Белая роза

Лучи солнца коснулись башен тёмного замка, построенного почти целиком из куска скалы, возвышающегося над равнинами. Местность была холмистая, пологие склоны украшали густые рощи лесов. Кое-где возвышались чёрные скалы, прорезавшие землю, словно зубы чудовища. Но таких больших, как та, в которой был прорублен замок, больше не было. Поздняя осень в Третьем королевстве — время тоскливое и серое; и без того мрачный, словно логово опасного зверя, коим и являлся замок, как родовая нора волков клана Серых, затянуло тяжёлым туманом и тучами. В просторных залах и коридорах гуляли ледяные сквозняки, треплющие пламя свечей и огня в каминах, а в одной из башен разворачивалась настоящая драма.       Несколько более старых волков пытались успокоить молодого, который явно прибывал в бешенстве, срываясь на беззащитной мебели, хотя страдали больше сами кулаки оборотня. Пламя в очаге ясно обрисовывало силуэт мускулистого тела, что металось по комнате, рыча от ярости и гнева: природа воистину наградила Дариана Арнтсена идеальным сложением. Он слыл лучшим наездником в пяти королевствах, блистал выдающимися знаниями в боевых искусствах и, к чести его, был любимым учеником Алвара Кегана, что уже давно отошёл от дел, но в своё время считался превосходным лучником и командовал армией при, ныне покойном, Фаолане Арнтсене.       Чёрные волосы чуть ниже лопаток, густые, слегка вьющиеся на концах, разметались по лицу с правильными чертами; может скулы слегка высоки и нос с горбинкой, но это только придавало грубости, некого звериного шарма его красоте. Правда, самой привлекательной чертой Дариана были золотые глаза, а взгляд всегда проницательный и предостерегающий.       Со смертью Фаолана, вожака волчьей стаи и короля, их владениям с богатыми лесами и плодородной землёй стали угрожать со всех сторон, и тут предложение о заключении брака от короля Солнечных эльфов. Выгода была очевидно ясна, причём для двух правителей, но молодой волк винил в случившемся несчастье эльфов, не пришедших в тот день с подмогой: клан Рыжих волков нанёс Серым тяжёлый ущерб, в битве погиб вожак. Его единственному сыну — Дариану — пришлось занять трон, невзирая на молодость. И теперь, едва отошедшему от траура, ему предлагают брак с представителем народа, который волк ненавидел лишь чуть меньше, чем Рыжих.       — Ваше Высочество, подумайте!       Стеклянный кувшин разбился вдребезги, встретившись со стеной.       — Ваше Высочество, Рыжие ни за что не упустят свой шанс напасть сейчас, отказаться от поддержки — немыслимо!       Резной стул с грохотом упал на мраморный пол, ему тоже не посчастливилось столкнуться с негодованием молодого правителя.       Однако, скрепя сердцем, идя на поводу у доводов рассудка, Дариан всё же дал согласие на брак, но лишь при условии, что вся церемония пройдёт в его замке. Он не горел желанием отправляться к эльфам, да и с будущим супругом любезничать особо не собирался; после празднества запрёт муженька в далёких башнях, да и дело с концом. Печать с гербом его королевства опустилась на алый сургуч, запечатывая ответное письмо, которое через неделю откроет уже правитель Второго королевства; откроет, вздохнёт печально и прикажет пригласить в тронный зал своего младшего сына.       Ниэллон Элладор — омега, да ещё и самый последний среди своих братьев. Он прекрасно понимал, что рано или поздно ему придётся связать с кем-то свою судьбу, но никогда не мог допустить мысли о том, что его супругом станет вожак Серых волков. Отец поставил его в известность о помолвке как перед фактом, словно заранее отрезав все пути к отступлению и попыткам уговорить родителя повременить. В политике не всегда имеет место любовь, юношу ещё с детства готовили к мысли о том, что своего будущего мужа он может даже увидеть только в день свадебной церемонии, но колени всё равно предательски задрожали. Смел ли он и слова сказать против? Молчаливо поклонившись и смиренно склонив голову, на ватных ногах Ниэллон покинул зал.       Эльф был наслышан о нравах оборотней, поэтому сейчас, измеряя шагами свою комнату и покусывая костяшки пальцев на руках, мог только думать о том, что ждёт его в будущем. Оправдаются ли слухи о волках и его муж будет жесток к нему? А если тот потом потребует много наследников, а у омеги даже первенца здорового с трудом получится выносить? Ниэллон не сомневался, что проблемы будут. Юноша был красив, строен и изящен. И как ни странно, совсем не подозревал о том, какое неотразимое воздействие производит на альф: все холостяки Второго королевства непременно были бы очень горды, если бы им оказал внимание такой очаровательный эльф. Красотой природа его не обделила, да вот крепким здоровьем младший Элладор никогда не отличался. Сможет ли он вовсе родить ребёнка? До этой поры этот вопрос всегда обходил его стороной: становиться папой в юные годы не совсем входило в планы Ниэллона.       Невероятно прекрасные и длинные волосы цвета раскалённой лавы падали на плечи густыми волнами. Растерянный, но всё ещё выразительный взгляд изумрудных глаз выискивал на постели шпильку с маленьким камешком аметиста, которую юноша бросил в спешке на пуховое одеяло, как только его пригласили к отцу. Искусав себе все пальцы, нужно было успокоиться и убрать волосы в причёску, иначе омега, не найдя себе занятия, оставит следы зубов и на тонких губах. Но шпилька так и осталась валяться возле подушки, а принцу пришлось обернуться на звук открывающейся двери.       — Брат, я только что узнал. Это правда? Ты уезжаешь?       Юноша, гораздо выше Ниэллона ростом, прошёл в комнату, быстрыми шагами преодолел расстояние между ними и почти мёртвой хваткой вцепился в хрупкие плечи. Лениво поглядывали своими оранжевыми зрачками тлеющие угольки в камине, огонь свечей канделябра, стоящего на столе из красного дерева, бликами отражался в голубых, испуганных глазах гостя.       — Нинглор, всё в порядке, — омега постарался улыбнуться и, протянув руку, осторожно коснулся ладонью тёплой щеки брата.       — Я ненавижу, когда ты так говоришь, — вздохом раздалось в ответ. — Потому что это не так.       Они были кровными братьями, но из общего у них был разве что цвет волос. Нинглор старше, выше, его черты лица более резкие, благородные. Голубые глаза, словно чистое и безоблачное небо, он унаследовал от отца, как и два других брата, когда Ниэллон больше всех был похож на мать. Под тканями белых одежд отчётливо просматривалась стройная, но подтянутая и крепкая фигура. Нинглор был примером для Ниэллона, младший всегда хотел быть на него похожим: даже величественная, неторопливая и лёгкая походка брата всегда восхищала его.       — Если отец решил, что это необходимо, то я поеду. Ничего страшного, Нинглор, я ведь буду приезжать к вам. Правда, я тоже буду очень скучать по тебе, — ранее мягкий голос омеги теперь звучал прерывисто и обеспокоенно, словно он хотел заплакать, но держался из последних сил.       Старший поверить не мог в то, что отец и правда решил выдать Ниэ замуж, вот и пришёл к брату убедиться лично. Даже он сам, будучи омегой, ни разу не слышал от короля намёков на свою свадебную церемонию. Да, он будет должен занять трон, как самый старший наследник, но именно он и должен был быстрее всех обвенчаться. А по итогу отец решил отправить самого младшего и, чего греха таить, самого уязвимого ребёнка. Никто при дворе не думал, что такой слабый малыш доживёт и до года, только родные не теряли надежды и верили в лучшее, были убеждены в том, что Ниэллон сможет вырваться из цепких лап болезней. Они оказались правы. Эльф хрупкий, нежный, но был внутри него стальной стержень, воля к жизни, позволившая окрепнуть немного, подрасти и выжить. Нинглор знал, что его брат силён духом, но переживал за его здоровье, ведь на тех землях так холодно.       — Ты ведь и сам знаешь, как сильно за нас беспокоится отец. Если бы был другой способ, то он непременно бы его нашёл. Да и кто, если не я? Ты должен занять престол здесь, когда придёт время, тебя ведь так любит наш народ. Вряд ли бы волки охотно согласились объединить королевства.       — Ниэллон, пожалуйста, пообещай, что ты будешь писать мне как можно чаще, — голубоглазый эльф пристально смотрел на своего брата, пока тот не улыбнулся внезапно.       — Ты всегда так пристально смотрел на меня, когда просил что-то пообещать.       — Ниэ!       — Обещаю.       Воцарилось молчание, Нинглор тоскливо пробежался взглядом по комнате. На мраморном камине стояло несколько музыкальных шкатулок, под белым ситцевым пологом, распахнутым на две стороны, стояла широкая кровать Ниэллона с тремя подушками на ней. Старший усмехнулся; третью подушку Ниэллон всегда обнимал во время сна. Рядом с кроватью, по стене, стоял столик с зеркалом, а неподалёку расположился сундук с массивным позолоченным замком. Пол устлан пушистым бежевым ковром, на котором Ниэллон и Нинглор с удовольствием лежали в детстве. Неужели теперь эта комната опустеет? Здесь останется так много воспоминаний, но уедет тот, кто делал атмосферу этой комнату уютной и привычной.       — Отец не сможет поехать, но тебе не стоит на него обижаться. Я думаю, что он сам очень расстроен. Я и братья приедем на церемонию, поэтому прощаться с тобой сейчас не стану.       — А я не люблю это.       — Что?       — Прощания. Ты не любишь, когда я говорю, что всё в порядке, а я не люблю прощания. Звучит так, будто мы расстаёмся навсегда. Нинглор… А если мы не полюбим друг друга? Что тогда? Мы даже не виделись, а я знаю всего лишь его имя, — раздался шелестящий голос.       — Я не знаю, Ниэ, — прозвучал тихий ответ. — Но… Этому альфе достанется просто изумительный супруг. И пусть только он попробует тебя обидеть. Клянусь, отец не остановит меня и я этими руками, самолично, выбью из него все нечистые помыслы!       Нинглор подошёл к Ниэллону, что недавно опустился на край постели, и положил ладонь на его голову. Мягко поглаживая рыжие пряди, любовно заправляя выбившиеся волосы обратно за длинные уши, старший склонился, почти невесомо коснувшись губами чужой макушки:       — Я люблю тебя, мой дорогой брат. И отец любит тебя. Мы будем молиться Майрону за твоё благополучие каждый день, — и, не в силах больше вынести осознание скорой разлуки, поспешно покинул комнату.       Ниэллон пробыл наедине со своими мыслями вплоть до самого вечера, пока слуги не начали суетиться, собирая вещи принца в сундуки. Ясно было, что в родной дворец он вернётся не скоро. Ближе к ночи изящная карета, запряжённая белыми лошадьми, тронулась.       Омега чувствовал себя разбитым — они не проехали и половину пути, а принц уже тосковал. Наверняка он бы проспал всю дорогу, но рядом находился Райан — слуга, наставник, а заодно и лучший друг принца, который прибывал с омегой почти с самого младенчества Ниэ. Видя, что молодой господин нервничает, альфа в возрасте успокаивающе что-то шептал, поглаживал изящные запястья принца, и мало-помалу юноша прекратил тревожно постукивать подушечками пальцев по собственным коленям. Мужчина отвлекал своего подопечного разговорами о светлом будущем молодожёнов, пытался убедить Ниэ в том, что всё несомненно будет хорошо, что у них с супругом будет множество очаровательных детишек, а принц пытался поверить в это.       Пару раз карета останавливалась, чтобы лошади могли утолить жажду, но самая долгая остановка ожидала их на самой границе Третьего королевства. Свадебная церемония должна была начаться сразу же, как только Ниэ ступит на чужие земли, поэтому делать всё приходилось спешно, чтобы не отстать от расписания. Предстать перед мужем немытым и непричёсанным, после пары дней в карете, было равносильно позору. Юноше пришлось собрать всю волю в кулак и ополоснуться в холодном озере, а Райан помог принцу вымыть волосы отваром шалфея и ромашки, ведь предусмотрительно захватил с собой небольшую бутыль. Теперь к естественному запаху омеги — слабому аромату роз и нотам спелой земляники — прибилось тёплое и приятное благоухание зелёных трав.       — Молодой господин? — голос Райана заставил озябшего Ниэллона, который вытирался шершавым полотенцем, растирая кожу до покраснения так, будто старался разогнать кровь и согреться, вздрогнуть и обернуться к мужчине. — Господин, время надеть ваш свадебный наряд.       Ниэллон едва не выронил полотенце из рук, даже стылый ветер сейчас будто притих, прекращая терзать оголённые и веснушчатые плечи. Наряд был великолепен — белоснежное длинное платье с высоким воротом, который обрамляли цветочные, вышитые золотом, узоры. Позолоченный пояс украшал камень блестящего изумруда, который мог бы переливаться всеми цветами радуги в лучах восходящего солнца, если бы не широкие кроны деревьев. Пышные рукава-фонарики переходили в блестящие наручи, которые плотно обхватят запястья и продемонстрируют тонкость рук омеги. Но что-то было не так.       — Райан, — нерешительно начал Ниэллон, не думая сводить взгляд с одеяния. — А где же… Где же ткань на плечах? Почему рукава — отдельная часть?       Ниэллон ещё раз осмотрел платье, будто думая, что ему показалось, потом перевёл взгляд на слуг, что держали одежду, но не увидел в их руках даже накидки. У Солнечных эльфов было не принято расхаживать с голыми плечами да коленями до замужества, а кольца на своём пальце юноша пока не видел.       — Господин, понимаете, дело в вашем супруге. Если бы вы выходили замуж за представителя расы эльфов, то несомненно плечи были бы покрыты. У волков традиционные свадебные наряды совсем иные, они не разделяют наши верования и убеждения. Ваш отец приказал пошить такое платье только из-за того, что свадебная церемония будет проходить на землях вашего будущего мужа. Не в обиду будет озвучено, но омеги подчиняются старшим мужьям — открытые плечи будут символизировать вашу готовность подчиниться и принять законы народа своего супруга, — мягко объяснил наставник.       Ниэллон очень хотел отказаться надевать это платье, но выбора у него никогда и не было. Пришлось принять помощь слуг и облачиться в свадебный наряд, который лёг по кукольной фигуре так, словно платье шили прямо на эльфе. Теперь в карете приходилось сидеть и не шевелиться, дабы случайно не помять белоснежный шёлк, но вот прикрыть ладонями оголённые участки кожи хотелось постоянно. Подчинение… Рыжеволосый знал, что у оборотней всё гораздо сложнее: если на землях Второго королевства омеги могли изучать то, что и альфы, и даже добровольно пополнять ряды Солнечной армии, если такое желание имелось, то у волков, без дозволения старшего супруга, и нос на улицу высунуть считалось неуважением к партнёру. Как быстро он привыкнет к новым устоям? Хорошо, что до Альвиса — столицы — оставалось совсем немного, иначе бы омега ещё пару часов после страдал от боли в спине.       Принц был так отвлечён мыслями о том, как сохранить первоначальный вид платья, что не заметил, как процессия остановилась возле мрачного замка. Райан спешно подхватил с мягкой бархатной подушки, что покоилась на сидении всё это время, золотую диадему с драгоценным камнем, точно таким же, что был на поясе юноши, по бокам которой была закреплена двухслойная вуаль. Мужчина помог принцу расположить украшение на волосах, перекинул один белоснежный слой на лицо Ниэллона и открыл дверь кареты. Омега, наконец осознавший, что они приехали, покидать экипаж совсем не торопился: он видел, как вышел Райан и протягивает ему руку, чтобы юноша не запнулся о подол, но помощь принял лишь помедлив. Пальцы эльфа холодные, влажные от волнения, его сердце билось так сильно, что грозилось проломить рёбра. Он мельком, словно какой-то воришка, осмотрелся, в надежде заметить знакомые фигуры братьев, но, кажется, все гости уже давно ожидали молодых на месте, так как Ниэ отчётливо рассмотрел карету с гербом своего Дома среди других: Четвёртое, Восьмое, Десятое. Как юноша и думал, на церемонию приехали только граничащие с Третьим королевства, кто успел бы преодолеть такой путь за неделю. Девятое, как и ожидалось, вновь отклонило предложение.       «Несчастный король Витарр… Он до сих пор носит траур, — с тоской подумалось Ниэллону, — я бы тоже не смог принять приглашение на празднества, случись такое с моим любимым… Он совсем никуда не выходит».       Дариан пристально следил за каретой и прибывшими своими янтарными глазами, но лицо его было мрачным. Он видел, как карету нерешительно покинула фигура в белых одеяниях, и нетрудно было догадаться, что это и есть его муженёк. Волка обучали традициям других народов, но в этот момент всё вылетело из головы. Он даже не задумался о том, что нужно поприветствовать жениха, принять его свиту и разместить их на отдых. К счастью, старейшины, видя замешательство вожака, устроили всё сами, а один из них даже подтолкнул короля в сторону юноши. Кажется, они были очень близки, раз пожилой волк проявил такую вольность.       Вожак сделал пару шагов навстречу к принцу, который в свою очередь учтиво поклонился альфе, и еле выдавил сквозь зубы:       — Рад Вашему прибытию. Надеюсь, Вы в силах пройти церемонию? — и замолчал. Он и сам догадывался, что что-то сказал не так.       Традиционная вуаль была настолько прозрачной, что даже не скрыла от Дариана румянец волнения на щеках юноши и его большие, явно испуганные, глаза. Принц кивнул, но не сказал и слова.       «Неужели немой?»       