***
Тоору не может спать. То есть, конечно, технически, может — его мозг способен вырабатывать нужные гормоны и погружаться в бессознательное состояние, восполняя энергию для нового дня, — но вообще он не может. Каждый раз, закрывая глаза, он видит длинные конечности, блестящие глаза, широкую улыбку. Слышит этот смех, напоминающий грохот ракеты. Чувствует запах бензина, канализации и апельсинов. И он хочет… чёрт. Он не знает, чего хочет. Тоору громко вздыхает и переворачивается на живот. Он слышит шорохи в другой комнате — быть может, Кио чувствует его напряжение. Или, может быть, пёс просто проголодался. Подождите… чёрт. Тоору выскакивает из кровати, практически бежит на кухню и перерывает все продукты пока не находит мешок собачьего корма, оставленный Иваизуми. Он насыпает корм в собачью миску — вероятно слишком много, но Тоору слишком торопится, чтобы перечитать список указаний Иваизуми (написанные на стикере, серьезно что ли, человек не удосужился сесть за компьютер и отправить нормальный e-mail) чтобы знать точно. Как только шарики ударяются о миску, Кио бросается к ним, заглатывая еду как первогодка после первого дня в тренировочном лагере. «Всё хорошо, Кио» — говорит Тоору собаке, наклоняясь потрепать её по голове. Кио сбрасывает его руку, обращая внимание только на еду — в точности как и его хозяин. «Да. Хорошо. Просто отлично. Ты не скажешь Ива-чану, что ты сегодня сделал. Конечно, не скажешь, ты же собака. Но может, Ива-чан понимает собачий…» Тираду Тоору прерывает тема «Звездных войн», тихо доносящаяся из его спальни. Он возвращается туда, выуживает упавший телефон из щели между кроватью и стеной и смотрит на экран. Ну что же. Как там говорят американцы? Вспомнишь дьявола? — Всё нормально, — быстро говорит Тоору. — Ну да, — отвечает Иваизуми. У него усталый голос, как будто он отрабатывал броски весь день (может, так и было — Тоору до сих пор не знает, чем точно занимается специалист по спортивной психологии). — Так и есть! — настаивает Тоору. Он возвращается на кухню, поднимает миску Кио (теперь пустую) и кладет её в раковину. — Ты уверен? — Абсолютно. Тоору включает кран — вода заполняет миску, и кусочки собачьего корма всплывают. Как дерьмо в озере во время летнего тренировочного лагеря. Отвратительно. -Ты покормил его? Налил воды? Выгулял его? Погладил? Дал ему обслюнявить тебя полностью? — Да, Ива-чан, — говорит Тоору, — я… справляюсь. Он ополаскивает миску и ставит её на тумбу. Чуть менее отвратительно. (Он гадает, надо ли использовать какое-то специальное мыло, но спрашивать у Иваизуми значит признать поражение, и он молчит). — Ты запнулся, — говорит Иваизуми. — Да! Сама внимательность! Твой босс должен быть без ума от тебя! — Почему ты запнулся? — Эээ, я, — Тоору быстро оглядывается вокруг, как будто это очень поможет ему придумать оправдание, — включал лампу. — Да ладно. Что-то случилось. — Ничего не… — Говори, что произошло. Тоору усаживается на кухонный стол. Кио глядит на него снизу вверх со своей кровати, и в его огромных собачьих глазах немой вопрос. Каким-то образом Иваизуми и его собака действуют сообща даже через пол страны. Тоору это бесит. Он фыркает. — Хорошо. Я потерял Кио. Его не было часа четыре, — прежде чем Иваизуми может разозлиться, он быстро добавляет — И я нашёл его. Какой-то странный тип, которого я встретил на улице, помог мне. И кстати, мне надо рассказать тебе про этого мудака, Ива-чан, потому что, честно говоря, он может переплюнуть Ушиваку… — Стой. Подожди, — перебивает Иваизуми. — Давай про то, как ты потерял мою собаку на несколько часов. Тоору вздыхает. Он надеялся, что этого не произойдет. — Хорошо, значит, я гулял с Кио по Шибуя... — Шибуя. — Ага, по Шибуя, — Тоору откидывается на стуле назад, закидывает ноги на соседний стул. Он вспоминает, остался ли еще сладкий хлеб. — Что-то не так? — Это один из самых густонаселенных районов! — восклицает Иваизуми. Тоору слышит, что он очень сильно старается не начать кричать — должно быть, у выделенного ему университетского жилья очень тонкие стены. — Ты знаешь что Кио ненавидит толпу. Почему ты не повёл его в отличный парк, который всего в пяти кварталах от нашей квартиры. Тоору молчит, потом начинает заново: — Так вот, я повёл его в Шибуя, мы гуляли, и я увидел рекламный щит, знаешь, который с новым эпизодом Звездных Войн. Я смотрел на Рей, восхищаясь её крутостью во всех отношениях, и когда я посмотрел вниз, Кио пропал. Естественно, я сразу начал его искать… — Нет, не начал, — говорит Иваизуми с усталостью человека, которому приходится иметь дело с Тоору целых двадцать четыре года. — Ладно, я пошёл взять себе кофе со льдом, а потом начал его искать, — говорит Тоору. Иваизуми вздыхает. —Что? — протестует Тоору. — Я хотел быть в наилучшей форме! Я провёл два часа в поисках, но это было невыносимо, а он как будто скрывался от меня, и я начал пинать один фонарь. Тут и появился тот придурок. — Придурок, про которого ты раньше говорил? — Да. Он появился из ниоткуда и начал меня оскорблять! — Мне он уже нравится. — Ива-чан. Почему ты так жесток ко мне? — Потому что ты заслуживаешь. Похоже, тот парень, кем бы он ни был, со мной согласен. Тоору надувает губы, но вспоминает, что Иваизуми не может его видеть, и говорит: — Минимум два человека тоже согласились, что Хан Соло должен умереть. — О боже. Только не Хан Соло. — Да, именно Хан Соло! Я понимаю, почему они так сделали — шок для зрителей, эмоциональное напряжение, слишком маленький бюджет, чтобы заплатить Харрисону Форду больше, чем за один фильм — но разве это было обязательно? Обязательно было выпиливать лучшего героя этой франшизы, и, возможно абсолютно всех франшиз? Обязательно было отнимать у мира лихого контрабандиста с золотым сердцем, образец для подражания для детей и взрослых? Обязательно? Тоору замолкает и понимает, что в какой-то момент своей речи он поднялся и начал сердито