Май

      Ларину не нравились все эти изменения погоды поздней весной. Он предпочитал стабильную прохладу, а не резкое потепление. В такие дни он сидел дома и занимался всякой всячиной: играл на гитаре, читал, однажды вообще просто лежал на кровати и смотрел в потолок несколько дней. Юлик, конечно, приносил ему еды, пытался говорить с ним, но Диме это не особо помогало.       Сам Юлик очень любил и лето, и весну, и тепло, и Диму. Порой ему казалось, что когда-нибудь ему придётся выбрать: наслаждаться летними деньками или прожить всю жизнь в холоде, согреваясь лишь Диминым теплом, которого у того, казалось, почти и не осталось. Юлику снилось, как они с Лариным гуляют под лучами солнца, держась за руки, но на утро он просыпался рядом с Димой, который, наверное, вообще не спал, потому что Юлик не помнил, когда в последний раз находил его с закрытыми глазами.       — Дим, — Юлик лёг рядом с Лариным, думавшем о чём-то, почти не моргая.       — Что? — Ларин повернулся к Юлику, и тот увидел его безучастные, но всё ещё пронзающие до глубины души, глаза.       — А если я умру завтра, — вкрадчиво начал он, — ты выйдешь со мной на улицу перед смертью?       — Ты не умрёшь завтра, — Дима снова отвернулся.       — Кто его знает… — пробормотал Онешко.       — Ты ведь не собираешься… — Ларин слегка испуганно, как показалось Юлику, посмотрел на него.       — Господи, нет, я не это имел в виду! — Юлик рассерженно привстал.       Дима взял Юлика за талию и твёрдой рукой заставил лечь обратно, обнимая его сзади. Чёртов Ларин всегда умел отвлечь. Юлик, хоть и привык к этому, слегка покраснел. Это всегда его смущало.       — Если ты умрёшь завтра, — от пронзающего шёпота на ухо у Юлика пошли мурашки, — я попрошу кого-нибудь похоронить нас вместе.       Больше он ничего не сказал, а Юлик боялся даже пошевелиться. Руки Ларина всё ещё крепко обнимали его, лицом он утыкался в шею Юлика, и тот чувствовал его дыхание. Сколько Дима может так лежать? Казалось, что вечность, а вечность рядом с Лариным — всё равно что крупица.       Юлик аккуратно повернул голову и увидел спящего Ларина. И он показался сейчас ему таким слабым, таким беззащитным. Каким-то другим Лариным, из другой вселенной, в которой Юлик замёрз насмерть, и Дима остался один в этом мире, заперся в доме, умер один, наглотавшись таблеток, и так же беззащитно лежал, лежал, лежал…       Эти мысли унесли Юлика куда-то далеко, он и не заметил, что уснул. Ему снился Дима, Дима, который не выдерживает зимы, Дима, которого он не может согреть, хоть и безумно старается. И кажется, что уже поздно, что вот-вот он застынет, оставит Юлика и заснёт, но вдруг оказывается, что это лишь сон. Парень резко открывает глаза и находит перед собой Ларина. И тоже совсем другого. Дима улыбается, на нём какая-то яркая футболка, очевидно, из шкафа Юлика. Он протягивает Юлику руку, тихо говорит: «Пойдём». Юлик часто моргает, пытаясь проснуться, «я же в пижаме, ты чего?», «ну и что? пойдём», Ларин помогает ему встать с кровати, ведёт за руку на улицу.       — Чёрт, я забыл, когда в последний раз гулял, — Ларин щурился на солнце, но Юлик видел его улыбку и не мог сдержать своей.       — А я забыл, когда в последний раз гулял с тобой, — Дима всё ещё держал его за руку и смотрел уже не на солнце, а на Юлика.       — Извини, — Ларин слегка ослабил хватку, — правда прости за всё. Я так редко делаю что-то ради тебя, чёртов эгоист. Так редко говорю, что люблю тебя…       — Но я это знаю, — Юлик сжимает Димину руку, — тебе необязательно что-то говорить или делать.       — Нет, мне правда стыдно. Прости меня, ты такой… такой солнечный, такой тёплый, не знаю, что бы я делал без тебя, умер бы от депрессии, наверное, не знаю…       Ларин уже не говорил Юлику, а скорее бормотал, путаясь в собственных мыслях, как будто был на грани, и Юлику стало его так жалко, беспомощный Ларин будто рвал его сердце на части, как будто какая-то невидимая опора, благодаря которой он держался, сломалась, и теперь весь мир такой неустойчивый.       — Я люблю тебя, — Юлик прервал бормочущего Ларина объятиями.       — Я бы расплакался сейчас, как какая-нибудь девочка, — сказал Дима после небольшой паузы, — но я не буду.       — Ну и не надо, не хочу видеть твоих слёз.       — Ты слишком милый.

