Another Year: A Short History

Говорят, что когда во время похорон идет дождь, это значит, что человек не хотел умирать. Первое, что Майки замечает — это абсолютно бесконечная тяжесть мира. Никогда еще мир не был таким тяжелым. Это странное чувство — просыпаться в темноте, которая словно сидит на тебе; такое ощущение, будто Стоунхендж построили прямо на твоем теле. Он открывает рот, чтобы понять, есть ли хоть какая-то возможность сделать вдох, но тут же осознает, что ему это не нужно. Его легкие — это высушенные листья, и он практически слышит, как они скребут по грудной клетке. Поэтому он кричит, ведь это кажется единственной логичной вещью, которую можно сделать, но его голос — пустое эхо, которое бессильно тонет в тьме вокруг него. а. Воздух пахнет дождем, но ты знаешь, что он в милях от тебя, и к тому времени, как дождь доберется сюда, он приласкает твое мертвое тело и ты больше ничего не почувствуешь. Его влага соскользнет с твоей кожи, а капли смешаются с твоей кровью. б. Он найдет тебя и ты относишься к этому нормально. Может и нет. На самом деле, ты не уверен. В твоей голове творится беспорядок, ты выпил слишком много, ты проглотил слишком много. Ты спотыкаешься и хихикаешь себе под нос. Ты хихикаешь в то время, как идешь к своей смерти. Свет ослепляет, когда деревянный занавес его гроба поднимается. Песчинки запутываются в волосах и падают за воротник его старого костюма. На секунду он паникует, и это единственная эмоция, которая пытается овладеть им. Он ничего не видит и сердце не двигается в его груди, а он хочет быть мертвым, потому что таковым он и должен быть. Но потом две руки хватают его, пальцы сползают по его рукам, прилагая тяжелое усилие. Видимо, не так уж и легко вытащить кого-то из могилы. Сетчатка на глазах Майки сейчас такая глупая вещь, его глаза медленно поглощают свет, а затем он, наконец, может видеть. Он садится и то, что он видит, ослепляет его настолько же, как свет или темнота до этого. — Я знал, что ты придешь, — говорит Джерард, и у Майки в горле что-то булькает с ужасным звуком. Он боится, что начнет кашлять кровью или мокротой, но все, что вырывается наружу — это обычное всхлипывание и он не знает, откуда оно взялось. Он почти полностью оцепенел, но каким-то образом, увидев эти глаза, это лицо и почувствовав эти руки, что-то пробудилось в самом его сердце, и за первым всхлипом последовал второй. Они сухие и пустые, но от их значения скручивает живот. а. Ты не спишь потому, что ты не можешь моргать. Твои глаза сейчас такие же сухие, какими были и твои рыдания, а твой язык все еще немного опухший, даже несмотря на то, что он наливает по три стакана воды каждый час. Твое тело — это набор конечностей и мертвых органов, но видимо все эти рассказы о душах являются правдой, так как хоть твое сердце словно затихший барабан, ты все еще можешь чувствовать что-то. Ты не можешь вспомнить чувства, а значит не можешь разобраться в них, поэтому они заключены в твоей груди. Но они там есть. б. Ты не спишь потому, что твоя голова забита мыслями. Согласно Ромеро*, тебе должно хотеться съесть его мозги, разбить окна твоей старой гостиной и убежать, но у тебя нет такого желания. И ты задаешься вопросом: может это желание просто спит и однажды проснувшись превратит тебя в настоящего зомби? Иногда он смотрит на тебя, как на зомби. Но, тем не менее, он должно быть тебя любит, ведь именно ты сидишь тут и именно тебе он помог выбраться из могилы; а твоих мать и отца нигде не видно. Сначала их разговоры похожи на короткие вступления в личном дневнике. Майки делает своей ежедневной рутиной избегание разговоров о том, что произошло и проводит время, тихо сидя в гостиной или в комнате Джерарда, в зависимости от того, где находится сам Джерард. Майки предпочитает оставаться рядом, возможно для того, чтобы показать брату, что он правда здесь — не так как раньше. Майки знает, что он был ужасным братом раньше. Он хочет сделать все как надо в этот раз, это может быть его последняя попытка в жизни. Майки кажется — теперь он чувствует, эмоции расцветают в его груди и это ощущается как весна — что они начали игру, когда Джерард взял лопату и вытащил его, и это тихая, самая-самая длинная игра, известная человечеству. Постепенно, конечно, он начинает презирать ее, разочарование поселяется рядом с его благодарностью. Но он никогда не переставал быть благодарным. Он устал осторожничать с Джерардом и отвечать на одни и те же вопросы каждый день, точные показатели времени (Ты хочешь что-нибудь поесть?