∆∆∆
— Учитель, — симпатичный хрупкий парень поднял руку над головой, — за Вами должок пятилетней давности. Помните? — Да как тут забыть, — седовласый мужчина тихо хмыкнул, вставая из-за своего стола. — Ты мне каждую четверть напоминаешь. — Ну, а кто кроме Вас нам расскажет? — он оглядел своих друзей, что жили с ним бок о бок с самого детства, став неугодными родителям, либо бросивших, либо, как в случае Бэкхёна, умерших почти одновременно и этому была причина у которой имелся ответ. И именно его он жаждал получить с того злополучного второго класса. — Я понимаю, малыш, тебя очень беспокоит данный вопрос, но ты уверен? — Да, сонсэним, мочите, — махнул мальчишка рукой. — Ой, простите, рассказывайте. — Всё началось пятнадцать лет назад, совсем незадолго до вашего рождения, — начал учитель рассказ, присаживаясь на край большого стола. — Вы же имеете представление о том, что такое соулмейт и с чем его едят? — класс согласно заурчал. — Вряд ли можно передать, что чувствуешь, когда находишь родную душу, да и вряд ли это можно понять, пока ты не встретишь свою пару, но я всё-таки хоть немного попытаюсь, — он огладил простое колечко на пальце и умиротворенно улыбнулся. — Когда вы встречаете свою пару, всё вокруг сначала меркнет, сходясь одной точкой на человеке, что предназначен для вас судьбой. С ним вы понимаете, что можете дышать полной грудью, чувствовать ярче вкусы, не юлить, не быть кем-то, а только собой и только для него. После признания друг друга, если честно, мир переворачивается с ног на голову, да и обухом тебе падает на голову то, кто из вас всё же сможет принести потомство. У главы семейства, — он снял обручальное кольцо, пряча кругляшок в ладони, — проявляется синяя нить на безымянном пальце, у его же пары, как правило, нить имеет один из оттенков красного. Девушки всегда являются соулмейтами, что несут потомство и в пары им предназначаются исключительно мужчины, поэтому, в таких парах, нить татуировки на пальце, не больше чем генетический сбой, но это не страшно. Также важно отметить, что соулмейт - это совместимость генов на уровне семидесяти пяти процентов и выше. Как правило это число редко переваливает за девяносто, поэтому не надейтесь, что если вы любите раскидывать носки и крошить в кровати чипсами, ваша пара все стерпит и не пискнув, — учитель засмеялся, вновь закрывая синее кольцо золотым обручем. — Но есть же и стопроцентные сопоставления? — вновь подал голос Бён. — Да, но это скорее феномен, нежели даже простое чудо. Такие соулмейты, после признания, чувствуют друг друга так, что простая царапина от когтей кота может остаться на теле более сильного из пары. Там все чувства на двоих, как говорят, да и судачат об этом вообще мало. Как я говорил, это феномен. Слышал, что при совместимости более девяносто пяти процентов соулмейты могут общаться без слов, но, скорее всего, это просто сказки. Ладно, не разевайте рты и молитесь, чтобы вы в этом числе не оказались. Опять же, по слухам, признание у них настолько болезненное, что делать это лучше под присмотром медиков, а не в вагоне метрополитена. Ладно, я отклонился от темы сегодняшнего урока, — седовласый мужчина потер пальцами глаза и снова опустил на нос круглые очки. — Так вот, еще шестнадцать лет назад, признать свою пару мог как старший, так и младший соулмейт, что и стало массовой проблемой, которая, словно снежный ком, унесла много семей. Наверно, сейчас меня лучше всего поймет Бэкхён, но я счастлив, что совместная работа всех стран смогла дать людям шанс. Раньше любой из соулмейтов чувствовал свою пару и обладал возможностью её признать, но только представьте ситуацию, когда пятидесятилетний признает восемнадцатилетнего, — в классе воцарился гомон. — Войны по всему миру в двадцатом веке сделали свое и сбили ход мыслей и задумки