Но какое ему дело? Он явно не собирался говорить с этим омегой больше положенного. Боковым зрением заприметив, что жрецы прошли к алтарю, ожидая молодожёнов, Дариан, скривив лицо в гримасе улыбки, подал руку своему жениху. Словно из тончайшего и чистого фарфора, ладонь юноши легла поверх руки волка. Она казалась совсем хрупкой и маленькой, в сравнении с мозолистой и грубой рукой воина, да и сам Ниэ ростом едва ли доставал своему супругу до ключиц.       «Глаза слепит его шевелюра. И что я там должен делать по обычаю?» — все уроки вылетели у альфы из головы. Лишь неприязнь к ни в чём не виновному принцу заполнила собой всё нутро волка.       Ниэллон же осторожно смотрел на вожака, но не видел на чужом лице ничего, кроме отвращения. Может ему просто кажется? Принц так переволновался, что вполне мог выдумать себе то, чего не стоило. Ещё и Райан покинул их, оставив омегу без поддержки, чтобы передать старейшинам серебряный кинжал и просветить их в суть столь странного обычая, ведь церемония должна была совместить и традиции Серых волков, и Солнечных эльфов. Когда Дариан срежет часть рыжих волос этим кинжалом, то это будет знаком того, что у эльфа начинается новая жизнь.       Мужчина определённо выглядел пугающе, но что-то внутри молодого принца при виде этого статного волка трепетало. Омега чувствовал можжевельник, едва уловимые ноты вишни и, кажется, приятный аромат ананаса. Хвойно-древесный запах смешивался с сахаристым и сладким, и это была самая упоительная палитра, которую юноше доводилось чувствовать. Она щекотала обоняние, приводила в смятение и вызывала трепет во всём теле. Запах подавлял, а омеге уже не очень хотелось бежать от своего покровителя. Может ему просто показалось, что мужчина ненавидит его? Может, если они поговорят, то смогут понять друг друга?       Так как свадебной церемонии было не избежать, то пусть Боги подарят им счастье в браке и помогут полюбить. С такими мыслями Ниэллон и ускорил шаг, пока белоснежное платье шёлковой волной обнимало его ноги, чтобы поспевать за Дарианом, который направился к шатру, что раскинули возле замка специально для проведения обрядов. Они остановились возле алтаря, где их уже ждали церемониальные кубки и кольца. Всем этим они покажут, что их брак скреплён и перед народами, и перед небесами.       Среди гостей, ожидающих начала, омега заметил три знакомые фигуры. Его братья! Как же он был рад видеть их прямо сейчас, но обернуться хоть на мгновенье не позволил этикет. Старейшины протянули кинжал, альфа осторожно взял его, сжимая рукоятку в ладони. Ненависть на миг проснулась и застлала глаза пеленой, рука дёрнулась, но мужчина овладел собой и второй рукой протянул кубок с церемониальным питьём своему мужу. Взяв свой, под слова древних клятв они отпили по глотку, а затем, перехватив поудобнее кинжал, Дариан отрезал добрую часть огненных волос. Пряди упали под ноги омеги, а до волка донёсся тихий вздох; кажется, принцу было очень жаль расставаться с такой роскошной шевелюрой, ведь теперь его волосы едва прикрывали лопатки.       Мужчина положил кинжал на алтарь, а затем союз был скреплён кольцами. Дариан ничего не соображал и не видел вокруг себя. Он желал только поскорее провести все обряды и торопился, забывая все обычаи, но Ниэллон же внимал словам старейшин, запоминал все наставления и попутно шептал губами молитвы.       Тонкая вуаль была откинута с лица юноши, но мужчина даже не поспешил рассмотреть своего мужа. Он едва коснулся губ эльфа в поцелуе и возрадовался тому, что все обычаи были соблюдены и они свободны. Теперь пара должна была покинуть шатёр и с гостями пройти в зал приёмов, чтобы присоединиться к фуршету и танцам, но у Дариана были свои планы. Протолкавшись через толпу поздравлявших, уводя омегу за руку, скоро они остались одни в тёмных коридорах замка, пока старейшины повели гостей в зал для торжеств. Ниэллон не успевал за мужчиной, испугался такого рвения, а ещё был очень расстроен тем, что ему не дали возможности хоть немного поговорить с братьями. Когда они вернутся в зал к ним? Куда ведёт его Дариан? И только юноша хотел задать этот вопрос, как альфа остановился возле больших дубовых дверей.       Пройдя в свои покои, оборотень просто толкнул супруга на постель, заставляя упасть на мягкое ложе, и отошёл к узкому окну, едва пропускающему последние лучи закатного солнца. Скоро он повернулся, глядя исподлобья на омегу:       — Ты ведь понимаешь, что наш брак по расчёту? Никакой романтики и любви я тебе не обещаю. Нужно поставить на тебе метку, а это сделать можно лишь в постели. Так что раздевайся. Чем быстрее начнём, тем быстрее закончим, и ты меня долго не увидишь.       Ниэллон даже не успел подняться на постели, как так и замер. Сначала он думал, что ему послышалось, а после по спине пробежал липкий холод ужаса. Его супруг был слишком груб и бесцеремонен, а это совсем не вписывалось в идеальные представления омеги о браке. Он понимал, что любви между ними может и не быть, но не мог поверить в то, что муж не хочет сначала поговорить с ним, узнать немного ближе. Омега даже и не готовился морально, так как думал, что брачную ночь они перенесут до лучших времён.       Альфа начал расстёгивать рубашку, пояс, освобождаясь от одежды. Он подошёл, присел на край кровати и подвинулся к мужу. Что мальчик не тронут — волк не сомневался. У эльфов не принято гулять до свадьбы, в отличии от волков. Неспешно он коснулся рыжих волос Ниэллона, которые, казалось, могли обжечь при прикосновении; подрезанные пряди всё равно были длинные, а ещё мужчина отметил, что на редкость мягкие. Губы волка слегка тронула улыбка.       — Что ж, скажи хоть слово. Ты ведь не немой, верно?       Но омега просто не мог. Наверное, всё сложилось бы иначе, не скажи волк того, что сказал, но неожиданно зеленоглазому стало невообразимо страшно. Настолько, что хотелось стать совсем маленьким, забиться в самый дальний угол и больше не высовываться. Тем самым словом оказалось короткое:       — Не нужно, — и движение в противоположном направлении, чтобы скрыться от прикосновений.       