Нет. Ты в порядке?Да. Еще стакан воды?Да, конечно.) Так глупо разговаривать об этом, когда они могли бы быть не тут. Майки хочется надеть старые солнечные очки, чтобы скрыть смерть в своих глазах, взять своего старшего брата за руку, прямо как в детстве, и повести его к входной двери. Но он бездействует ради Джерарда, лишь деревянный пол едва скрипит, пока он гуляет по дому ночью. Он начинает сильно уставать от этого, поэтому просто ложится на диван, и его рука соскальзывает за край, приближаясь к руке Джерарда. Они не касаются, но так как они оба неподвижны, они могли бы сойти за прекрасную послевоенную мирную скульптуру. Однако есть еще кое-что, как когда грязь забивается под ногти и невозможно ее оттуда достать. а. Ты начинаешь сомневаться в своих мотивах. Почему ты вообще умер? Сделал ли ты это сам или это был кто-то другой? Тебе интересно, разговаривал ли с тобой Джерард пока ты был мертв, и почему твоя могила — просто пятнышко посреди безымянного поля? Ты спрашиваешь себя: изменяет ли смерть воспоминания, и если кто-то будет говорить неправду возле твоей могилы, примет ли твое обновленное сознание это за правду? б. Ты не можешь представить, что было время, когда ты еще не был таким. Он действительно начинает думать о тканях головного мозга. Смотря в окно в гостиной, он думает, что заходящее солнце похоже на раздробленный череп, а розоватый горизонт — на его разбросанные внутренности. Говорят, когда закат надевает розовые мантии, это значит, что будет ветер. — Джи? — спрашивает он; ему серьезно нужно прекратить думать об этом. Он представляет, что его сердцебиение однажды заполнило тишину так же, как и то, что последовало за этим. Обычный короткий разговор скучен, и он игнорирует его почти полностью, его пальцы становятся беспокойными. В любом случае, все ведет к одной конкретной вещи. — Я другой? — и, в конце концов, — Раньше я не был счастлив. Майки может видеть ответ на лице Джерарда. Его старший брат выглядит обеспокоенным и долгое время рассматривает Майки перед тем, как ответить. Для Джерарда все сходится к одному: "Ты думаешь, ты можешь быть счастлив сейчас?" Майки теперь нельзя убить в прямом смысле этого слова — ничего бы особо не изменилось, если бы кто-то попытался вытащить его сердце наружу. Конечно, можно пустить пулю прямо в мозг, но он на самом деле не думает, что до этого когда-нибудь дойдет. Тем не менее, он отводит взгляд и осторожно отвечает. — Да, — бормочет он. — Возможно. Лицо Джерарда расслабляется, как и лицо Майки. Они улыбаются друг другу, и только одна эта улыбка могла бы быть самым длинным вступлением в личном дневнике, которое они когда-либо писали. И вот, что происходит. Нежная тишина между ними прерывается низким рыком желудка Майки. Горизонт все еще выглядит, как раскрытый череп. — Я думаю, я голоден, — говорит Майки, удивляясь тому, что он не испуган. Он не хочет разбивать окна. Ему не хочется съесть прекрасную душу Джерарда. Пока еще нет. а. Ты не помнишь этого, но теперь ты знаешь, что руки, вытащившие тебя из могилы, были теми же руками, которые тебя туда положили. Ты видишь это в его опасливом взгляде, в его кривой улыбке, будто бы ожидающей неприятностей. Он думает, что ты не помнишь, и это действительно так; но ты все равно знаешь это. б. Но все в порядке. Теперь он тебя не убьет. Он убьет за тебя, чтобы уберечь тебя.