22 апреля 1903, Лондон
Его стол, как и в любое другое время, ломился от кипы бумаг, которые требовали от него немедленного внимания. Их накопилось предостаточно. Их всегда было много, но в этот раз у него все шло неправильно, все падало с рук, а дела так и оставались нерешенными. Ему хотелось все наладить, но желание тут же пропадало под гнетом тоски. Он ненавидел Чендреша. Тот скинул на него всю бумажную работу, и если раньше Марко это устраивало, он даже мог бы сказать, что нравилось, то сейчас это выводило его из себя. Он ненавидел Александра, если, конечно, это было настоящее имя его учителя. Эта игра испортила ему всю жизнь, спутала его ожидания и перечеркнул будущее, которого он хотел. Он ненавидел Гектора Бовна. За то, что тот бросил его учителю вызов много лет назад и куда больше за то, что тот издевался над дочерью годами. Он ненавидел себя. За то, что отпустил Селию, за то, что так и не смог смирится с ее решением, с ее уходом. И он ненавидел Селию Бовн за то, что она ушла. Он мог бы найти выход, он хотел перевернуть для нее весь мир, но она решила за них обоих. Мысли о Ней не покидали его, как бы он ни старался. Особенно когда он был один. Особенно ночью. «Если бы» и «может быть» не давали ему покоя. За прошедшие полтора года он продумал множества вариантов, столько разных сценариев и шансов, и каждый из них терял свой блеск, стоило взять ему в руку перо. Он так и не решался написать ей. Дать напрасную надежду там, где не был уверен до конца. Это было бы слишком жестоко — окрылить ее, а в случае неудачи вырвать крылья из кожи с особой жестокостью. Он слишком любил ее, чтобы беспокоить напрасно. Он откинул голову назад и тяжело вздохнул. Может сдаться, признать поражение и отдать победу Селии, единственно правильный вариант? Он устал. Ситуация, в которой они оказались, давила на него сильнее, чем что бы то ни было. Даже если его поражение означает смерть — это его устраивало. Все закончится. И боль тоже. Он знал, как сильно это ударит по ней, но тем не менее она будет жива, и она будет свободна, больше никто не будет управлять жизнью Селии, и эта достойная награда за его жертву. Запутавшись в собственных мыслях и переживаниях, Марко не заметил, что в изрядно уменьшившейся стопке писем прибавилось одно, появившееся из неоткуда, без марок, без обратного адреса. Ничего, кроме его имени на обороте. Сначала ему показалось, что кто-то подложил ему, ведь посыльный не принес бы ему такое «чистое» письмо, разве что за дополнительную плату. Без каких-либо мыслей Марко распечатал конверт, и ему захотелось тут же запечатать его обратно. С фотографии на него смотрела улыбающаяся Селия, и один только взгляд на ее изображение отозвался в нем болью, но стоило ему вытянуть фотографию полностью, как его рука замерла, а затем затряслась. Его любимая держала на руках девочку, которой не было еще и года. Чудная крохотная девочка, которая была так же необъяснимо красива, как и женщина, держащая ее на руках. Дочь. Сомнения в том, что это был ребенок Селии не было никаких. Малышка была очень на нее похожа и то, с какой любовью и нежностью на нее смотрела Селия, говорило о многом. Его выводы подтвердила и подпись: «Селия и Фрея Бовн. Счастливой Пасхи. 1903.» Марко несколько долгих минут всматривался в лицо девочки, пытаясь найти ответы, которые лежали перед ним, словно на ладони, но он был слишком сбит с толку, чтобы увидеть это. Несмотря на поразительную схожесть с мисс Бовн, его обожаемой и драгоценной мисс Бовн, в маленькой девочке было что-то от того мужчины, которого в цирке никто не знал, даже Изабель, особенно Изабель, которая знала его лучше, чем кто-либо другой, не считая Селии. Перевернув фотографию, а она была единственным, что было в конверте, он искал что угодно, что объяснит ему все. На обороте было лишь несколько строк, но они сделали то, что не получалось у самого Марко, они открыли ему глаза на фотографию, и он словно заново увидел ее. «Любимая нами обоими мисс Бовн тщательно оберегает тайну отцовства очаровательной Фреи. И, несмотря на то, что многие уверены, что отец девочки — герр Тинсен, я думаю, что это не так. В ней определенно есть Ваши черты, мистер Алисдер. Я решила, что Вам пора узнать.» Ни подписи, ничего больше не было, но Марко знал, что она от кого-то из цирка. Он подсчитал время, которое прошло с их