размахивать рукой перед холодильником. — Ойкава, сядь, — говорит Иваизуми. Тоору садится. — Рассказывай дальше про своего придурка. — Он не мой придурок, — резко возражает Тоору. Но продолжает: — Так вот, этот парень начал меня оскорблять, и потом стал просто ходить за мной, пока я искал Кио. Как будто он хотел поиздеваться надо мной. И знаешь, что хуже всего? — Что хуже всего, Ойкава? — В конце концов, он предложил свою помощь. И позвонил своему другу, который хорошо управляется с собаками, и его друг сказал найти какой-нибудь собачий свисток, знаешь, такие специальные, которые издают очень высокий звук, слышный только собакам? — Ойкава, у меня такой есть, — говорит Иваизуми — одновременно очень раздраженный и крайне заинтересованный. — Я говорил тебе использовать его, если Кио вдруг убежит. — Что? — восклицает Тоору, — Ты не говорил. — Говорил. — Точно не говорил. — Точно говорил. Проверь вторую сверху полку на самом правом шкафу. Тоору так и делает, и, конечно, находит тонкий серебряный свисток, точно такой же, как только что купленный и лежащий сейчас между пакетами риса. — Ну теперь у тебя их два, — говорит он Иваизуми, — Вдруг ты один потеряешь. Всегда пожалуйста. Тоору садится, но подумав, опять встает и открывает шкаф. Похоже, у него всё-таки осталось немного сладкого хлеба. — Знаешь, Ива-чан, — говорит он в звенящую тишину на другом конце провода, — что самое странное? Этот мудила показался мне как будто знакомым. Словно я его встречал раньше. Или видел издалека. — Может быть, это знак, — говорит Иваизуми, видимо, вернув себе самообладание. — Может, вам суждено быть вместе. Тоору качает головой и откусывает кусок хлеба: — Неа. Без вариантов. Может быть, мы играли с его командой в школе, или что-то вроде того. Но это вряд ли, я помню всех, с кем мы играли… — Ойкава, я иду спать, — перебивает Иваизуми, — мне надо завтра вставать в шесть. Просто… возьми с собой свисток, когда в следующий раз будешь выгуливать Кио, ладно? Возьми два свистка, мне без разницы. И скажи своему придурку, если опять его увидишь, что он прекрасный человек, и я поддерживаю его во всех грядущих начинаниях. — Он не мой придурок, — повторяет Тоору в пустоту. Иваизуми уже повесил трубку. Тоору смотрит на Кио, свернувшегося на своей кровати, в невинный собачий рулетик. — За что твой хозяин так со мной? — спрашивает Тоору. Кио лает в ответ.***
В следующий раз, выгуливая Кио, Тоору не берет ни один из свистков просто назло Иваизуми. Вообще-то, нет — он достал один из свистков, но забыл его на кухонном столе. В любом случае, если Кио сбежит, у него не будет никакого действенного способа немедленно его подозвать, но, тем не менее, всё идёт хорошо. День прекрасен — светит солнце и небо чистое, а лёгкий ветерок разбавляет гнетущую токийскую влажность. В парке люди, но не слишком много — сейчас достаточно рано и вообще воскресенье, большая часть города всё еще спит, восстанавливаясь от коллективного похмелья. Тоору легко бежит трусцой, крепко держа поводок Кио, но в основном, концентрируясь на музыке. Припев начинается как раз, когда он взбегает на вершину небольшого холма, как будто какое-то божество бега желает, чтобы он ускорился, и он бежит спринт, ноги пульсируют, мышцы горят, ветер хлещет по спине… Чёрт. Внезапный рывок поводка заставляет Тоору остановиться так резко, что он едва не падает. Он раздраженно поворачивается, чтобы увидеть, как Кио… намотал поводок вокруг дерева. Прекрасно. Какую-то секунду Тоору стоит, не двигаясь, вспоминая миллионы своих косяков, которые привели его к этому моменту, потом вздыхает и наклоняется, чтобы распутать поводок. Это не было бы так сложно, если бы Кио не натягивал его, вырываясь, в погоне за белкой, быстро взбирающейся по веткам на соседнее дерево. — Ты, тупая собака, — бормочет Тоору. Гоняется за животными, портит ему пробежку, не хочет пройти назад каких-то пол метра… — Тебе помочь? Тоору поднимает глаза, и… снова этот парень. Те же смеющиеся ореховые глаза, та же кривая улыбка. С этого ракурса он кажется ещё выше, только сплошные длинные ноги и подтянутые мышцы. Эти ноги, прикрытые джинсами, не было видно во время их первой встречи, но сейчас они почти что приглашают Тоору попялиться, торча из-под шорт, коротких обтягивающих шорт, которые должны быть запрещены минимум в семи странах — Тоору они бесят. Его голова немного кружится, когда он встает. Тоору убеждает себя, что это последствия пропущенного завтрака. — Какого хера ты здесь делаешь? — спрашивает он. Ореховые глаза лениво моргают: — Я здесь бегаю. Тоору щурит свои глаза в ответ: — Я здесь бегаю. — Двое людей могут бегать в одном и том же месте. Поэтому оно и называется городской парк. — Хорошо, но почему тогда я никогда тебя здесь раньше не видел? — спрашивает Тоору. Парень пожимает плечами. — Твоя взяла. Я то здесь бегаю каждое утро в одно и то же время. Тоору сначала смотрит на него, потом, после озарения, на собаку, лающую вслед сбежавшей цели. Чёртов пес, переворачивающий всю его рутину с ног на голову и притягивающий придурков с торчащими волосами в его прекрасную спокойную жизнь. Или, конкретно, одного придурка. Который сейчас выжидающе смотрит на Тоору. — Ты что-то сказал? — спрашивает Тоору. — Так тебе нужна помощь или нет? — говорит парень уже видимо второй раз. — Я тебя не просил, — отвечает Тоору, но в это же время наклоняется, кивая на спутанный поводок. Парень приседает рядом (его близость нисколько не отвлекает) и изучает проблему. — Эй, — говорит он спустя некоторое время, — Как зовут собаку? — Кио, — сообщает Тоору. — Зачем тебе… — Привет, Кио, — собака вздрагивает, услышав своё имя, затем резко оборачивается к парню, который начинает ласково гладить пса по голове, — Привет. Ты же хороший мальчик, да? Дааа, такой хороший мальчик. Голос парня приобретает странную мягкость, его новый тон сильно отличается от того ехидного стёба, привычного