом?! ― а я стала говорить репликами Энжел. — Папа ходит на мои занятия фортепиано, и несмотря на то, что у него много работы, он приходит и ждет пока концерт закончится! ― новый довод. — Не приходить было бы глупо, так как концерт организован школой. Если бы он не пришел, у него были бы проблемы, ― парировала я. — Он… он купил мне подарок на день рождения! — Именно я выбирала тебе подарок, так как отец даже не знал, что тебе нравится. Это лучше всего доказывает, что он не заботится о тебе, ― в моем голосе прибавилось скучающее равнодушие. — Даже… даже сейчас он присылает мне письма, когда уезжает за границу! — Каждый раз содержание одинаковое, не так ли? ― издевающаяся ухмылка. ― Такие письма… Чтобы их написать, много времени не нужно: нажал на пару кнопочек и отправил шаблонные фразы. Так что я не думаю, что он относится к этому серьезно. — Это… — Это неправда!!! ― выкрикнула внучка президента, по её лицу вовсю бежали слезы. ― Хоть он и начинает каждое сообщение одинаково, задает одни и те же вопросы… Но… он обязательно присылает сообщение дважды – утром и вечером! Я перевела взгляд на Такараду, мысленно спрашивая разрешения продолжить игру уже с его внучкой, и получила утвердительный кивок. Хорошо, продолжим игру уже с новым составом. — И что? Что с того, что он шлет сообщения дважды в день? Разве они не скопированы? ― всё так же насмешливо. ― Видно, он экономит силы. ― Ты такая грубая!!! ― Нет, вообще-то это то, что ты мне всегда говоришь, ― посмотрев на свою внучку, произнес президент LME. — Когда он шлет мне вечером письма, в Америке уже полночь! Подстраиваться под японское время, чтобы их отправить – очень утомительно! — Это мы тоже обычно повторяем, ― поддакнул Лори. — Это не означает, что он посылает их лично, ― я не стала уточнять, что можно просто использовать программу отсроченной отправки. — Как папа может позволить другим пользоваться своим личным компьютером?! ― её слезы во время спора высохли, она перестала рыдать в запале. ― Да что ты знаешь?! ― я снова вернулась к сценарию и к своим репликам, но немного с другим оттенком эмоций. ― Думаешь, что понимаешь отца?! С тех пор… вы с папой никогда нормально не разговаривали! Как ты можешь понять, что папа на самом деле чувствует к тебе? — Это правда! ― в её глазах снова стояли слезы. — Ты совсем ничего не понимаешь! Как такая, как ты, может вообще что-то понимать? — Я могу понять! ― возразила внучка главы LME. ― Потому что… в конце каждого письма он пишет: «Я люблю тебя!», ― выкрикнула она изо всех сил, уже не сдерживая слез. — Мария… ты… ― эх… взрослый мужчина, глава огромной копании, а совсем не умеет успокаивать детей. Это я сейчас про Такараду Лори, если кто не понял. — Вот видишь? ― я подошла к ребенку и села на корточки, сравнявшись с ней лицом, аккуратно, чтобы не потревожить раны, прикоснулась рукой к её зареванной щеке, вытирая слезы, и улыбнулась одной из своих самых добрых и искренних улыбок. ― У тебя есть ответ… — Спа… спасибо! ― выкрикнула Мария и бросилась мне на шею, обнимая. Честно, я еле устояла на ногах, не завалившись на спину, позорно распластавшись по паркету. Вздохнув, обняла её в ответ, успокаивающе, еле касаясь, поглаживая по спине. Эх… я чересчур размякла в этом теле. Прошлая Марианна никогда бы не опустилась до публичного… вот такого позорища и доиграла бы сцену до конца, не обращая внимания на лишние раздражители…