единственной ночи, и все складывалось. Как и то, что девочка напоминала ему его самого. Марко не знал, как точно к нему попала эта фотография, но она решала и меняла многое. Он ощутил прилив благоговения перед этим маленьким созданием, о котором еще час назад не подозревал, перед его матерью, которая не сломалась под тяжестью навалившегося на нее всего, причину чему он до сих пор не мог найти, а также он ощутил злость. Марко злился на Александра и на мистера Бовна за то, что сделали это с ними обоими, что сделали с маленькой Фреей. Первое, что он сделал, нарисовал на стекле знаки, образовавшие вместе букву А, а затем стал собирать вещи. Слишком долго он был вдали от Селии, слишком долго позволял вмешиваться в их отношения и их жизнь. Он должен все исправить.***
Только к вечеру следующего дня перед его дверью появился мужчина в сером костюме. Он не стучал в дверь, ничего не говорил, просто стоял и ждал. Марко встретил его хмурым видом. В его голове роилось столько мыслей, что казалось, голова сейчас взорвется. — Вы знали? — Марко протягивает мужчине в сером фотографию Селии и дочки, которую сам за прошедшие сутки изучил вдоволь. — Нет, — коротко ответил мужчина, возвращая Марко фотографию, — но это ничего не меняет. — Это меняет все, — ответил Марко, пряча фото во внутренний карман пиджака, — Эта игра должна закончится. Вы не можете втягивать в это ребенка. — Девочку в игру втянула мисс Бовн, подарив ей жизнь, — спокойно ответил мужчина и Марко бы согласился с ним, если бы речь шла о ком-то другом, а не о Селии и их дочери. — Вы не дали ни одному из нас выбора, — возразил Марко с нарастающим раздражением. Эта ситуация лишала его всего, и он не знал, что может сделать. Впервые в жизни он почувствовал клетку этой игры максимально осязаемо. — Я дал тебе лучшую жизнь. А за мисс Бовн в ответе не я, — ответил мужчина в сером, словно это его вовсе не беспокоило, его ничего никогда не беспокоило. — Какую именно? — Марко поправил галстук и посмотрел на наставника, — Я хочу закончить игру. — Ты знаешь, что будет? — все также безэмоционально спросил Александр своего ученика. Марко был лучшим, именно поэтому он давал ему шанс отступить, давал возможность отказаться от поражения, хотя и знал, что тот не отступит. — Знаю. Лучше умру я, чем Селия. Я не справлюсь с потерей ее, а у Селии есть Фрея. — Весьма благородно, но глупо, — ответил мужчина, не скрывая сожаления, — И все же ты сделал свой выбор. Александр поднял руку к ладони парня и что-то зашептал. Все происходило слишком быстро, даже для его ученика, который не смог уловить мгновения, разницы между жизнью и смертью, оковами и освобождением. Для него это был лишь миг. — И это все? — прошептал Марко, спустя несколько мгновений. Он ожидал всего чего угодно, но ничего не произошло. На его руке появилось кольцо с гравировкой Бовна, а шрам остался. — Да. Ты свободен. Отчасти, — ответил мужчина в сером и безмолвно, почти неслышно направился к двери, оставив позади озадаченного Марко. — Отчасти? — Мисс Бовн признана победительницей. Твоя жизнь привязана к жизни Фреи Бовн и ее матери. Они твой маяк. Без них ты не будешь существовать, — спокойно ответил Александр, наблюдая как осознание проявляется на лице ученика. — Я умер? — спросил Марко, озадаченно смотря на учителя. Он ничего не почувствовал. Никакой разницы между тем, что было и что стало, но что-то все же изменилось: мысль о том, чтобы быть с Селией больше не обжигала его разум. Будущее больше не было зажато в стальные тиски. — Да. Мне удалось вернуть тебя в этот мир. Твой маяк — Бовны, те, кто остался. Если будешь в стороне от них — умрешь, — Александр больше ничего не сказал, ушел за дверь и растворился как дымка. Он не видел сначала робкой, а затем и безумно счастливой улыбки, но мог предположить, что именно такой будет реакция мистера Алисдера. Он был уверен в этом.***
