Сон

— Лично я считаю, что нам необходимо отдельно обучать людей моей профессии. Далеко в прошлом те времена, когда это была просто подработка для студентов! — эти слова были сказаны мной с расчётом, что при получении отрицательного ответа, я просто встану и уйду с этой дрянной конференции. — Уважаемый, в соответствии с государственными требованиями, один работник берёт на себя не более одного пациента в один момент времени. Учитывая, что поток неизученных болезней растёт, мы финансово не можем обеспечить обучение. Студенты справляются достаточно хорошо, Ваша работа не пестрит сложностями, — медленно сказал чей-то бас в зале. — Вот и продолжайте мучать студентов и обречённых, которые вы продолжаете называть пациентами. С меня хватит этого цирка! — я стукнул кулаком по столу, медленно встал и покинул помещение.       На улице меня ждала машина моего близкого друга. Только он понимает меня. Вместе мы хотим хоть немного изменить мир с его новыми отвратительными принципами. Я сел на пассажирское кресло автомобиля. Мой друг был за рулём. — И как всё прошло? — спросил он, не дожидаясь даже закрытия двери. — Как обычно. План через обучение тоже провалился. Мне кажется, что ничего глобального один хороший врач и один плохой усыпитель сделать не в состоянии. — Не бросай попытки, дружище. Мы работаем за одно только потому, что когда-то ты не бросил и не бросаешь до сих пор, — он пытался явно приободрить меня. Увы, мой дух упал после этой чёртовой конференции. — Не хочу об этом более разговаривать. Как пацан? — Грипп. Совсем чуточку мутировал. Как обычно, ничего серьёзного. Чую, скоро к тебе будут и с простудой отправлять. Потому нужно продолжать пытаться изменить хоть что-нибудь!       Правду мой друг глаголет. Если раньше ко мне отправляли людей, чьи болезни хоть отдалённо напоминали неизвестные, новые и неизлечимые, то теперь… как видите, грипп. При том того бедного пацана, которому от силы лет 12, решили усыпить даже не доктора, а родители.       Вообще в этом нет ничего необычного сегодня. Болезни начали необыкновенно быстро мутировать около двадцати лет назад. Было решено усыплять тех людей, которые оказываются больны ранее неизвестным недугом. Такая политика действенна, учитывая отличную диагностику в наших больницах. Но совершенно негуманна.       Я работаю усыпителем. Достаточно скрытая профессия в плане того, что работники не имеют права выдавать себя. Все знают, что усыпители существуют. Но никто не знает, кто именно работает усыпителем. Так было в теории. На практике единицы работников умалчивают о своей профессии. Я отношусь к их числу. Мы обязаны несколько дней содержать пациента и неожиданно его усыпить. Всё для того, чтобы человек не запаниковал и не убежал. Для бедных обречённых пребывание у нас как оздоровительный санаторий. За исключением, что выход из него лишь в синем пакете.       За свою многолетнюю карьеру я усыпил одного человека. Пациентов же у меня было около двух сотен. Что же происходит? Небольшие манипуляции с документами от меня и небольшие манипуляции над больными от моего друга. Итог всегда один: здоровый человек возвращается домой. Ещё ни разу я с другом не встретили действительно тяжёлых неизлечимых случаев. Но всё должно было измениться.       Дома я упал на кровать и отключился на следующие 9 часов. Пацан покинул меня и продолжил счастливо жить в своей семье из любящей бабушки и уважаемого дедушки, родители покинули его, не могли смотреть ему в глаза. Это значило, что я наконец смогу отдохнуть… но нет! Звонок от начальства!       Новая больная. Девочка. Нам не говорят их имена. Только получив документы, я смогу узнать, как же звать бедняжку. На часах 4 часа утра. Моё рабочее место, по совместительству дом, нужно было привести в порядок. За одно стоило позвонить другу, однако он оказался занят на пару дней.       Мне доставили ту девочку в 6 утра. Документы запаздывали и должны были прийти завтра. Увидев её, я испытал два огромных шока.       Первый — её лицо. Так оно похоже на то, что преследует меня в ночных кошмарах уже много лет. Была женщина с таким лицом. Она была моим первым пациентом. И последним человеком, которого я усыпил. И как же те нежные черты лица этой девочки напоминают о главной ошибке моей жизни!       