природы. Ошибка, сбой, ненормальность, называйте, как хотите, но этого не поменять. Большая разница в возрасте не означала отсутствие счастья в семейной жизни, но смерть старших по причинам старости, уносила за собой не слишком сильных физически и морально младших. В странах вспыхнула эпидемия смертности и правительства стран начали рвать на себе волосы в попытках остановить подобные инциденты. Помню, что одно время пытались запретить рожать парам, у которых был большой возрастной разрыв, но как тут уследишь, когда душа рвется к своей половинке и хочет познать все блага. Потом правительство агитировало не признавать свои пары, внушала старшим, соулмейтами которых были совсем молодые люди, воззвать к своему благоразумию и дать детям шанс, но разве кто откажется дожить свои пару тройку десятков лет счастливыми? Тогда и была выведена вакцина, ген, что при рождении и отсутствии метки тебе предназначенного вкалывали детям, оставляя право выбора тем, кто уже родился при жизни своей пары. Также вакцинировали всех старших, у кого на момент внедрения данного препарата не было отметины. Знаю, что не у всех здесь сидящих была при рождении метка, но поверьте, это не повод волноваться. Редкий соулмейт сможет пройти мимо, тем более, — он обвел взглядом школьников, — вы у меня такие красивые. Так что теперь только младшие могут чувствовать свою пару и дать возможность соулмейту узнать об этом. Как говорит наше правительство: будущее нации в руках младших! — Но это неправильно! — вскрикнул Бён, сверкая налитыми влагой глазами. — У моих родителей была разница в тридцать лет, но я рад, что они хоть немного, но были счастливы, они мне жизнь подарили, они, они, — мальчишка разрыдался на плече у друга, что невесомо касался губами шоколадной макушки. — Тсс, всё пройдет, — шептал Лухан, снова осыпая мягкий пух волос успокаивающими касаниями. — Все наладится.∆∆∆
— Такого не может быть, — хрипел Бэкхён, сидя на полу туалета и утирая слёзы рукавом толстовки. — Так не должно быть, Ханни, нет, — блондин переходил на ультразвук, цепляясь пальцами за руку лучшего друга. — За что? — Бэкхён-а, тебе стоит решиться, иначе ты жить не сможешь, — китаец целовал длинные пальчики и пытался вложить в дрожащий голос немного твердости. — Я не могу разрушить его жизнь, так неправильно, Лу, так нельзя. — Нельзя вот так, — он погладил младшего по щеке. — Пойдем, а то заболеешь и не сможешь выступать на отчётнике. Вчера Бэкхёну исполнилось двадцать и Лухан притащил в общежитие огромный клубничный торт, сделанный в виде забавного медведя, билеты на рейс до Нью-Йорка, где должна проходить летняя практика по системе work and travel, письмо от владельца музыкального театра, который и решил подсобить двум студентам в летней подработке, а также, грустную весть о том, что встретил их преподавателя, что с совершенно счастливой улыбкой кормил маленького мальчишку, называющего его отцом, сладким угощеньем. Сегодня же тот самый мальчишка сидел за первой партой и, болтая ножками, что были облачены в розовые носочки и сандалики, рисовал цветными карандашами дом, кота и двоих взрослых, которые держали пацанёнка за маленькие ручки. Бэкхён, сидящий ровно за малышом, очень старался держаться, чтобы не закричать от боли и не высказать тридцатипятилетнему учителю Паку всё, что лежало на душе. Но в душе скреблось чувство ответственности за заведомо разрушенную семью и малютку, который так задумчиво выбирал цвет карандаша для волос папы. Он встретил Чанёля на втором году обучения, когда им ввели курс авторской песни и представили группе высокого учителя, который улыбался так ярко, что хотелось зажмуриться. Бэкхён сразу понял что к чему, и хотел уже лететь к мужчине на перемене, но кольцо, которое переливалось на пальце, сдвинуло все планы. Единственное, что билось в голове, так это простое «не дождался». Выяснить, что творится в жизни Чанёля, заняло почти весь учебный год и исходом явился восемнадцатилетний супруг и шестилетний усыновленный сын с красивыми лучезарными глазами. Мир Бён Бэкхёна находился на грани, как и его ненависть к правительству, что поставила его в такую ситуацию.∆∆∆