Эльф был слишком уставшим и напуганным, чтобы предельно расслабиться. Он не маленький ребёнок и прекрасно знал, что будет больно, если он будет бояться своего альфу, а сейчас он Дариана именно страшился. Если бы вожак был с ним немного мягче, а вместо таких грубых слов начал с осторожных прикосновений к рукам или коленям, принц определённо бы разомлел и позволил супругу овладеть собой, но сейчас всё шло иначе. А Дариан не стал даже думать о том, что юноша просто боится или могут быть другие причины, тут же сделав вывод о том, что он ему просто противен. Улыбка быстро сошла с лица, осталось лишь недовольство тем, что придётся взять; традиция обязывала вечером показать гостям мужа с меткой на шее. Раздевшись и поджимая губы в недовольстве от того, что придётся сделать, Дариан взял со столика у кровати кувшинчик ароматного масла и придвинулся ближе к омеге.       — Расслабься и не сопротивляйся. Я всё сам сделаю, раз ты не умеешь. Будешь трепыхаться — сделаю больно, — предупредил он.       Волку нравился запах омеги, что отдалённо напоминал дикие розы. И мужчина даже думал о том, что, сложись всё по-другому, он может и полюбил бы этого «рыжика». Уже и кличку ему придумал. Опрокинув омегу на мягкие подушки, Дариан принялся задирать тому одежду и раздвигать ноги пошире, держа кувшинчик наготове.       — Нет! Нет! — тут же затрепыхался юноша, задыхаясь от страха и стыда, стараясь одёрнуть тунику обратно. — Я не готов! Прошу, позже! — взмолился эльф, стараясь снова свести ноги.       Первый раз в жизни ему стало так страшно. Он испуганно смотрел на мужчину, поджимая дрожащие губы, грудь слишком часто поднималась и опускалась от сбитого дыхания, диадема слетела с волос ещё при первом приземлении эльфа на постель, а на щеках уже блестели влажные дорожки. Мужчина остановился, но прижал парня к постели покрепче. Злобно сверкнули золотые глаза в сумраке комнаты.       — И сегодня опозоришь меня перед всеми? Волк не смог совладать с младшим мужем. Стыда не оберёшься! — голос его тихий, но явно дышал злобой, а терпение кончалось.       Ну за что ему возиться с этим… Волк даже слово подобрать не мог. Да и что это были за родители, раз ничему не научили омегу?       — Я… Я понимаю… Просто… Дайте мне время! Пожалуйста! — раз это должно произойти сегодня, Ниэллон молил дать ему хоть полчаса на то, чтобы успокоиться и привести себя в порядок.       Зарычав, оборотень опрокинул Ниэллона на живот, откинув белоснежный подол едва ли не на голову юноши, оголил нижнюю часть тела, стянув с дрожащих белых бёдер исподнее, и, придавив чужую поясницу локтем, налил масла в щель между ягодицами. Не обращая внимания на вопли и слёзы мальчишки, сперва одним, а затем двумя пальцами, он принялся разминать тугой вход.       Эльф дёргался, всё ещё умолял мужчину отпустить его, надеясь, что тот над ним сжалится, продолжая безутешно плакать и вырываться, и от отчаяния даже постарался пнуть волка ногой. Альфа думал только о том, как будет выглядеть в глазах стаи, и совсем не хотел внимать просьбам молодого супруга. Сжав зубы, он продолжал это насилие над омегой; резко перевернув его и ложась сверху, мужчина схватил его руки, сжимая тонкие запястья в ладони, придавил их к постели, закинув за голову принца. Не давая свести ноги, нащупал вход и надавил, резко входя и не давая юноше даже привыкнуть.       По комнате пронёсся мучительный крик. Разрывающая боль пронзила омегу изнутри, словно бешеное пламя. Он стал вырываться, громко вскрикивая и заливаясь слезами. Страх окутывал с головой, заставляя ощущать все болезненные прикосновения и только сильнее сжиматься. Юноша задыхался, давясь слезами, едва ли не терял рассудок от боли, а белая ткань под эльфом окрашивалась в алый. Ниэллон дёргался всё реже и уже почти не кричал; только из-под опущенных век продолжали течь слёзы, густые ресницы слиплись от влаги, а грудь едва вздымалась. Дариан обратил внимание на эльфа, лишь когда тот притих совсем. Он быстро склонился над ним, чтобы уловить слабое дыхание. Что же, с меткой придётся подождать. Не хватало ещё, чтобы принц умер прямо здесь.       Вожак отстранился, накинул на юношу край одеяла и поднялся. Злость и неудовлетворённость пришлось выместить на табурете, который альфа швырнул в камин. Он метался по комнате зверем, пока не пришли слуги и не унесли эльфа в небольшую купальню по соседству, чтобы обмыть от крови, приготовить ко сну, а после позвать лекаря. Ведь ничем хорошим это для омеги закончиться не могло.       Дариан ушёл в другую спальню, наскоро ополоснулся и, стараясь избежать старейшин, послал слуг вниз передать, что вожак утомлён и спит с супругом. Чувствуя себя гадко, волк не находил покоя. За что всё это? Почему отец оставил его так рано? Зачем старейшины заставили согласиться на этот брак? И то, что он сделал сейчас… Хотелось выть и свернуть кому-нибудь шею.       Успокоившись и убедившись, что слуги подлечили его мужа и уложили спать, мужчина оставил на краю постели шкатулку с украшениями — свадебный подарок. Стараясь не смотреть на измученного и бледного Ниэллона, волк принял истинный облик и разлёгся на шкуре у камина. Шум пьянки внизу нарастал и рычанием волк приказал страже потихоньку отправлять гостей, а сам прислушивался к прерывистому и тяжёлому дыханию своего молодого мужа.       Гадкое чувство разъедало душу Дариана. Видя в эльфах лишь врагов, не способных ни на что хорошее, он всё же боялся за мужа: его болезни или смерть ни к чему хорошему для королевства не приведут. Мужчина твёрдо решил перевести Ниэллона в южную башню и никогда больше к нему не ходить, ведь для удовлетворения можно завести и наложника. О том, как воспримет эту новость омега, Дариан не думал; после того, что произошло, принц Солнечных скорее и не подпустит к себе мужчину более. Тут же распорядившись об этом, волк постарался забыться тревожным сном, а к утру совсем не выспался. Пришлось заняться делами королевства, умалчивая о брачной ночи и сыпля отговорками на вопросы, почему младший супруг не сопровождает вожака.       