Мифические существа

Она возвышается надо мной. Её худое, морщинистое тело не прикрыто одеждами, как и большую часть времени. Лишь её длинные седые волосы, с редкими, но ярчайшими, рыжими локонами, прикрывают её обвисшую грудь. Трясущимися руками она приподнимает меня повыше на мягкие подушки, я помогаю ей в этом, как могу, ибо ног у меня нет. - Не напрягай себя, Тульпа, - говорю, - Ты сегодня весь день на ногах. Тебе нужно отдыхать. Она улыбается одними губами, глаз у неё нет. Погладив меня по лысой макушке, она распускает косу седых волос, что спадают у меня с висков, и ложится рядом. Её хриплое дыхание становится размеренным. Я накрываю её одеялом, дабы скрыть от похотливых взглядов раба-гомункула, который мог подглядеть за нами. Становится всё хуже и хуже. Мы могли жить вечно, но многие сотни солнечных циклов наложили свой груз на наши тела и умы. Странно, что раньше это казалось проблемой. Стало ли сейчас лучше? Я вижу, как единственное существо, которое было важнее всех миров, казалось мне вечным, медленно стареет и угасает. Каждый день я прикасаюсь к ней, молю звёзды, чтобы её дыхание не остановилось. Чтобы она жила. Она трогает мои впалые щёки. Я умираю вместе с ней. В этом помещении нет окон, оно освещается масляными лампами. Пол изготовлен из матового серого материала, чуть мягкого на ощупь. Стены же и потолок из серого блестящего металла. Воздух душный и нагретый до **** [45 градусов Цельсия], но это уже было привычно. Снаружи куда более неприятно. ** Безумный крик нескольких глоток выводит меня из дрёмы. Так тяжело подниматься, но он не замолчит, если я не подойду. Не хочу, чтобы Тульпа просыпалась Еду на коляске по коридору, что точно повторяет первое помещение, стараясь объезжать пульсирующие органы Голема, которые словно корни дерева, сходятся в центре. Раньше это было человеческое тело, но из-за отсутствия внутренностей, сейчас оно больше похоже на мешок, привязанный кожаными ремнями к кольцам в потолке. У него отсутствует лицо, лишь татуировка на плоти, что покрывает череп. Его окружают трое испуганных гомункулов. - Прочь! – машу я на них руками. Они спешно уползают. - Послание от Хвори, – говорит Голем. – Лишь двое имеют право внимать. - Ты не узнаёшь скрип моих колёс, Голем? Не слышишь скрежет моих зубов и хруст суставов? Поведай мне её послание! - Послание такого. Тяжесть мне невыносима. Тутуш ревёт яростно. Бросить приманкой Царствие. Цветок глотает звезду. Искупление старому мужу. Послание завершено. - Благодарю… Это лишь перевод. Сообщение изменилось, преодолевая языковой барьер. Но смысл ясен, по неизвестным мне причинам, нашу изоляцию решили нарушить с явно недобрыми намерениями. Нужно выходить из укрытия. - Готовь доспехи для меня и сам надевай! – обращаюсь я к одному из рабов-гомункулов. Он стоит на коленях, но ноги его срослись в одну массу. Передвигался он словно моллюски. Его кожа свисает с глаз и десен, будто маска с отверстиями, что велика ему. Одежды не было. - Хозяин, сейчас ещё сумерки. Ветра ещё не утихли. – сказал он нечётко. - Торопись! Гомункул прав. Если отодвинуть внешние плиты из жаропрочного минерала, в многослойные стёкла из драгоценного камня можно увидеть оранжевые лучи заходящего солнца этих мест, которые пробиваются сквозь пылевые бури. Эти ветра опаснее **** [~8000 км/ч], даже дыхание **** не так обжигает, как они [~1400 градусов Цельсия]. Днём тут жарче, но ветер утихает, и может сравниться с обычным ураганом. Пыль более-менее рассеивается из-за антициклона. Сейчас самое разумное – дождаться