Too bad, but it's too sweet

Вот уже два года как они не виделись. Чонгук уехал в Канаду к родственникам и остался там, а Хосок продолжил жить в Южной Корее и после распада группы. В конце концов, они просто не поладили и разошлись. Разъехались по разным уголкам мира и занялись обеспечением личной жизни. Только вот чувства ведь не могли уехать, так ведь? Конечно нет, и кто, как не Хосок, понимал это? Правильно, никто. Потому что почти все уехали с невестками или девушками, а парень остался один. Один, потонувший в депрессии и любви к своему другу. Он уже по горло завяз в недоверии и ощущении предательства, которого быть не должно — если брюнет не любит его, значит ли это, что он предал Чона? Определенно нет. Хосок так и не признался, Гук так и не узнал об этом. И чего ожидать? А в Канаде довольно неплохо, да. Возможно, Джей-хоуп и махнул бы туда, если бы не куча работы здесь. Но… Работа может подождать ради любви? Нет, не может. Этими противоречиями Чон тоже уже наелся. В конце концов, он мог бы взять отпуск и съездить к другу, по которому больше всех соскучился. А где он искать-то друга своего будет, интересно. Надо хотя бы написать ему, что ли. Пока Гук в своей Канаде не разучился корейскому языку. Хосок начал было набирать его, но тут же все стёр. Бред, абсолютно. Брюнет вздохнул и прикрыл уставшие от компьютера глаза, снимая очки. Его зрение ухудшилось в последнее время, и поэтому при работе с компьютером они были просто необходимы. Может, в Фейсбуке ему написать? Да Чону бы не уснуть, пока он набирает сообщение и подбирает слова… Весь его отдых прервал стук в дверь. Нехилый, причем. Тот же… — Чонгук? Хосок молнией прорвался к двери и посмотрел в глазок, постояв в ступоре. Может, розыгрыш? Парень открыл дверь и понял, что нет. Перед ним действительно стоял его друг, не прибавил ни одного килограмма и нигде не повредился. Чонгук как Чонгук. И вроде как ничего необычного. Только… — Чонгук, что с твоим… Лицом? Кареглазый был немного усталый, но это было не так важно. На лице красовалась нехилая рана вокруг глаза. Точнее, это было похоже на ожог. Сильный, очень сильный. Хосок хотел было чуть пощупать, но брюнет мягко вздохнул и убрал руку. — Лучше не трогай. Мне очень больно. Гук отрезал это как-то не особо резко и остро, как обычно. Может, правда устал? Может быть, ему и объятий не хватало, потому что он сделал шаг вперёд, переступив порог, и обнял Чона, уткнувшись носом ему в шею. Вишня. Как в тот раз, когда он с ним прощался. — Хосок, я приехал… Потому что соскучился, и… — дальше он сильно замялся, продолжая прерывисто сопеть в шею друга и потихоньку запускать пальцы в его как всегда мягкие волосы. — Что случилось? — осторожно спросил Хосок, поглаживая по голове явно дрожащего парня. От страха или от холода, но тот дрожал так, что Джей-хоуп покрылся мурашками от вибрации. — Может чая? Ты мне все расскажешь. Гук в ответ только слабо кивнул, нехотя отпуская Чона и давая ему пройти на кухню, а затем сам прошел за ним. Он отлично знал эту квартиру — бывшая группа частенько засиживалась у него, особенно Чонгук. Брюнет мог просидеть тут до трёх ночи, а потом и уснуть на кухне в ожидании, когда Хосок вернётся из душа. Да, душ в такое время. Гук присел на стул, не сводя глаз от стоящего к нему спиной друга, который заваривал чай, и начал, наконец, разговор, подавляя дрожь в голосе. — Чон, в общем… Я приехал к тебе, потому что мне есть, что тебе сказать. Я терпел это все около трёх лет, а потом ещё год еле стерпел, чтобы не признаться. Он сглотнул. Боится? О, определенно он боится сказать то, о чем Хосок может подумать неправильно. Посмеяться и выпереть из дома. А куда парень пойдет? Он выбился сюда, еле выжив после сильного пожара в доме, от которого как раз и ожог. Сгорело в ту ночь абсолютно все, абсолютно. И идти ему, собственно, некуда. — И… Что же ты хотел сказать? — неуверенно спросил брюнет, наливая зелёный в большую черную кружку, которая, как правило, всегда лежала помытая для него. Даже когда кружек на компанию не хватало, он не позволял себе брать именно кружку Чонгука. Не мог. — Это что-то важное, раз ты четыре года хранил это и рванул когда мне, бросив все? Гук усмехнулся, уже вдыхая аромат трав, и встал, сделав шаг до Хосока и обняв его со спины. От этого второй чуть не выронил все из рук и покрылся мурашками, ощущая холод, так и лезущий под кожу. Чонгук волновался, его руки были холодные лишь при волнении или опасливости чего-либо. Или сейчас было все вместе. — Хосок… — шепотом начал парень, положив голову ему на плечо. — Я люблю тебя. Вот теперь Хосок точно выронил вазочку сахара и ложку из рук. Мысли покинули его, точнее, их заняла всего