Тоору, — голос звучит сладко, как кофе с молоком и сахаром. Тоору настолько застигнут врасплох этим голосом, что он не сразу понимает вторую часть плана, пока парень не смотрит на него, выразительно кивая на поводок. Челюсть Тоору немного отвисает, но он быстро приходит в себя и начинает распутывать. Когда Кио стоит спокойно это так же легко, как подавать мячи. Через несколько секунд все узлы распутаны. Парень встает, вытирая руки о штаны. — Видишь. Всё легко. Просто, как заставить первогодок отрабатывать падения… Кио срывается с места и несётся по дорожке. — А ну вернись, ёбаная дворняжка! — орёт Тоору, пускаясь в погоню. Как только он ловит Кио (только потому, что тот остановился пописать на куст, но об этом никому не стоит знать), Тоору обматывает поводок вокруг своей руки столько раз, что не смог бы отпустить, если бы сам захотел, и возвращается. Придурок всё еще стоит там, смеясь, как будто в первый раз увидел что-то настолько смешное. — Знаешь, тебе наверное не стоит называть собаку ёбаной дворняжкой на людях, говорит он Тоору. — Здесь могут быть дети. — Рано или поздно дети учатся таким словам, — возражает Тоору. Он останавливается и наставляет прямой, как копьё, палец на парня. — Ты говорил о падениях и первогодках. — Что? — парень на какое-то время теряется, а потом говорит: — Ах да. Я был капитаном волейбольной команды в старшей школе и, чтобы заставить первогодок отрабатывать приемы, я говорил, что заплачу за ужин, если они постараются. — Все капитаны так делают, — отмахивается Тоору. — Да? А все капитаны потом платят еще и за мороженое? — Хорошие — платят, — Тоору замолкает и более внимательно осматривает собеседника. Что-то в нём кажется очень знакомым. — Какую команду ты возглавлял? — спрашивает он. — Некома, — отвечает парень, — А что? Ох. Тоору бьёт себя по лбу. — Некома, повторяет он, — Конечно. Ты, наверно… Стой, я знаю… Куроо. — Куроо Тетсуро, — парень — видимо, Куроо, подтверждает. — Откуда ты знаешь? — Я много читал о других командах, когда был капитаном Аобаджосай, — объясняет Тоору. — Мне хотелось быть в курсе дела, когда моя команда попадёт на национальные, а вы, ребята, были одной из лучших токийских команд. — Но вы не попали на Национальные? — говорит Куроо. — По крайней мере, пока мы были в старшей школе. — Не напоминай, — Тоору начинает спускаться по дорожке. — Стой, прости, — Куроо легко его нагоняет. Тоору бесят его длинные ноги. Бесят. — Мне не стоило говорить об этом. Тоору не смотрит на него несколько секунд, но затем Кио останавливается (чёрт знает почему) и он поворачивает голову не неожиданное движение. И Куроо, при всей его наглости, в этот момент выглядит… искренне. — Они попали на Национальные следующей весной, — говорит он. — Эти первогодки всё-таки собрались и подобрали сопли. Даже я до сих пор под впечатлением. Половина из них были мелкими говнюками, когда я был капитаном. — О боже, и не говори, — отвечает Куроо. — Мои первогодки, это было что-то с чем-то. Был там один парень — пришёл в середине года и никогда не играл в волейбол до этого, вообще не умел блокировать или принимать, и это то в команде известной своей защитой. Но тем не менее, он хотел быть асом. — Невероятно. И ты позволил ему играть? — У него были восхитительные рефлексы, так что, мне… вроде как пришлось. Но всё же. Такой наглец. — Ага, у меня тоже был такой один. Они продолжают разговаривать, обмениваясь историями о непослушных первогодках и проблемных соперниках, пока не доходят до конца дорожки — Кио бежит рядом с Тоору. На краю парка располагается маленькое кафе — Тоору никогда не бывал там раньше, просто пробегал мимо на последнем издыхании, но когда Куроо направляется внутрь, он идёт следом, всё еще рассказывая историю, про то, как вся его команда заказывала у него рамен, на случай, если он облажается с подачей. — Эспрессо. Двойной сахар и молоко, — говорит Куроо бариста. Затем глядит на Тоору. — А тебе? Что ж. Кофе вряд ли будет хуже, чем в Старбаксе рядом со спортзалом. — Карамельный маккиато, с двойными взбитыми сливками, — говорит Тоору.***
8 Июня 9:13 Я: он был капитаном одной из сильных токийских команд в старшей школе! вот почему он казался мне знакомым!!! ива-чан: Кто? Я: парень которого я встретил недавно. когда я ну это ива-чан: А, он. ива-чан: Так когда у вас свидание? Я: ЧТО ива-чан: Нет свидания? Я: ПОЧЕМУ ОНО ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ Я: Я НЕ ХОЖУ НА СВИДАНИЯ С ПРИДУРКАМИ ива-чан: Конечно. Я: ИВАЧААААААААН ива-чан: Наверное, так даже лучше. Ты ужасен в отношениях. Я: ПОЧЕМУ ТЫ РЕШИЛ ЧТО БУДЕТ СВИДАНИЕ Я: ИВАЧАН Я: И В А Ч А Н ива-чан: Не забывай ставить Кио уколы. Раз в неделю, по вторникам. Я: НЕНАВИЖУ ТЕБЯ***
После этого жизнь Тоору входит в странный ритм. Рано с утра он скатывается с кровати, завязывает шнурки на кроссах, хватает Кио и идёт в парк, где его встречает Куроо. Они не договариваются о каком-то особом месте встречи, но обычно рано или поздно натыкаются друг на друга, часто буквально (у Тоору есть талант, или, возможно, нехватка оного, — абсолютно не смотреть, куда он движется). Они вроде бы как бегают вместе. Тоору лучше себя чувствует на длинных дистанциях, длинные ноги Куроо делают его более склонным к спринту, а Кио просто хочет гоняться за белками, так что какое-то подобие тренировки длится около получаса, затем они сдаются и переходят на шаг. Они возвращаются обратно к краю парка, препираясь насчёт жары, или о том, стоит ли брать бутылку воды или ограничиться парковыми питьевыми фонтанчиками, или о том, скатывается или нет экономика в дерьмо, или о том, какой вкус мороженого самый лучший, или о качестве нового фильма про Джеймса Бонда. Куроо насмехается над космическими футболками Тоору, а Тоору насмехается над тем, как Куроо бежит (в движениях его рук есть что-то от робота, а его лицо выглядит, как будто он очень старается не обоссаться). Куроо сравнивает