Ниэллон проснулся лишь тогда, когда лучи тёплого солнца прокрались в комнату, оставляя свои прикосновения на бледной коже принца, словно стараясь утешить разбитого омегу. Каждое движение давалось с болью; с трудом, но эльф приподнялся на постели, кинул мимолётный взгляд на шкатулку, которая грозилась в скором времени упасть с края, и заплакал. Больше надежд на то, что их совместная жизнь может оказаться не такой уж и плохой, не было. Неужели этой шкатулкой мужчина понадеялся откупиться от того греха, что совершил? Ниэллон даже открыть подарок не подумал: окончательно спихнув шкатулку на пол ногой, под звук сыплющихся драгоценных камней, подтянул колени к груди и уткнулся в них лбом. Было страшно, унизительно и обидно. Эльф не понимал, за что так обошёлся с ним старший муж, а от этого становилось только больнее. Неужели теперь таким будет каждый его день? Неужели теперь ему придётся специально прятаться от супруга, чтобы не попадаться ему на глаза лишний раз? Неужели их близость всегда будет сопровождаться болью и кровью?       — О, Великий Киаран… Что же мне теперь делать? Пожалуйста, мне так нужна помощь. Как же мне простить его, если теперь я и вздохнуть рядом буду страшиться? — понимая, что слезами уже ничего не решить и не повернуть время вспять, юноша медленно вставал с постели, хмуря тонкие брови и прикусывая нижнюю губу всякий раз, когда поясницу простреливало болью.       Сейчас действия принца вполне можно было назвать подвигом, ведь даже устоять на ногах ему было трудно. Пришлось придерживаться ладонями о стену, чтобы сделать пару шагов по направлению к окну: хотелось вдохнуть прохладный ветерок, ненадолго забыться и высушить влажные дорожки слёз на щеках. Однако, покой омеги потревожил Дариан, возвращающийся в спальню за забытыми бумагами. Так и не дойдя до окна, Ниэллон остановился, боязливо обернувшись в сторону скрипучей двери, и, едва столкнувшись с золотыми глазами, поспешно потупил взор, стараясь унять бешеное сердцебиение. В голове эльфа на миг даже промелькнула мысль о том, что мужчина может разозлиться, увидев брошенную на пол шкатулку, поэтому омега собрал все свои силы, чтобы, в случае чего, попытаться убежать из комнаты. Да только будет ли в этом смысл? Они связаны перед Богами, как может Ниэллон скрыться от своего законного супруга?       Дариан молчал. Он не находил слов, видя жалкое состояние омеги, до которого сам же и довёл. Видел, как загнанно дышит юноша, словно кролик перед удавом, который ожидает нападения в любой момент. Нахмурившись, мужчина подозвал слуг, приказывая отвести Ниэллона в подготовленную башню и искренне надеясь, что принц не понимает волчий. Ему не хотелось оправдываться перед ним, но, провожая Ниэллона взглядом, Арнтсен искренне сожалел, что так случилось.       По винтовой лестнице Ниэллона увели в просторную комнату, почти копию той спальни, лишь с тем отличием, что вдоль одной стены шёл балкон с высоким парапетом, закрытый решёткой со всех сторон. В покоях была огромная кровать с балдахином, две пары кресел, кушетка, столик, стулья, зеркало в полный рост и большой резной шкаф из красного дерева для одежды. Камин, в котором постоянно поддерживали огонь, расположился по противоположную сторону от балкона. Слуги расставляли приятные мелочи в виде гребней и ваз, но от вида их становилось только тоскливее: они словно пытались создать уют в золотой клетке, откуда выбраться было невозможно. Сославшись на плохое самочувствие, Ниэллон вежливо попросил оставить его одного, и, как только слуги покинули комнату, упал на постель.       Он не спорил и молчал, пока его вели неизвестно куда, ведь самовольничать в чужом замке юноша бы не решился, хотя бы ради того, чтобы не позорить отца, а когда оказался здесь, то внезапно пришло осознание: супруг просто избавился от него, не желая нести ответственность за содеянное. Невесело усмехнувшись, принц прикрыл глаза. Что ждёт его дальше? Будет ли навещать его старший муж или оставит в полном одиночестве? Решится ли Дариан однажды попросить прощения у омеги? Ниэллон не знал. Если честно, то и не хотел знать ответы на эти вопросы прямо сейчас: он просто морально устал от переживаний и собственных мрачных мыслей. Эльф даже подумал, что в произошедшем виноват отчасти сам: если бы он собрался гораздо быстрее и перестал лить горькие слёзы, отделался бы меньшим количеством травм.       Покончив с делами королевства, Дариан предпочёл остаться наедине с Финнром — самым близким старейшиной. Молодой альфа всегда предпочитал компанию друзей отца, а не своих ровесников. Итак, оставшись вдвоём со старым волком, молодой вожак первым делом спросил, что делать с Ниэллоном.       — А что с ним делать? — изумлённо уточнил Финнр, усаживаясь напротив альфы.       — Я его невольно изнасиловал…       — Ты — что? — перебил старейшина, тут же замолкая, а Дариан скривил лицо в гримасе боли.       — Он просил остановиться, но моё упрямство и неприязнь к нему заставили не слышать его криков. Как теперь загладить вину? Тот его слуга ещё не уехал? Хочу, чтобы они вместе жили в башне, чтобы у него был кто-то родной рядом, — альфа был явно расстроен и рассержен.       — Он и свита принца готовятся к пути домой, но я оповещу его, — старейшина покачал головой с неодобрением. — Ты ведь представляешь, какие слухи пойдут, мой король? Молодой омега живёт с другим, вполне созревшим мужчиной. Плохо.       — Да пусть говорят, что хотят. А я заведу себе наложника. Муж и не подпустит меня после того, что я с ним сделал. Я не совсем кретин, чтобы понять, что испортил наши отношения вконец.       