***

      Ларин никогда не говорил Юлику чего-то важного. «Горячую воду отключили», «опять?», «книга интересная», «почитаю когда-нибудь». Ничего из того, чего стоил Юлик. А стоил Юлик многого. Дима хотел сказать ему о том, что без него он бы точно не выжил, что он здесь благодаря нему, но всё время представлял, что это ввалится ответственностью на широкие, но не настолько сильные плечи. Он неловко мялся в дверном проёме комнаты Юлика и уходил обратно на кухню, делал ещё чай. Ларин любил чай без сахара, а Юлику клал две ложки, и тот никогда не жаловался.       Ларин любил синий цвет. Комната Юлика была вся зелёная, цветущая, как сердце парня. А у Димы не было своей комнаты. Хотя она и была в его стиле: холодная, неубранная, пропитанная каким-то отчаянием, но он не считал её своей. Юлик в своей комнате хранил свои вещи, свой хлам, она была скорее личной кладовкой Онешко. А в комнате Ларина царил хаос: повсюду валялись книги, вещи. Но Юлик спал здесь, вместе с Димой. Ларину всегда было холодно без Юлика, но парень постоянно был рядом, и Ларин не понимал, чем он заслужил его. «Спасал щенят в прошлой жизни» — пошутил Юлик, когда Дима озвучил эту мысль.       Они лежали вместе, смотрели в потолок, когда Юлик легонько коснулся Диминой руки и спросил:       — О чём ты думаешь?       — О том, что надо раскрасить этот потолок, — улыбнулся Ларин, — под звёздное небо. Классно было бы, да?       — Да, — улыбнулся в ответ Юлик, — а я, знаешь, всё думаю: есть ли в моей жизни какая-то цель?       — А что, без цели плохо живётся? — усмехнулся Дима.       — Нет, — помотал головой парень, — просто… не знаю, ради чего я здесь? Люди вроде решают для себя такие вещи.       — Ну, я здесь ради тебя, — сердце Ларина забилось с огромной скоростью. Вот он это и сказал. Вот так просто, будто спросил, какая сегодня погода. А Юлик удивлённо смотрел на него.       — Ты мне льстишь, — засмеялся Юлик после маленькой паузы.       — Нет, правда, — сердце уже ушло куда-то в пятки, — ты — лучшее, что со мной случалось. У меня нет больше причин оставаться здесь, кроме тебя. Я… — Ларин вдохнул, боясь, что Юлик отвернётся после следующих слов, — я живу тобой.       Но Юлик не отвернулся. И Ларин, увидев это, вдруг почувствовал такую нежность по отношению к этому волшебному, светлому, как апрельское солнце, человеку. Он потянулся и поцеловал его. Аккуратно, нежно, так, как этого заслуживает Юлик.       А потом они лежали в объятьях и молчали. Весенняя ночь была тёплой, но в их комнате было другое тепло. Тепло, исходившее от Юлика, окутывающее холодного Ларина. Юлик верил, что сможет его согреть. Навсегда.