Тоору с героем мультфильма, а Тоору сравнивает Куроо со злодеями Стар Трэка в нелепых костюмах. Куроо ухмыляется, Тоору дуется, Кио пытается улизнуть от них в компанию какой-нибудь собаки, у которой можно понюхать зад. После они всегда идут за кофе. Куроо всегда берёт эспресоо («Ты убьешь себя таким количеством кофеина» — говорит ему Тоору) и Тоору всегда берёт карамельный маккиато («Ты убьёшь себя таким количеством сахара» — возражает Куроо), и Тоору с каждым утром всё больше жалеет, что тренировка не начинается позже. (Иваизуми смеется над ним в смсках, а Кио лает, как будто что-то знает. Это немного нелепо, но приятно. Ему кажется, он вполне может привыкнуть ко всему этому.) А потом, они снова встречаются в Шибуя. Тоору блуждает по торговому району в поисках подарка для своего племянника (наверное, просто накупить футболок с инопланетянами и набор Lego Star Wars больше не прокатит) когда замечает знакомую копну черных волос на другой стороне улицы. Немедленно, повинуясь какому-то странному инстинкту, он бросается через дорогу, когда на таймере светофора осталось пять секунд, почти столкнувшись с такси и двумя мотоциклистами на своем пути. Улица заполнена людьми, и манёвры между кучками орущих школьников, бизнесменов, спешащих на встречи, и кудахчущими над пакетами женщин отнимают у него целую минуту, но Тоору подбирается достаточно близко чтобы протянуть руку и хлопнуть по спине в потертой кожаной куртке. Куроо поворачивается с широко открытыми глазами. — Привет, — говорит Тоору, — Не ожидал встретить тебя здесь. Ему требуется весь его самоконтроль, чтобы сдержать улыбку. — Опять собаку потерял? — спрашивает Куроо. Тоору сверкает глазами. Две секунды разговора, и он уже начинает говниться, но Тоору ничего другого и не ожидает. — Я не настолько тупой, чтобы вести собаку в Шибуя, — отвечает он. — Ты говорил иначе три недели назад. — Так, заткнись, ладно? — говорит Тоору, злясь на себя, от того, что не смог придумать более достойный ответ. — Заставь меня, — говорит ему Куроо, опасно мерцая глазами, и на какой-то момент Тоору представляет себе, как бы это было, если бы он сделал пару шагов, поднял голову и впился в эту мерзкую, раздражающую, такую великолепную ухмылку… — Прочь с дороги! — кто-то, спеша, отпихивает Тоору локтем в сторону. Тоору направляется к одному из универмагов. Куроо следует за ним, легко подстраиваясь под его темп. — Так что всё-таки ты здесь делаешь? — спрашивает Куроо. — Ищу подарок племяннику на день рождения. — У тебя есть племянник? — Ага — Такеру, ему семнадцать в этом году, и он уже слишком взрослый для всего этого говна с инопланетянами, по словам моей сестры. — Семнадцать это еще много. Я бы сказал, что десять лет — это слишком взрослый. Тоору расстегивает куртку, предъявляя футболку с мультяшным рисунком Спока в тёмных очках. Подпись гласит: ILLOGICOOL. Он поднимает одну бровь в беззвучном вызове. Куроо приходится отступить в переулок и прислониться к стене, потому что он смеется так, что не может идти.***
Поиски подарка для Такеру занимают гораздо больше времени, чем планировалось. Он думал, что его поход займет часа полтора максимум — он бы походил по какому-нибудь торговому центру, нашёл бы приличную футболку и, может быть, пару носков (мальчишкам всегда ведь нужны носки?), выпил бы кофе и пошёл домой. Но с Куроо гипермаркет перестает быть просто складом уцененных модных шмоток. Это лабиринт, сотканный из возможностей, где на каждом углу поджидают невероятные опасности. Сумки от bedazzled, джинсы с дырами совсем не на тех местах, футболки, еще более позорные, чем у Тоору — и все они просто просят, чтобы над ними поиздевались. Куроо говорит что школота не та пошла, будто он сам доисторический дед прихлебывающий чай в кресле качалке, и Тоору в ужасе корчит рожи, каждая еще ужасней предыдущей, и их обоих едва не вышвыривают из магазина в трёх разных отделах. Через два с чем-то часа в магазине, Тоору находит рубашку на пуговицах адекватного цвета, которая возможно понравится его сестре, и отстаивает огромную очередь к кассе — но не идёт домой. Ничего подобного. Он и Куроо блуждают по Шибуя, проталкиваясь сквозь толпу, и одновременно подмечая отвратные рекламные щиты. — Я помню, когда здесь была реклама мебельной компании, — говорит Куроо, показывая на щит, сейчас изображающий, кажется, полный состав Bleach. — Да? А я помню, когда это было кофейней, — в свою очередь говорит Тоору, показывая на маникюрный салон. — Я помню, как там был американский фаст-фуд, — парирует Куроо. — Там был американский фастфуд? — повторяет Тоору. Это сложно представить — здание кажется совсем крошечным, едва ли шире, чем ванная в его квартире. Куроо самодовольно улыбается: — Не забывай, Ойкава, я живу здесь всю свою жизнь. Я знаю город, лучше, чем ты когда-либо будешь. — Докажи, — говорит Тоору. В последнее время Тоору принимает много неразумных решений, но это «Докажи» бьет все рекорды. Куроо подмигивает, и растворяется в толпе, сначала ноги, потом куртка, затем исчезают волосы — словно чеширский кот, смеющийся в темноте. — Сука, — Тоору ругается и начинает бежать. Куроо ведёт его по главной улице, вниз по переулкам и вверх по лестницам, о существовании которых Тоору и не подозревал. Невероятно — за шумным торговым кварталом спрятан совершенно другой район — царство слишком узких для машин переулков, залитых тусклым светом, крошечных изакая, где меньше сидений, чем на кухне у Тоору, и отстающих постеров, с фильмами двухлетней давности. Остатки старой Шибуи — пережиток прошлого, трава, растущая сквозь трещины в бетонном тротуаре, однако это место совсем не выглядит умирающим. Здесь всё заполнено старыми друзьями, идущими поужинать, заполнено смехом, льющимся из открытых окон, заполнено запахами дамплингов и саке, от чего у Тоору рот наполняется слюной. Он останавливается около одной закусочной с раменом чтобы передохнуть, и оказывается настолько захвачен желанием набить свой живот, что забывает посмотреть, куда пошёл Куроо. — Эй, идиот, — слышится крик впереди, — Чего ждешь? Тоору поворачивается, моргая от неяркого света. Куроо стоит у знака СТОП, хотя нет, он прислоняется к знаку СТОП (что за страсть — прислоняться ко всему) с руками у рта, сложенными в импровизированный мегафон. — Я хочу есть! — кричит Тоору в ответ. — Прекрасно! Это в следующем квартале! «Что в следующем квартале?» — хочет спросить Тоору, но не успевает — Куроо опять срывается с места. Он шумно вздыхает, бросает на рамен взгляд, полный тоски, и идёт следом.***