Финнр многозначительно молчал, поглаживая вожака по плечу. Ему, как самому близкому, была позволена такая вольность: он знал Дариана с пелёнок, даже нянчился с ним. Арнтсен же хмурился и сверкал глазами. А ведь им с эльфом ещё наследников придётся делать. От этой мысли сводило скулы и кое-что другое, пониже пояса. Отбросив мысли о том, что эту пытку придётся однажды повторить, мужчина задумался, как бы деликатнее пригласить того альфу — имя Дариан благополучно забыл — жить с Ниэллоном. А там пусть что хотят делают, волка это не касается. Распорядившись об этом Финнру, задумчивый вожак в истинном облике отправился к озеру позади замка, разлившемуся на живописной равнине меж скал и лесов.       На берегу волк сменил обличье и обнажённый вошёл в прохладную воду. Мужчина поплыл на середину озера, распугивая косяки мелкой рыбы, но на сердце всё равно было тяжело, даже вода не успокаивала. Он и сам не совсем понимал, как его неприязнь смогла обрушиться на принца Солнечных такой колоссальной волной. Омега, скорее всего, даже не в курсе смуты и проблем их королевств: младших, как правило, особо не просвещали ни в какие важные дела. Неожиданно Дариан решил, во что бы то ни стало, попросить прощения у мужа, просить дать ему ещё один шанс. Волк хотел доказать, что не совсем жесток и делает попытку понять чувства своего молодого супруга, наладить отношения между ними. Пришлось спешно покинуть воду, чтобы волком бежать в замок, вновь сменить облик в коридорах, где слуги тут же надели на вожака бархатный халат и меховой плащ, и направиться в башню к омеге, по пути призывая Райана — наконец вспомнил его имя — и слуг.       Но Ниэллону без метки старшего мужа лучше было нигде не показываться: будут косо смотреть, а то и изнасилуют. Волки по сути зверями были, такими и остались, невзирая на столетия культуры и воспитания.       Альфа ворвался в комнату омеги, но нерешительно остановился в дверях, даже не зная, с чего начать разговор и как просить прощения. Ниэллон, сидевший возле камина, моментально обернулся. Завидев мужчину, юноша медленно поднялся с места и, не смея отводить взгляда от альфы, принялся отступать в угол, думая, что Дариан пришёл для того, чтобы вновь принудить его к постели. Тихо заскулив, омега выставил руки вперёд, словно стараясь защититься:       — Не надо… Я сам! Сам отдамся! Только не сейчас! — Ниэллон вжался в стену. — Мне так больно! Потом раны… Потом раны будут затягиваться дольше!       Альфа опешил. Он отступил к двери, оглядываясь и словно желая сбежать от плачущего мужа. Удивление сменилось раздражением, затем какой-то усталостью и тоской. Пытаясь не испугать ещё больше, волк уселся в кресло, подальше от угла, в который забился омега, и просто молчал. Вскоре в комнату поднялись и слуги, и наставник эльфа. Тогда оборотень сказал:       — Я больше и пальцем не трону тебя. Успокойся. Твой наставник будет жить с тобой. Я придумал, как можно сделать так, чтобы мой запах оставался на тебе, Ниэллон, не делая того, чего ты так не хочешь.       Мужчина взял ту самую шкатулку с украшениями, что принесли слуги, открывая её и выискивая то, что нужно, краем глаза наблюдая за омегой, который примерно успокоился, осторожно опускаясь на постель и лишь тихонько всхлипывая, изредка кидая на Райана виновато-жалобные взгляды. Найдя медальон, волк маленьким кинжалом отрезал прядь своих волос, порезал палец, смочил волосы в крови и затолкал в украшение. Защёлкнув его, альфа сунул его слугам под нос, а те, в свою очередь, принюхались и одобрительно закивали. Никто не отличит от запаха метки, а что её не видно — так можно сказать, что на спине мужу поставил.       Дариан отдал медальон Райану:       — Вот, пусть Ниэллон носит его не снимая. Можете ходить где вздумается, но старайтесь далеко не уходить и не поодиночке, — взглянув ещё раз с сожалением на мужа, волк чёрной тенью выскользнул из покоев, оставляя эльфов наедине.       Так и не сумев поговорить с омегой, Дариан бесился. Привыкнув получать то, что хочет, да ещё и отдаваемое с охотой, волк не понимал, чем был так противен супругу в первую ночь. В голову закралась мысль, что у него другой любимый был, с которым пришлось расстаться из-за свадьбы с волком; отбросив эти мысли, альфа занялся проблемами на границах — дела заглушили абсолютно все. Несколько недель король даже не видел Ниэллона, опасаясь ходить к нему в башню.       Весна была в разгаре. Лес расцвёл, позеленел, стало жарко и даже в замке потеплело. Ниэллон приободрился и уже совсем не был похож на ходячий труп. Произошедший инцидент омега не забыл, но и не думал о нём постоянно; раны зажили, а время с Райаном пошло ему на пользу. Наставник рассказывал омеге интересные истории, пел песни на эльфийском, совсем как в детстве, заботливо причёсывал юношу по утрам и периодично шутил. Ночами молодой эльф разглядывал медальон, совсем незаметно принюхиваясь, и очерчивал контуры золотого украшения. Так и проходило время.       Как-то Ниэллон проснулся, едва взошло солнце, и, не желая тревожить Райана, поднялся и тихо покинул покои, направляясь на улицу, где больше всего любил проводить время, наслаждаясь шумом листвы деревьев и красотой местных растений. Он любил прогулки в одиночестве, когда можно было полностью предаться своим мечтам и мыслям, поэтому, осторожно усаживаясь в позу лотоса под дерево рябины, прикрыл глаза и вдохнул горьковатый, но ненавязчивый аромат цветков полной грудью.       «Нужно написать письмо отцу, он наверняка волнуется. Хотя… Что я ему скажу? Отец, прости, что у тебя такой непутёвый сын? Даже на ложе по просьбе супруга не смог опуститься, — принц горько усмехнулся, — И здесь я оплошал. Даже как омега — ни на что не годен».       