одна фраза. «Я люблю тебя» Сказать, что Чон был рад — ничего не сказать. Эмоции вот-вот вырвались бы наружу и захлестнули с головой в чувства. Чон готов был собраться и прямо сейчас высказать все, о чем думал и что чувствовал не четыре года, а с самого первого дня, как только встретил этого малого. Тогда Чонгук был настолько кавайным, что просто нельзя было не влюбиться. Но другие из группы ведь не влюбились, значит, это с Хосоком что-то не так? — Я… Я рад, что ты признался, Гук. — чуть слышно промямлил брюнет, стараясь сделать как можно серьезный вид. И у него плохо получалось — улыбка так и лезла, и рот готов был треснуть до ушей. Рад, что признался? Чонгук грустно опустил глаза, продолжая обнимать Хосока; тот был тёплый, да и давно он не обнимал друга, ощущая это свечение изнутри. Кареглазый и дальше думал бы, что взаимной любви нет, если бы не увидел эту улыбочку, от которой сам заулыбался. — Ты ведь тоже…! — воскликнул Чон, улавливая бегающий взгляд Хосока. — Я не отрицал. — спокойно отрезал тот, пока вытирал со стола сахар, а затем повернувшись, оставил след от поцелуя на щеке парня. Чонгук слегка покрылся румянцем и вновь обнял так называемого друга, зарываясь носом в его волосы. Желание куда-то уходить или даже пить чай отпало сразу. Сам брюнет почувствовал какую-то особую связь, еще более близкую и более теплую, чем до этого. — Ты не лжешь? — чуть отстранившись спросил он. — Я погряз во лжи с ног до головы. Мне нужно знать, лжешь ты или нет. Скажи правду. — Я не лгу, Чонгук… — Хосок насторожился. Эта смена настроения была слишком резкой. Обычно такого не происходило. Никогда не происходило. — Я правда люблю тебя. — Все слишком плохо. — фыркнул кареглазый, разворачивая к себе парня и смотря прямо в глаза. — Все… ужасно. Второй же не успел вставить и слова, прежде чем почувствовал чьи-то губы. Точнее, не чьи-то, а Гука, который слишком жадно впился в них, чуть ли не прокусывая насквозь. Откуда в нем столько агрессии? Хосок аккуратно приобнял Чона за талию, продолжая отвечать на поцелуй и думать про себя. Плохо. Все действительно ужасно, так ведь… нельзя. У него есть все для хорошей жизни… Но этого нет. — Слишком… слишком неправильно. — успел он прошептать, как тут же встрял брюнет. — Но ведь сладко? — Сладко… слишком сладко. Чон ухмыльнулся, облизнувшись. Сладко. Сильно. Слишком. Только Хосоку было мало одного лишь поцелуя. Он мечтал об этом слишком долго, чтобы отделаться лишь коротким соприкосновением. Одним движением брюнет развернул Чонгука к себе спиной, прижимая к себе и прикрывая ему рот. — Погряз во лжи? — медленно начал темноглазый, легко касаясь руки парня. — Как же так? Кому ты так много лгал?.. — Те… тебе… — сглотнув, ответил тот, стараясь успокоить невыносимое биение сердца и дикие мурашки по коже. Главное — спокойствие. Иначе он точно прокусит ладонь. — Слишком долго и слишком много. Я лгал, что ты мне не нравишься, и погряз в этой же лжи. Чонгук наклонил вбок голову, оголяя шею и томно выдыхая. Он устал сопротивляться, это… Это уже выше его сил. Ждать такое количество времени, а потом, будучи в такой близости с ним, терпеть — слишком. Хосок усмехнулся, потихоньку наклонился и оставил обжигающий след на мягкой коже брюнета, ухмыляясь. Жадность. Хосок был готов делать все, что угодно, но только чтобы получить свое. Своего Чонгука, из-за которого он потерял всю совесть. — Теперь ты, Чон Чонгук, моя собственность. Собственность, которая забрала у меня все цели и сделала невероятно жадным. Собственность, которую я так долго ждал… Хотел. Все это время. — Да? Мне нравится это. Чонгук улыбнулся, вздрагивая вновь и вновь от прикосновений Хосока. И сейчас… Ему было абсолютно наплевать на невестку для брака по расчету, потому что так захотели его родители. На них, кстати, тоже, и на их мнение. Что они подумают, когда узнают, что их сын переспал с другом? Это его тоже не волновало. — Это неправильно… Слишком порочно… Хосок повторял это вновь и вновь после каждого поцелуя в плечо брюнета. Он мог бы остановиться, но… не мог. Темноволосый продолжал целовать парня вновь и вновь: в плечо, шею, губы. Везде. Абсолютно. — Это должно остаться секретом… — Ты сможешь делать вид, что ничего не было, приглушать вздохи и держаться на расстоянии от меня, а к вечеру, чтобы не было подозрений, ходить в кафе компанией, стараясь сесть напротив меня, дабы снять какие-то подозрения? Я сомневаюсь. Вообще, Чонгук говорил умные вещи. Они не смогут. Они не смогут держать это в тайне. Голос все-таки вздрагивал вместе с кареглазым, руки опирались о кухонный стол, являясь на данный момент единственной опорой — ноги стали ватными. Слишком плохо. Но это слишком сладко.