«Это в следующем квартале» оказывается, видимо, крошечной изакая. Она не очень отличается от прочих, мимо которых они прошли, — такая же стойка, такая же линия стульев, такая же потрескавшаяся штукатурка — но у этой есть одно преимущество (хотя, может быть, и недостаток): внушительная неоновая вывеска, гласящая «СОВА». Подойдя ближе, Тоору обнаруживает Куроо уже сидящем на одном из стульев, длинные ноги свисают как только что постиранные простыни на растянутой верёвке. Он разговаривает с человеком в фартуке, по-видимому, хозяином, — хорошо сложенным и обладающим самыми нелепыми волосами, которые Тоору доводилось видеть. Они белые, хотя парень не выглядит сильно старше Тоору, и торчат, будто зацементированы гелем — однако почему кто-нибудь хотел бы намеренно сделать себе такую прическу Тоору понять не может. Но затем его живот опять урчит, напоминая, что он не ел с утра. Странная причёска или нет, но он поужинает здесь. Тоору заходит внутрь, насколько он может зайти внутрь, раз всё заведение находится на улице, и садится рядом с Куроо. — Ага, значит слоупок наконец прибыл, — говорит Куроо, поворачиваясь с ухмылкой. — У тебя ноги длиннее, чем у меня, — замечает Тоору, — И ты знал, куда идти! Я повернул не туда, и мне пришлось возвращаться! — Это всё потому, что у тебя отвратительное чувство направления, — Куроо поворачивается к хозяину, — Две якисобы. Да побольше. — Сейчас будет, — говорит парень. Он выпрямляется, открывает шкаф сбоку от кухни, и что-то достает. — Стой, ты не дашь мне сделать заказ самому? — спрашивает Тоору. — Нет, — отвечает Куроо. — Почему? — Потому что. Якисоба от Бокуто — лучшая из лучших. — О-о-о, спасибо, бро, — хозяин поворачивается назад, с бутылкой саке в руке. Он берёт три бокала из-под стойки, выставляет их, наливает, и в это время Тоору понимает, что бутылка помечена кошачьей мордой, нацарапанной красным маркером. — В любое время, бро, — говорит Куроо. Парень улыбается, и внезапно Тоору понимает. — Ты Бокуто Котаро! — он почти кричит. — Бокуто перестает наливать, оставляя бокал Тоору пустым, и хмурится: — Да. Как ты узнал? Тоору тыкает в него пальцем: — Как я узнал? Ты был одним из лучших асов страны! Я смотрел один из твоих матчей на Национальных, в наш третий год. Твои подачи были потрясающи. Лицо Бокуто озаряет широкая улыбка: — Куроо прав. Ты действительно большой задрот. — Что?! — Тоору переводит взгляд с Бокуто на Куроо, который улыбается, как будто только что выиграл матч поинт. — Я не задрот! — Дааа? Покажи-ка Бокуто свою футболку и скажи мне, что ты не задрот. Блядь. Тоору забыл про футболку. Может быть Иваизуми прав и ему не стоит надевать футболки с пришельцами на улицу. Это спасло бы его хоть от какой-то части унижения. — Ну-ка, что за футболка? — спрашивает Бокуто, — Я хочу посмотреть! — Ты точно не хочешь, — говорит ему Тоору. — Ты точно хочешь, — поправляет Куроо. — Хочу! — настаивает Бокуто. Его глаза делаются очень широкими, как у совы. «Не была ли сова талисманом Фукуродани? Это бы объяснило название» — думает Тоору. — Если покажешь, я сделаю скидку, — упрашивает Бокуто, — пятьдесят процентов для друзей и классных ребят! Что же. От такого предложения Тоору не может отказаться. Он расстегивает куртку, показывая ту самую (печально известную) футболку. Бокуто смеется — громкий раскатистый звук, как гром жарким летним днём. — Как будто ты не сделал бы ему скидку просто так, хитрая ты совень, — говорит Куроо, щелкая Бокуто по лбу через стойку. Бокуто пожимает плечами: — Ну да. Зато я посмотрел на футболку! Классная футболка! — Тебе тоже нравится Стар Трек? — с жаром спрашивает Тоору, наклоняясь вперед. — Мне нравятся фильмы, — говорит Бокуто. — Новые или старые? — Я видел только новые. Что там был за парень с шотландским акцентом? — Скотти? — Да, он! Мне он нравится. Он смешной. И девушка, я забыл имя, — очень крутая. — Ухура, — подсказывает Тоору. — Новые фильмы хороши, но у них много недостатков. Ведь Джей Джей Абрамс не очень сильно любил Стар Трек, и у него не было изначальной цели Джина Родденберри для создания сериала, или значительного влияния, которое он должен был оказать на американское общество, и... Объяснения Тоору внезапно прерываются широкой ладонью, закрывшей его рот. — Давай ты будешь готовить обед, — любезно говорит Куроо. — А потом Ойкава закончит рассказывать про социополитический подтекст вашего хуетрека. Его ладонь теплая и неожиданно мягкая, для человека, много лет игравшего в волейбол. Тоору кусает её. — Что за нахуй, — восклицает Куроо, тряся рукой в воздухе, — Чувак. Тоору улыбается: — Я могу рассказывать про социополитический подтекст Стар Трека пока ты готовишь ужин, — говорит он Бокуто. — Хорошо, — соглашается Бокуто, — Но сначала тебе придётся мне напомнить имена главных героев, я их совсем забыл.***