— Ты отлично выглядишь, — ворковал Лухан, поправляя прическу друга. — Красавчик, Бён. — Я не уверен насчет песни, Лу. Да, она поможет мне сбежать отсюда, но я наизнанку себя ей выворачиваю, да и смотреть на него… одна осечка мыслей - и я потеряю себя, — маялся блондин, потирая виски. — Давай первый вариант? Мы всё равно его прогоняли с ребятами и ноты есть. — Успокойся, Паку позвонили и он, извинившись перед комиссией, отлучился на пятнадцать минут. Так, соберись и марш к сцене, через три минуты твой звёздный час, а я быстро в туалет и в первые ряды с этой деткой, — он похлопал по профессиональной камере, запись с которой определенно пробьёт его лучшему другу перевод в Джуллиардскую школу. — Файтин, — прошептал Бэк. — Файтин, детка, — ответили ему, уже скрываясь в коридоре, где в двух шагах располагались уборные, но вот только Лухан не ожидал того, что резануло его слух и сердце. Дураки. Бэкхён стоял на сцене, пальцами сжимая микрофон, уложенный в высокую стойку. Облаченный в черные джинсы и серую майку с короткими рукавами, он выглядел слишком обычно, но, что сказать, привлекательно. Бён еще в момент подготовки к отчетному концерту отсёк варианты броских костюмов, сообщая о том, что это не конкурс красоты, а голосов и переливов инструментов. Он осторожно поднял глаза, когда первые аккорды гитары заласкали уши. В зале был растерянный отчего-то Лухань, держащий на весу камеру, четыре члена комиссии, включая представителя колледжа искусств из США. На первых и вторых рядах сидели преподаватели и почётные выпускники академии. Место Чанёля было пустым… Бэк глубоко вдохнул и разлил, словно вязкую патоку, свой голос по тишине зала с погашенным по окружности светом. Лишь подсветка сцены и фонарики, что украшением светились на балконах большого зала. Я запутался, но это неважно, Ведь кто-нибудь непременно услышит мой плач. Отзовись, если ты — тот самый, Ведь тебя так трудно найти. К гитаре совсем легким разливом прибавились клавишные, заставляя зал вздрогнуть от красоты переплетения мелодии. Быть может, тот, кого мне суждено полюбить, Уже в моей жизни, Прямо передо мной? Или ты скрываешься под маской? Гитарные струны вновь затмевают все остальные инструменты, оставаясь один на один с красивейшим голосом, который доносит до замерших людей всю боль песни, заставляет чувствовать и сжиматься от страха, что это может произойти и с ними, что все может рухнуть в момент, которого ты не ждешь. Каждый хочет, чтобы рядом был тот, к кому можно прижаться, Тот, кто знает, как любить без лишних слов. Кто-нибудь, ответьте мне: почему я один, Если у каждого на свете есть родственная душа? Бэкхён смотрит на Лухана, по щекам которого текут слёзы, но он упорно старается держать камеру, не тряся её. Бён мысленно благодарит Бога за такого друга и думает, что он — попытка загладить вину перед молодым человеком, чей соулмейт сейчас скорее всего встречает семью на парковке. К гитаре примешиваются барабаны и зал охает от перемены настроения. И сквозящего отчаянья. Вот снова мы, это замкнутый круг. Как же мне найти идеального мужчину? Говорят, хватит на всех, Но я все еще жду в очереди. Бэкхён распахивает руки, возводя глаза к потолку, чтобы не дать волю слезам. Каждый хочет, чтобы рядом был тот, к кому можно прижаться, Тот, кто знает, как любить без лишних слов. Кто-нибудь, ответьте мне: почему я один, Если у каждого на свете есть родственная душа? Полоска света из коридора заливает зал, а дверь стукается о стену, когда парень почти выдыхает слова в микрофон перед