***
Тишина в салоне авто прерывается лишь редкими болезненными стонами Кихена с заднего сидения. Чангюн изредка поглядывает через зеркало на спящего старшего и буквально на себе чувствует, как тому больно, а внутри всё кипит от нарастающей ненависти. К больному папаше, потому что нельзя так с собственным ребенком. К себе, потому что довел Кихена до такого состояния и так долго бездействовал. Чангюн не знает, куда они поедут и на что они будут жить, когда закончатся собранные им на крайний случай деньги, но он точно уверен в том, что больше в этот город они не вернутся. Он больше не отпустит Кихена. Никогда. Через несколько часов и пару-тройку выкуренных сигарет, Чангюн устало зевает, чувствуя, что близок к тому, чтобы уснуть прямо за рулем. Почувствовав, что с этим нужно что-то делать, он тянется к сенсорному экрану стереосистемы и включает радио. Минут десять спустя, Чангюн, наконец, замечает впереди светящуюся в темноте яркую неоновую вывеску придорожного отеля. Подъехав ближе и заняв место на парковке, он глушит двигатель и облегченно вздыхает. — Хен? — Чангюн, выйдя из машины, осторожно трясет старшего за плечо, пытаясь разбудить. — Приехали? — Кихен хрипит и смешно морщится, нехотя открывая глаза. Чангюн кивает и помогает старшему выйти из машины, бережно придерживая за талию. Толкнув дверь, они заходят внутрь: тускло освещенное помещение, в котором нет почти ничего, кроме стойки регистрации и пустующего бара. За стойкой сидит мужчина средних лет с газетой в руках. — Можно нам один двухместный номер на ночь, — спрашивает Чангюн, подойдя к стойке и достав деньги из кармана джинс. Отложив газету, мужчина окидывает их равнодушным взглядом и протягивает ключи от номера. — Доброй вам ночи.***
Номер, в котором их поселили, небольшой и даже уютный. В нем нет ничего лишнего: две кровати, стоящие вдоль противоположных стен, прикроватные тумбы, деревянный стол, старый телевизор и несколько горшков с цветами на подоконнике. — Ну, тут не так уже и плохо, — Кихен стоит посередине комнаты и потягивается. Чангюн хмыкает и стягивает косуху, бросая ее на одну из кроватей. — Не хочешь в душ? Кихен мотает головой и подходит к Чангюну. Им ловит его ладони, сплетает пальцы и тянет на себя. Младший спокоен, его лицо абсолютно непроницаемо. Темные глаза смотрят внимательно и прожигают Кихена насквозь. Чангюн невесомо проводит носом по его синяку на скуле и тут же запечатывает чужие губы поцелуем. Кихен отдается без остатка, целует чувственно, совсем забывает о разбитой несколькими часами ранее губе и шипит от боли. Чангюн улыбается в поцелуй, не спеша стягивает с Ю вещи и прижимается кожей, чувствуя дрожь в чужом теле. Он тянет Кихена в сторону одной из кроватей и аккуратно укладывает, нависая сверху. Старший сейчас выглядит так болезненно и беззащитно, что Чангюна накрывает волной нежности. — Боже, что он с тобой сделал? — Чангюн невесомо проводит по небольшой ссадине на ребрах старшего и рычит ему на ухо, — Я убью его, хен. Кихен тихо смеется и зарывается пальцами в его волосы, прижимаясь сильнее. Чангюн целует каждый синяк, каждую рану и ссадину на теле старшего и того пробивает на слезы. Кихен прикусывает ребро ладони и тихо плачет, потому что Чангюн топит его в своих чувствах, оплетает руками, забирая его боль. — Тише, хен, — Чангюн сцеловывает бусинки слез с его щек, — Все будет хорошо. Я больше никому не позволю тебя тронуть. — Обещаешь? — шепчет Кихен на ухо тихо. Чангюн застывает на секунду. Легко касается губами губ старшего и улыбается. — Обещаю.