— Хороший был ужин, — говорит Тоору. — Да, — соглашается Куроо, — Хороший. Они бредут по городским улицам, где неоновые вывески прорезают сумерки. Куроо клянется, что где-то здесь должна быть станция метро, но он плохо стоит на своих длинных ногах, едва заметно пошатываясь при ходьбе, как паук, потерявший свою паутину. Тоору хотел бы посмеяться над ним, — но ему самому сложно связывать слова, саке течет в его памяти и в крови. Он так не напивался с колледжа, и никогда не пьянел так, — не от вечеринок и танцев, а от пары друзей и тянущихся часами разговоров. — Мне нравится Бокуто, — говорит он. Нравится. Смешное слово. Длинное а, яркое р. Как парк, или дар. Как сказать «да». — Да, — говорит Куроо, — Бокуто классный. — Как он… — начинает Тоору. Хмурится. Начинает снова — Почему он… — Почему он работает там, хотя мог бы быть одним из ведущих асов страны? — спрашивает Куроо. Он останавливается и хватается за дорожный знак. Поднимает руку, останавливая Тоору. (Тоору не представляет, как он может идти так, но при этом составлять целые предложения.) — Да, — Тоору останавливается на углу и ждет. Куроо глубоко вздыхает, поднимает глаза на ближайшее здание — на нем безостановочно бежит реклама какой-то ювелирной компании: Купи жемчуг для своей девушки и она никогда не перестанет благодарить тебя — и идёт дальше. — Он мог бы им стать. Он получил приглашение, пошёл в колледж с огромной стипендией, столько людей пророчили ему большое будущее — но он всё проебал. Плохо приземлился. На тренировочном матче. Даже не на турнире. Одно неверное движение, и теперь он не может бегать, не может прыгать. Это такое дерьмо. В его словах горечь — не злость, а обида. Как шрам от раны, зажившей годы назад. Он шаркает ногами, опустив голову, с руками в карманах. — Да, говорит Тоору. Повторяя эхом, в поисках лучшей фразы: — Такое дерьмо. — Однако, у него сейчас всё хорошо, — продолжает Куроо. — Ему нравится его изакая, он принадлежал его прадедушке, представляешь? Семейный бизнес, целые поколения верных клиентов. И он немного тренирует, в начальной школе его района. Тоору представляет легкую улыбку Бокуто, его неиссякаемый энтузиазм: — Он в этом хорош. — Да, — говорит Куроо, — Так и есть. Они поворачивают за угол, и на другой стороне улицы Тоору замечает мерцание знака метро. Слова на нём выглядят знакомо. Он показывает на него пальцем. — Что? — спрашивает Куроо. — Это не… дорога домой? Куроо смотрит. Прищуривается. Слегка наклоняется вперед. Спотыкается, и Тоору испытывает престранное желание подхватить его, но Куроо выпрямляется и его ноги снова образуют правильный угол с тротуаром. — Она самая. Он кивает сам себе — его голова утопает в куртке, и начинает переходить дорогу. Тоору рассматривает его — Куроо похож на тряпичную куклу — одни конечности и никакого контроля над перемещением по миру. Этот Куроо разительно отличается от того, за которым Тоору едва поспевал ранее, и его разрывает между желанием забросить свою руку Куроо на плечи или вместо этого заснять видео для потомков. — Давай, — кричит Куроо с середины перекрестка. Он неистово машет рукой, видимо, пытаясь позвать его. Тоору идет. Он спешит к перекрестку и забрасывает одну руку Куроо на плечи. Из-за разницы в росте это выходит слегка неуклюже, но этой же рукой Тоору подавал трём асам подряд, так что он может поддержать одного гигантского кота. Огни от рекламы узорами ложатся на землю, как свет, бьющий сквозь витражи, окрашивая их в синие, фиолетовые и зелёные цвета. — Эй, — говорит он. Куроо моргает: — Привет. Кто-то жмёт на клаксон, и Тоору вспоминает, что они, чёрт возьми, всё еще стоят на середине дороги. — Пошли, — говорит он Куроо. И вместе, шаг за шагом, они переходят перекресток и спускаются в метро. Спуск по ступенькам — сложная задача, но почему-то еще сложнее оказалось выуживать карточку метро из кармана куртки Куроо. Зато потом они видят, что станция находится на линии, ведущей к их районам, так что могло быть и хуже. Платформа почти пустая, если не считать пары тихо разговаривающих стариков и молодой девушки, отгородившейся от мира наушниками. Тоору садится на одну их металлических скамей и смотрит, как Куроо выходит на середину станции, раскинув руки в стороны. — Но приложите ваши руки: от уз меня освободите, — выкрикивает он. Голос эхом отскакивает от стен, как слишком сильно посланный волейбольный мяч. — Дыханьем благостным снабдите, и в путь направьте парус мой. Чтоб цели я достиг прямой — вам угодить… — Что ты делаешь? — кричит Тоору. — Шекспир! — отвечает Куроо. Он слегка кружится, как покосившаяся балерина. Мозг Тоору подсказывает слово «восхитительный» и тут же ругает сам себя. — Финальный монолог Просперо. Буря. — Это, чёрт возьми, кто? Куроо перестает кружиться и смотрит на Тоору с разинутым ртом. — Шекспир, — повторяет он, — Мой чувак. Мой братан. Британский поэт и драматург. Мастер шуток про члены. Тоору мотает головой: — Никогда не слышал. — Но он крутой. И очень значимый. Прекрасный писатель… Его игра слов… Легендарная. Тоору пожимает плечами. Куроо грустно поникает. Его парус опадает. — Никто не ценит его так, как я. Мои ученики говорят, что это слишком сложно. Слишком сложно. Конечно, там устаревший язык, но его произведения великолепны. Он, можно сказать, изобрел современный английский язык. Тоору пристально смотрит на него. Каким-то образом, даже спустя месяц знакомства (неужели уже месяц?) этот парень всё еще может так удивлять. — Подожди, Куроо, — говорит он, — Кем ты работаешь? — Я преподаю английскую литературу, — отвечает Куроо, — в старшей школе. — Ты преподаешь английскую литературу, — повторяет Тоору, — и, видимо, можешь при желании… цитировать этого Шекспира, но ты говоришь, что я странный… из-за космических футболок? Тоору рассеянно думает, что трезвым он бы придумал что-нибудь получше. Но и так Куроо моргает и стоит с круглыми глазами, абсолютно шокированный, как ребёнок, у которого только что отобрали любимую игрушку. — Ты задрот, — говорит он, наконец, — а Шекспир — это литература. Учёные посвящали всю свою жизнь изучению его творчества. Мне платят за мою работу. А ты просто чудак, который очень сильно любит пришельцев. Прибывает поезд, грохоча мимо них как гроза на электрорельсе. Казалось бы, это даст Тоору время придумать достойный ответ, но всё на что он способен, это: — Шекспир — отстой. Двери открываются, Куроо вваливается внутрь. К счастью, внутри есть свободные места, и Тоору выбирает одно посередине, а Куроо падает на соседнее. Он сползает вниз по жесткому пластиковому сидению, расставляя ноги в проходе, и роняет голову набок. Она оказывается в опасной близости от плеча Тоору. — Не отстой, — заявляет он, — Гений. — Отстой. — Изобрёл сотни новых слов. — Отстой. — Писал пьесы, понятные всем слоям общества. — Отстой. — Брал старые сюжеты и придавал им глубину и новизну. — Отстой. С каждым словом голова Куроо кренится ниже и ниже, пока не оказывается на плече Тоору. Его волосы в его типичном беспорядке, — мягкие и растрепанные, и Тоору осеняет странное желание провести по ним пальцами. Он обхватывает рукой плечи Куроо, и Куроо довольно урчит. Тоору думает, что он как кот, спящий в пятне солнца, и абсолютно невосприимчивый ко всему происходящему. — Шекспир — не отстой, — тихо говорит Куроо. — Хорошо, — говорит ему Тоору, — Хорошо.***
29 Июня 13:07. Неизвестный номер: привет Неизвестный номер: ты еще хочешь увидеть мою кошку??? Я: … кто это Неизвестный номер: куроо Я: а [«Неизвестный номер был добавлен к контактам. Создан новый контакт мудила »] Я: привет Я: когда я сказал что хочу посмотреть на твою кошку мудила: вроде прошлой ночью мудила: еще ты забил свой номер мне в телефон мудила: под именем «звонить в случае похищения пришельцами» Я: так тебя похитили пришельцы? мудила: … нет Я: тогда нах ты мне пишешь мудила: я думал ты захочешь увидеть мою кошу Я: … ладно мудила: это «ладно это норм причина мне писать» или «ладно я хочу увидеть твою кошку» Я: это «ладно ктото очень хочет чтобы я увидел его кошку» мудила: у меня классная кошка мудила: может даже самая лучшая Я: нуесли ты в этом уверен мудила: вполне уверен Я: хорошо если ты настаиваешь Я: я погляжу на твою кошку мудила: я знал что ты хочешь мудила: ща напишу тебе адрес***
Квартира Куроо не такая, как ожидал Тоору. Он не знает почему — он не ожидал никакой конкретной степени чистоты или беспорядка, или стен, покрытых волейбольными постерами, или какой-то особой цветовой гаммы. Не ожидал простора и роскоши, или тесноты и разрухи — любая, достаточно элитная школа с классом английской литературы должна платить вполне неплохо. Но всё равно, переступая через порог и вылезая из кроссовок (оставляя их под постером Великого Гэтсби, не меньше) он захвачен врасплох и стоит какое-то время, просто осматриваясь. Может быть, дело в книгах. Здесь их полно — книги на переполненных полках, книги в стопках на столах, книги, припрятанные в углах. Книги с отходящими переплётами, книги всё-еще в пластиковой упаковке, книги, потерявшие свои обложки. На каждой стопке наклеен большой стикер со словом, нацарапанным маркером — почерк Куроо ужасен, но Тоору может разобрать, что это заголовки различных тематик: проза на книжной полке, история на кухонном столе, философия около телевизора, наука на полу в ванной, архитектура на холодильнике. Это место напоминает Тоору его представление пещеры Смауга, во время чтения Хоббита, но поменьше, и с книгами вместо гномьих сокровищ. — Они все твои? — спрашивает он, поднимая книгу об истории мексиканской революции, небрежно пролистывая и водружая её обратно на вершину стопки. — Они? — доносится голос с другого конца квартиры. Куроо скрылся в своей комнате в поисках своей кошки, которая, видимо, не в восторге от людей. Или от необходимости покинуть место отдыха. — Книги, — уточняет Тоору. На верху холодильника лежит одна с заголовком Международная Архитектура Межвоенной Японии. Он и не думал, что можно написать про это целую книгу. — Конечно мои, — говорит Куроо, выходя из своей комнаты. В его руках, сложенных наподобие колыбели, видимо, лежит Кенма, но Тоору не может её разглядеть, — Но не спрашивай, прочитал ли я их все. — Хорошо, — говорит Тоору. — Ты их все прочитал? Куроо яростно смотрит на него. — Во первых, я тебя ненавижу. Во вторых, однажды, я прочитаю. Однажды. Тоору сдерживает смех. — Хорошо, как скажешь. Куроо удерживает взгляд, затем придвигается ближе. — Ну вот, это Кенма, — говорит он, раздвигая руки и показывая пестрый серый мех и большие тёмные глаза. — Она немного пуглива, так что может, для начала просто… погладишь её? Тоору протягивает руку туда, где ориентировочно должна находиться голова. Кенма закрывает глаза и льнёт к его ладони, тихо урча. Воспоминание из предыдущей ночи грозит вырваться на поверхность, но Тоору сдерживает его, концентрируясь на крошечном невероятном создании перед ним. — Такая мягкая, — говорит он Куроо. Куроо улыбается. — Ага. Хочешь подержать? — А можно? Можно. Спустя минуту сложных манёвров Кенма лежит в его руках, мурча, как трактор. Она издает намного меньше шума, чем Кио, который не в состоянии продержаться пять минут ни на что не лая, будь это телевизор, орущие дети в парке, или нога Тоору. Тоору решает, что ему нравятся кошки. Может ему стоит завести одну. — Знаешь, — говорит он, глядя на Куроо, — Не могу поверить, что ты назвал кошку в честь своего связующего из старшей школы. Какое-то время стоит тишина. Тоору поднимает взгляд на Куроо, который смотрит на него, не пристально, а просто… смотрит. С интересом. — Когда я тебе говорил, что Кенма названа в честь моего связующего из старшей школы, — медленно говорит Куроо. Вот чёрт. Блядь. Он не говорил. Он абсолютно точно не говорил. — Эм, — говорит Тоору. — Ойкава, — Куроо смотрит на него, не мигая. Тоору не было так страшно с тех пор, когда его выбрали для первой подачи в матче против Шираторизавы, в его первый год. — Ты что, загуглил меня? — Эм, — говорит Тоору, — Это. Мне надо идти. Он практически запускает Кенмой в Куроо, — кошка издает удивлённое мряу — и начинает отступать в сторону входной двери. — Мне звонят. Очень важный звонок. Куроо с изумлением наблюдает за ним. — Твой телефон не звонит. — Звонит! — восклицает Тоору. Он вынимает его