последним припевом: Почти все отношения кажутся такими поверхностными. Они милы, но так непостоянны. Слезы срываются на майку, когда он видит глаза напротив и выгибается от боли, словно его распинают на кресте, приколачивая руки маленькими гвоздями. Бэкхён поёт, голос срывается до хрипов, но это так гармонично, что зал охает, а некоторые люди встают с мест, чтобы начать снимать происходящее на телефон. Бёну хочется кричать, потому что Пак Чанёль стоит на коленях, сжимая рубашку в области сердца и смотрит-смотрит-смотрит мокрыми от непролитых слёз глазами, да так, что сознание плывёт, а мир переворачивается. Заученные слова, которые полностью выражают все неподдельные эмоции, скользят в микрофон, эхом распространяясь по залу, а на руках Бёна, от запястий до ключиц, вырисовываются тонкие очертания крыльев. Он готов взлететь, когда видит на безымянном пальце красную нить и умирает, допевая: Каждый хочет, чтобы рядом был тот, к кому можно прижаться, Тот, кто знает, как любить без лишних слов. Кто-нибудь, ответьте мне: почему я один, Если у каждого на свете есть родственная душа? Под прозрачными рукавами паковской рубашки нет ни одного рисунка. Отказ от признания? Такое может быть? — Вызовите скорую, учителю Паку плохо, — кричит кто-то, когда Бёна ловит Лухан, прося врачей и для него.∆∆∆
— Как он? — первое, что спрашивает Бён очнувшись. — Хань, не молчи, умоляю. — Ему удалили аппендицит, но всё будет хорошо. Он пока без сознания, но у врачей нет переживаний за его состояние. — Он не признал меня, Ханни. У него не появились узоры на руках, а это значит, что выбор, к которому я его принудил, он сделал, — с пустыми глазами кивнул Бэкхён. — Меня долго будут здесь держать? — Сказали, что ты можешь уйти, как проснёшься. У тебя простое переутомление, не больше, — одним уголком губ улыбнулся друг. — Тогда, я думаю, нам не стоит задерживаться, — вставая с кровати, Бэкхён поёжился. — Только… — Что? — Я хочу с ним попрощаться, пока он спит. Его семья здесь? — Бэк, постой, вам надо поговорить, прошу тебя. — А я тебя прошу не лезть в это! Я сделал выбор и он тоже, Лу. Подожди меня на выходе и представь, что ничего не было. Послезавтра мы улетим в США, а если повезет, то и останемся там на ближайшие несколько лет. А еще ты забудешь о том, что сегодня случилось и будешь втыкать в свои милые ушки наушники, когда я буду выть в ванной от безысходности. Договорились? — Ты идиот, Бён! — Лу Хань! — прорычали ему в лицо. — Я сам со всем разберусь! — Делай, как знаешь, но помни, что я пытался… Бэкхён стоял в палате своего бывшего преподавателя и осторожно поглаживал совершенно чистые от узоров руки, тихо всхлипывая и улыбаясь сквозь боль. — Будь счастлив за нас двоих Чанёлли и прости меня, моя душа. Я не думал, что не сдержусь, но видимо это то, что контролировать нельзя. Я рад, что ты остался свободен от меня после такой выходки. Прошу тебя, не помни обо мне, не ненавидь. Я люблю тебя всем сердцем и всегда буду любить, клянусь, — солёные от слёз губы коснулись чужих, когда уже назад дороги не было. — Поправляйтесь, учитель Пак. — Я договорился с Чонином, он отвезет нас в аэропорт со всеми пожитками. Ты правда не хочешь возвращаться? — Меня здесь больше ничего не держит, да и твой Сехун из Японии сразу рванёт к нам. Поэтому, да, совершенно ничего. — Закажем сегодня курицу и чанджамён на ужин? — привычно тянет Лу, стараясь не выдать дрожь рук. — Да, давай, — кивает Бён, хватая лучшего друга под руку и утаскивая того в сторону автобусной остановки.∆∆∆