Мисс Бовн как всегда была невероятна, прекрасна, как восход солнца или вечерняя зоря. Марко с захода солнца смотрел на нее и не мог отвести взгляд. Она снова заворожила его. Одно выступление сменялось другим, а он все сидел на своем месте, лишь изредка меняя позу, но никогда не отводя взгляда от любимой. Они свободны. Теперь свободны и могут быть вместе тут или где угодно. Марко все еще никак не мог понять, почему Александр сделал это, почему вернул его, и все же, впитывая сейчас каждое движение Селии, Марко был безмерно ему благодарен. Селия знала, что он здесь. Он видел блеск ее ярких глаз, как в них промелькнуло что-то родное и теплое. Она всегда знала, когда он рядом, чувствуя на неосязаемом уровне. Марко боялся даже думать о том, что будет после того, как уйдут последние зрители. И вот не осталось никого, и палатка казалась непривычно пустынной. Другой на его месте уже ушел бы, но он остался ждать. Он знал, чувствовал, что Селия еще здесь. Он показался в том истинном облике, который знала только она. И почти в тот же миг в центре палатки на прежнем месте показалась Селия. В концертном платье, но уже со своим цветом глаз и волос. Они смотрели друг на друга как два незнакомца, боявшихся сказать слово, спугнуть видение, но Марко не выдержал первым. Он сорвался со своего места, подлетел к любимой и поцеловал ее, притягивая к себе. Селия ответила ему, слишком велико было желание снова ощутить вкус его губ, нежность его объятий. И, несмотря на то, что она поддалась своим желаниям, девушка нашла в себе силы отстранится. Марко попытался снова ее поцеловать, но она увернулась и покачала головой. — Зачем ты пришел? — спросила она грустным, даже печальным голосом, — Я просила не возвращаться. Марко достал из пиджака уже немного потрепанную фотографию, но девушка с досадой увидела, что на ней изображены они с Фреей. Она знала, что рано или поздно это произойдет, она только хотела уберечь его от этого, уберечь от необдуманных решений, которые он, несомненно, принял, узнав о Фрее. Она просто хотела, чтобы он жил. Разве многого она хотела? — Я не мог не прийти, — он больше не пытался прикоснутся к девушке, хотя это было всем, о чем он мечтал, — Почему ты мне не сказала? — Чтобы это изменило? Мы остались бы заложниками Игры. Рождение Фреи ничего не изменило, — печально улыбнулась девушка. — Оно изменило все, — категорично заявил мужчина, обрадованный тем, что она не стала отрицать его отцовство, ведь оно было таким очевидным, — Разве ты не почувствовала? — Я почувствовала твою смерть, ощутила освобождение, но и невыносимую муку потери, — Селия робко подняла на него взгляд, — Даже Фрея не могла утешить меня. Мне не нужен мир, если в нем нет тебя. — То же самое я сказал Александру, — несмотря на нежелание девушки, Марко притянул ее к себе, словно губка впитывая ощущение мягкого девичьего тела в своих объятиях, — Когда вызвал его, чтобы сдаться. — Игра закончена? — недоверчиво спросила девушка. Она все еще не верила, что это реально. Ведь если все закончилось, почему он здесь? — Да. Ты признана победительницей, а меня Александр вернул из мертвых, привязав мою жизнь к вашей с Фреей. Селия слегка отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. — Так вот почему ты вернулся? Ты не можешь без нас жить. В буквальном смысле, — горько улыбнулась девушка. Это было не его желание, не его выбор, а просто необходимость. — Потому, что я люблю Вас. Обеих. Потому, что без Вас остальное не имеет значение, — несмотря на сопротивление девушки, он снова ее поцеловал. Марко с твердой решимостью хотел дать понять, что он больше ее не отпустит, что больше никогда не позволит уйти, чтобы между ними не стояло, — Где она? — улыбаясь спросил он, все так же прижимая к себе Селию. — С Изобель, — улыбнулась она, сдаваясь. Игра ведь закончена. Они оба живы и у них есть Фрея, о чем бы она могла еще грезить? - Ты, должно быть, шутишь, — удивился мужчина, и Селия была только рада объяснить ему, что Изобель больше всех привязалась к девочке. Несмотря на то, что она была ребенком Селии. Несмотря на то, что отцом девочки был Марко. Она просто полюбила ее и Фрее нравилось играть с Изобель пока она, Селия, выступала. Когда влюбленная и счастливая пара пересекала цирк, никто не обратил на них внимания, они слились с остальными посетителями, ведь одним щелчком пальцев Селия облачилась в обычный повседневный наряд насыщенного зеленого цвета, который так любил Марко. Даже обитатели цирка не узнали его, лишь в глазах Изобель он прочитал понимание, осознание и печаль. Он не знал, была ли она той, кто отправил ему фотографию, или это сделал кто-то другой, но он был несказанно благодарен незнакомому благодетелю, и он обязательно найдет его, чтобы показать, насколько он признателен ему за короткое, но такое важное письмо.