Дариан ещё спал у себя, но замок просыпался. К слову, он был огромен по площади; королевская семья занимала лишь крохотную часть его, раскинувшегося скалой на все стороны света. В замке проживало около двух тысяч волков вместе с семьями, но сейчас оставалось лишь около четырёхсот: остальные были отправлены на укрепление границ. Были там и откровенные негодяи. Трое таких, случайно заметив эльфа одного, без сопровождения, переглянулись и тихо подошли к нему, начиная задирать и обижать, лапать всё, что нельзя. Совсем обнаглели, хотя только что освободились от прежнего наказания. Волки хотели, чтобы их «добыча» плакала и кричала, развлекаясь из своей жестокости, они даже не опасались того, что молодой омега на них нажалуется. Если изначально Элладор доблестно перетерпел пару ласковых в свой адрес, на чужие прикосновения отозвался более вспыльчиво. — Что Вы себе позволяете? Вы не имеете права меня трогать, я — супруг Вашего вожака! — юноша хотел поспешно встать и уйти прочь, не хватало ещё, чтобы на теле остались синяки от чужих тычков, но один из волков резко потянул омегу за волосы, повалив на землю.       Ниэллон даже не успел предпринять попытки защититься, потрясённый таким неуважением. На землях его родного королевства за подобное наглецу бы и руку могли отрубить, ведь чем это не покушение на жизнь и здоровье члена правящей династии? — Ой, правда? Как страшно, маленький эльфёнок! — Да наш вожак выбросит тебя куда подальше, как только наиграется, ты ему не супруг, а игрушка на пару ночей. Он тебя даже нигде не сопровождает!       Чуткий слух Дариана уловил слабый вскрик Ниэллона. Мужчина тут же вскочил с постели, узнав голос своего мужа, и, наскоро одевшись, хоть и не совсем понимая ситуации, словно по велению чутья, выбежал из замка, будто так и было нужно, следуя по звуку и направляясь к развлекающимся волкам. Тремя ударами отправив тех в долгую отключку, Дариан подал руку омеге, помогая встать:       — Они тебя не тронули? Прости за это, но я ведь предупреждал, чтобы ты один не ходил! Здесь не любят таких, как ты, — внезапно ему захотелось обнять, поцеловать, утешить мужа. Но он сдержался и просто держал Ниэллона за руку.       — Всё в порядке, — тихо ответил юноша, ещё не отошедший от шока, поправляя свободной рукой тунику и выбившиеся пряди волос, в которых где-то застряли пара травинок и листья.       Было больше обидно, чем больно.       Принц перевёл взгляд на альфу и уже хотел было убрать свою руку, но тот неожиданно продолжил:       — Это моя вина, что с тобой так поступили. Не бойся, я обещал, что не трону, а значит сдержу своё слово, — волк осторожно приподнял лицо эльфа за подбородок, стараясь не напугать, не навредить, и заглядывая принцу в глаза. — За то, что тогда случилось… Знай, я ошибся и очень сожалею.       Сердце Ниэллона болезненно и беспокойно сжалось. Дариан раскаивается? Неужели, действительно, сожалеет?       Мужчине было не по себе. Осторожно отпустив подбородок смущённого, задумавшегося о чём-то своём, эльфа, волк за руку повёл того прочь от замка и этих наглецов, запоминая их запах для начала, чтобы потом наказать. Нужно бы всем более ясно обозначить статус Ниэллона здесь, а то не за горами и ещё одно такое происшествие. Как Дариан и сказал, в этом был виноват только он: если бы мужчина не избегал омегу, будто не желая его видеть, если бы не отправил в другую башню с наставником — ни у кого бы и мысли не возникло о том, что вожак хочет избавиться от уз брака в скором времени.       Ниэллон следовал за альфой молча. Он всё ещё боялся его, ожидая некого подвоха, но не кричал и не вырывался. Тем более, Дариан только что спас его от издевательств, а ведь мог и не прийти на помощь, если бы эльф был ему безразличен; младший Элладор, случись что и хуже простых оскорблений, ни за что бы не пошёл плакаться вожаку, и тем более — отцу. Поэтому он искренне надеялся на то, что Дариан поступил так только из благих побуждений. Омега хотел верить в то, что время предаст забвению ужасную ночь, а супруг будет к нему более терпим. Солнечный эльф, как и большинство своих сородичей, не хотел даже думать о возможном разводе; ужасный грех — нарушить клятву, свидетелями которой были Боги. Вдруг для них ещё не всё потеряно?       Дариан поглядывал краем глаза на эльфа, слегка сжимая его ладонь в своей и поражаясь, до чего же длинные и тонкие у омеги пальцы: он не придавал этому значения в день их свадебной церемонии.       Волк привёл принца на закрытую со всех сторон непроходимым кустарником поляну. Искрясь и переливаясь под весенним солнцем, там бежал небольшой ручеёк, который можно было бы спокойно перешагнуть, тёплый ветер принёс в сторону омеги свежий и сладкий аромат сотни цветов, заставляя младшего изумлённо охнуть да так и остановиться. Казалось, в этом месте даже небо светлее; белые облака лениво растянулись по синему полотну, и, впервые за это время, эльфийский принц ощутил на сердце покой. Хотелось улыбаться, подставить лицо под тёплые лучи, прислушаться к игривому щебетанию местных пташек и залиться громким смехом в унисон. Дариан смотрел на улыбающегося омегу, который разглядывал облака уж слишком увлечённо, и невольно поймал себя на мысли о том, что считает этого юношу прекрасным. Взор вожака не всегда могли порадовать даже опытные в любовных делах наложники, некоторых не красили даже сверкающие золотом украшения — Ниэллон же был красив, когда просто улыбался.       Дариан заставил себя отпустить чужую ладонь, склонился и сорвал небольшой бутон белой розы с ближайшего куста, оставив в нём стебель. Под недоумённый взгляд младшего, волк осторожно устроил цветок за длинным ушком рыжеволосого:       — Теперь это твоё место. Сюда никто не осмелится прийти, я давным-давно наложил запрет, — и, думая о том, что его общество всё ещё может быть крайне неприятно омеге, поспешил его покинуть.