— Ты очень бледный, — цокает Хань, загружая чемоданы на ленту и протягивая паспорта. — Дай лоб, — и целует ледяную кожу. — Холодно? — Немного, — безжизненно кивает Бэк. — Татуировки горят, вот и причина. — Я считаю, что причи… — Нет! — Что «нет»? — Мы не будем о нем говорить, Лу! — Придурок, — хмыкает он и кланяется, получая посадочные талоны и паспорта обратно. — Иди в очередь на паспортный контроль, а я пока в туалет сбегаю. — Если опоздаешь, уйду в таможенную зону с твоим паспортом и будешь тут куковать, туалетный мальчик, — пытается пошутить Бён и плетется в сторону большой очереди, еле волоча за собой ноги. Как-то слишком плохо. Он стоит за парой, на чьих запястьях виднеется аккуратные узоры распустившихся бутонов роз и птиц, кружащих над ними, а младшему приходится лишь тянуть рукава кофты вниз, чтобы не видеть даже крохотных очертаний своего напоминания катастрофы. Ему больно везде, колет на каждом участке тела и внутри особенно. Лишь бы пересечь океан, а там отпустит хоть немного. Должно. — Успел, — хмыкает Бён, когда рука опускается на его плечо и умирает, когда слышит на ухо тихое, рокочущее: — Неужели думал, что сбежишь? — Но… у тебя же есть муж и сын? — в глазах Бэкхёна слёзы и обреченность, потому что отпустить два раза, это уже определенно приравнивается к гибели. — За что ты так со мной? А? — А ты? — беззлобно ворчит Пак. — Как я себе спину-то чесать должен? — Что? — округляет глаза младший, но краем сознания отмечая, что ему уже не так холодно, да и сердце попустило немного. — Почеши, молю тебя, Бэкхён-а, не обижай больного, — ноет взрослый мужчина, словно ребенок канюча конфету. — Повернитесь, учитель Пак, — качает головой Бён и замирает, чуть ли не падая под ноги своему соулмейту. Под тончайшей белой тканью футболки просвечивается рисунок огненных крыльев, что растёт из лопаток и укутывает даже бока старшего. — Как? — В двух словах? — в открытую смеётся Чанёль и обнимает свою пару так, что дышать тяжко, да оно и не особо надо рядом с ним, рядом с Пак Чанёлем. — Минсок не мой муж, а дальний родственник через десятое колено. Он переехал в Сеул прошлым летом и устроился на работу в интернат поваром. Эх, я буду скучать по его стряпне. Ты готовить умеешь? — Нет, прости, — отрицательно помотал головой младший, определенно смущаясь. — Да ничего, я умею и тебя научу. Так вот, — Пак коснулся губами волос Бёна и умостил на его макушке подбородок, — там он и встретил шестилетнего Чондэ, который тут же заявил, что молодой повар его пара. Он прибежал ко мне в слезах, а погодя неделю нас расписали и вручили нам малыша на попечение. Огласка тут не нужна была, а оставить мальчишку не в лучшем интернате этот упрямец уже не мог. Мы развелись спустя полгода, но иногда продолжали играть в семью, чтобы проблем не нажить, но Чондэ не глупыш и клятвенно обещал мне не выдавать Минсока до своего восемнадцатилетия. — То есть ты Минсока не люб… — Тебя люблю, Бён Бэкхён. Только тебя и уже достаточно давно, — подмигнул ему старший и коснулся губ в поцелуе. — Поэтому кончай смотреть на меня так недоверчиво и давай поторапливаться, а то у меня и в вправду жутко чешется спина и губы. Кстати, думаешь Лухан не против будет махнуться со мной местом в самолёте? И да, судя по размеру крылышек, мы с тобой сможем сэкономить на телефонной связи. Ой, точно, я довольно неуклюжий, но я более сильный соулмейт, поэтому мои синяки не должны к тебе липнуть. Ты любишь собак? Конечно же любишь, я же люблю! И тебя люблю. А еще я бегаю по утрам, а ты поспать любишь, судя по твоим опозданиям в университет. Завтрак за мной, с тебя ужин. А ещё я очень люблю тебя. Надо узнать, какие документы подать в посольство, чтобы нас расписали. И да, кажется, я забыл сказать… — Что, Пак, меня не заткнуть, Чанёль? — залился переливистым смехом Бэкхён. — Что забыл? — Я люблю тебя всем сердцем и всегда буду любить, вот что, — пронеслось в голове Бэка серьезным басом. — О боже, у нас получилось? — Вот это я попал, — с такой нескрываемой нежностью и совсем неслышным никому, кроме тех двоих, что определено умудрились получить от судьбы самый необходимый в жизни подарок…