ночи, когда наша местность попадает почти в центр циклона, где буря ослабевает, а воздух остывает до **** [1000 градусов Цельсия], но у нас нет времени. Когда свет за стеклом из ярко оранжевого становится буро-оранжевым, мы открываем круглые врата. Несмотря на то, что наше укрытие частично зарыто в землю, чтобы противостоять буре, ударом воздуха нас отбрасывает назад. Если бы не доспехи, от жары наши тела мгновенно обратились бы пеплом. С помощью крюков и специальных отверстий в минеральных стенах, мы с гомункулом карабкаемся вверх. Раб, будучи физически сильнее меня, усердно помогает мне, но мои старые руки хотят отказывать уже в самом начале пути. Обычно, мы занимались этим, когда ветер слабее всего. Так мы ловим грузы, падающие со звёзд, которые посылает нам Хворь. Это жизненно необходимо, кроме того, помогает разнообразить наш рацион, который, в основном, состоит из переработанных нечистот. Но сейчас не так. Хворь подверглась нападению и должна была прибыть собственной персоной. Когда мы с гомункулом очищаем крышу от крупных валунов, я смотрю в мутное тёмно-красное небо. Крупные камни летают на ветру, словно пущенные тысячами катапульт. Возвышающиеся над нашим укрытием скалы, не спеша двигаются в одну сторону, словно стадо колоссальных животных. А может, не ветер двигает их, что если они правда живые? И вдруг в небе, незнающем звёзд, загорается яркая точка. Её увидели более зоркие глаза раба. Он даёт мне знаки, что видит падающую звезду. Значит, надо приводить в действие хитрый механизм. Широкие плиты, из которых состоит крыша, начинают раскрываться, словно лепестки цветка. Под ними находятся ещё одни, но более тонкие, выполненные из металла, которые тут же покраснели на окружающем воздухе. Расчёт был точен, Хворь упадёт с неба прямо к нам, ничего не сбрасывалось со счетов, особенно скорость ветра. Вдруг раб трясёт меня и пытается показать что-то в небе. Вижу падающую звезду, которая увеличивается в размерах, и, следующие за ней, изредка появляющиеся зелёные молнии. Слабые глаза не могут разглядеть, но в сознании всплывает образ Тутуша, и будто наяву я вижу Птицу Гром о двух головах, в красном балахоне и зелёные молнии из её глаз. Звезда приближается к нам так, что можно разглядеть твёрдую оболочку. Наши големы на смотровых площадках начинают стрелять по Тутушу из снарядов огня с металлом, но ветер отклоняет их с курса. Вдруг одна молния попадает по звезде Хвори, выбивая искры, и она жёстко приземляется на пустынной земле недалеко от нас. Молнии бьют в наше укрытие, но я не слышу шума, в доспехах можно чётко различить лишь гул пыли, бьющей по жаропрочным латам. Гомункул хочет затащить меня внутрь «бутона», но я сопротивляюсь. Хотя и напрасно. Я вижу, как злой ветер уносит оболочку звезды. Вижу, как, словно у луковицы, внешние слои расходятся от удара, а внутренние начинают плавиться. Всё что видно внутри, это чёрный дым, и я отвожу взгляд, чтобы не видеть и его. Мы оказались внутри нашего дома. Плиты одна за другой начинают закрываться, прекращая поток пыли, земли и камней. Металлические стены камеры светятся красным. Из круглых отверстий в них вырывается холодный пар, охлаждающий воздух. Гомункул откапывает меня из земли и, словно куклу, подставляет под струю пара, чтобы доспехи остыли, и их можно было бы снять. Стены остывают, и, когда воздух становится хорошим, масляные лампы зажигаются сами, но я этого не вижу. Я разбиваюсь мысленно. Слишком много друзей мы потеряли за сотни солнечных циклов. Слишком много останков мы предали злым ветрам.