Второй — её состояние. Впервые даже моё подсознание сказало мне, что будет правда тяжело. И мне, и девочке, и другу. Она была бледна как снег, глаза залиты кровью, волосы белели прядями, вся кожа в какой-то сетке, словно она долго лежала в рыбацких сетях. Девочка дрожала без конца. И не могла говорить, сколько ни пыталась выдавить из себя слово.       Тогда-то и потянулись те два адских дня. Я делал всё, на что был способен в такой ситуации со своими знаниями. Мне было больно на неё смотреть. И из-за её состояния, и из-за ужасных воспоминаний.       На следующий день пришли её документы. Оказалось, её зовут Соней. Прекрасное имя, мне оно очень по душе. И вместе с тем ужасно ироничное: Соня не может уснуть. Оба этих дня она не спала. Не могла уснуть, сколько ни хотела. Было ужасно видеть её растущие мешки под глазами, краснеющие глаза, слабеющее тело.       Мой друг — прекрасный врач в пятом поколении. Все его предки славились необыкновенным даром врачевания. Я уверен, что он и с этим случаем справится. Вопрос стоял лишь в одном: а доживёт ли Соня до момента, когда он проанализирует болезнь и разработает лечение? Я действительно боялся.       Третий день не сплю. Не могу спать. Весь день её наблюдает друг. Всю ночь с ней провожу я. В попытках хоть как-то облегчить её страдания, я трачу личные деньги, капли свободного времени и остатки сил. Я чувствую, что если Соня умрёт, то что-то разрушит меня изнутри. Эта память. И эта несбывшееся надежда.       Мировой рекорд без сна — около одиннадцати дней. Я и Соня не спим уже девять. Моя душа готова разорвать моё жалкое тело и разум, но вместе с тем даёт им сил. Я понимаю, что делаю всё это ради искупления. И мне стыдно. Ведь передо мной лежит и страдает настоящий, живой человек. А для меня это лишь средство искупления старых ошибок, которых уже давно не исправить.       Но момент настал, когда я рухнул в сон. Не могу вспомнить, когда точно мой организм не выдержал. Но очнулся, когда за окном светило яркое солнце. А Соня спала в моих руках. Тогда я увидел солнце прямо у своей груди. Солнце, что тускнело, но продолжало сиять. Похоже, мне повезло отключиться именно над Сониной кроватью и лечь прямо около неё. И тогда она таки уснула. Тоже слишком истощилась? Или есть другая причина?       В этот же день мой друг порадовал хорошей новостью. Лечение готово. Терапия проводится быстро. В течении трёх дней она сможет встать на ноги и заговорить.       Следующая ночь: Соня не спит. Я часто заглядываю к ней. Но уснуть ей не удавалось. Однако через день я решил повторить опыт и лечь рядом спать. Она уснула. Ещё через день только заглядывал к ней. И вновь уснуть она просто не может из-за дрожи.       Спустя три дня Соня заговорила. Сначала с большим трудом выжала из себя: «Хочу суп… с фрикадельками…». Он был сию минуту сварен и подан к ней. Тогда же она запретила кормить себя с ложечки. С трудом севши на кровать, она дрожащей рукой схватила ложку и принялась очень медленно вкушать любимую еду. Конечно, и капля супа не попала ей в рот, я накормил её сам.       Моя душа запела. Я наконец искупил свою вину! И пусть это просто похожая на неё девочка, моя единственная жертва уже может обрести покой. Мне перестали сниться кошмары с ней.       Шли дни. Мой друг ночевал у меня и наблюдал за выздоровлением Сони, которое шло успешно. Она уже могла ходить, разговаривать, дрожь её почти пропала и, наконец, была способна уснуть сама. Но он грустил, глядя не столько на неё, сколько на меня. На вопросы не отвечал.       В день, когда было заявлено о полном Сонином выздоровлении, около одиннадцати вечера она зашла в мою скромную спальню, держа в руках подушку. Тогда она сказала: «Извините… мне… кошмар приснился. Когда я болела, с Вами я могла заснуть. И… можно я посплю с вами здоровой? Пожалуйста!». Я просто не мог отказать. Интересно, что же за кошмар приснился такой милой девочке?       На утро мне стало плохо. Очень плохо. Друг осмотрел меня и только что-то пробубнил про себя. Он выглядел так, словно сбылось что-то худшее, но неизбежное. Он выглядел смирённым, что необычно для него в такой ситуации.       Я с трудом выдавил из себя просьбу об аспирине и стакане воды. Их мне принесла Соня. Аспирин ей дал мой друг, который достал его явно не из того места, где я обычно его храню. Но это было для меня не важно. Он выглядел унылым. У Сони же тихонько капали слёзы. Но уныние моего друга было безысходным. А в слезах Сони читалась надежда, что я поправлюсь.       Но всё же… это оказался мой последний стакан воды.