из кармана и поднимает вверх, как будто это что-то докажет. — Он на беззвучном! Суперважный звонок! Мне надо идти прямо сейчас! И после этого он поворачивается и бежит — прочь из квартиры, по лестнице и на улицу. Останавливается у двери подъезда и прислоняется, чтобы отдышаться. А потом Тоору поступает как и в любой другой стрессовой ситуации: он звонит Иваизуми. — Какого хрена, — хрипло говорит Иваизуми. — Я на собрании. — Ива-чан, ты должен мне помочь, я облажался, я абсолютно облажался. Голос на другом конце провода внезапно становится настойчивым: — Что случилось? У тебя что-то болит? Перетренировался? Кто-нибудь рядом может тебе помочь? Он ждёт ответа, и добавляет: — Ойкава? — Куроо узнал, что я про него гуглил, — говорит Тоору. Молчание длится несколько секунд. Потом Иваизуми начинает смеяться. — Какого хера, Ива-чан, это жестоко! — возражает Тоору. Но безрезультатно — смех становится только громче. Не в первый раз Тоору задается вопросом, почему люди так сильно наслаждаются его несчастьями. — Так, если ты не собираешься помогать, то я пошёл, — говорит ему Тоору. — Ты просто… — выдавливает Иваизуми между приступами смеха. — Ты. Я не могу поверить, что ты его загуглил. — Подумаешь. Тоору вешает трубку и трусцой бежит домой. Если остаток его жизни пройдет в таком беспорядке, то ему стоит держать себя в форме.***
29 Июня 14:46 ива-чан: Пригласи его уже наконец. ива-чан: Это не сложно. Я: ПОЧЕМУ ТЫ ТАК УВЕРЕН ива-чан: Не попробуешь — не узнаешь.***
15:11 Я: просто знай что это был очень важный звонок мудила: инопланетяне звонили? Я: ТАК ЗАТКНИСЬ Я: ПРОСТО. ЗАТКНИСЬ. мудила: никогда***
4 Июля 17:34 мудила: занят сегодня вечером? Я: хотел посмотреть нп Я: а что??? мудила: я не знаю что такое нп, но полагаю что это задротская фигня и поэтому заранее тебя осуждаю мудила: не хочешь поужинать вместо того задротства, что ты собрался делать? Я: НП ЗНАЧИТ НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ ТО ЕСТЬ НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ СТАРТРЕКА ЧТО ЕСТЬ ПРИЗНАННАЯ КРИТИКАМИ ПОТРЯСАЮЩАЯ СЕРИЯ Я: НО НАВЕРНО ПИКАРД ПОДОЖДЁТ ПАРУ ЧАСОВ мудила: хорошо мудила: встретимся у бокуто через час? Я: ага***
Тоору опаздывает. Не потому что он хотел опоздать, нет, (хотя он мог выйти пораньше, или не останавливаться перед витриной магазина, поправляя волосы, или не пропустить поезд, отправляя Иваизуми картинку успокоительного с примечанием «тебе бы пригодилось»), а просто потому, что изакая Бокуто было очень сложно найти. Она расположилась в переулке за торговым центром в развлекательном районе, как и сотни других изакая в пятикилометровом радиусе. Это просто чудо, что Тоору находит это место. Находит, спустя какое-то время, разглядывая в уличные знаки, походив взад-вперед и, наконец, спросив совета у пожилой женщины, которая, судя по виду, повидала кое-какое дерьмо. Приближаясь, он видит Куроо уже сидящего там, на том же самом табурете, втором слева, который пониже, чем остальные. Куроо поворачивается к Тоору со странным выражением лица. Неуверенным, как у капитана в начале своей первой игры, когда он не уверен, будет ли команда воспринимать его всерьёз. Если бы Тоору был более догадлив, он бы понял, что Куроо нервничает. Но что бы это ни было, оно рассеивается, как только Куроо замечает футболку Тоору. — Хан Соло? — спрашивает он. — Серьёзно? Тоору вспыхивает: — Хан Соло потрясающий персонаж, — говорит он Куроо. — Обаятельный. Харизматичный. Может выпутаться из любой ситуации одним разговором. У него лучший корабль в галактике. — Тебе не кажется, что его образ — немного клише? — Клише? — повторяет Тоору. Ему кажется, что кто-то ударил его под дых. — Как ты смеешь? — Ну, ведь всё это — опасный контрабандист с золотым сердцем — стереотип, — говорит Куроо. Он углубляется в анализ различный штампов использованных в «Звездных Войнах» и Тоору оглядывается вокруг, с поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы его ударить. И только тогда он осознает, что они вообще-то не одни за стойкой. — Привет, Ойкава, — говорит Ушиджима Вакатоши. — Ёбаный в рот, — отвечает Тоору. Ушиджима хмурится. Он, как всегда, раздражает своим странным видом, своей тупой прической и тупым каменным лицом и тупым… вообще всем. Он стал выше. Тоору это бесит. — Мне кажется, это не очень вежливый способ приветствовать людей, — говорит он. Тоору бесит он сам. — Привет! Вакатоши! — восклицает Бокуто, вылетая из кладовки. — Ты не говорил мне, что будешь в городе! — Сборную страны пригласили на какое-то ток-шоу, — объясняет Ушиджима. — Я решил заглянуть. И отдать тебе это, — Он достает пакет (Тоору не уверен откуда) и передает его Бокуто. Бокуто достает из пакета футболку с принтом очень странной грустной лягушки. — Чувак! — говорит Бокуто. — Чувак. Ты купил её в Нью-Йорке? Ушиджима кивает. — Она такая крутая, спасибо! Бокуто выходит из-за стойки и обнимает Ушиджиму, и, к удивлению Тоору, который всю старшую школу сравнивал его с бездушным бревном, Ушиджима реагирует на это как настоящий человек с реальными человеческими чувствами. Тоору наблюдает за этим зрелищем, словно перед ним разыгрывается сцена из фильма ужасов и на полном серьёзе ждёт, что кто-нибудь сейчас выпрыгнет и накинет мешок ему на голову. — Мне пора, интервью начинается через полчаса, — говорит Ушиджима. — Хорошо, удачи! — отвечает Бокуто. — Приходи потом, если получится. А если нет, передавай Тендо привет от меня! Ушиджима снова кивает и разворачивается, собираясь уходить. — Приятно было увидеться, Котаро, — говорит он, слегка махая рукой. — Куроо. Ойкава. — Удачи, чувак, — говорит Куроо. — Мммм, — говорит Тоору. Как только Ушиджима достаточно далеко, Тоору стремительно разворачивается к Бокуто. — Ты и Ушиджима друзья? — требовательно спрашивает он. — С каких пор? — Мы ходили в один универ, — объясняет Бокуто, возвращаясь за стойку и беря бутылку саке Куроо. — Но мы встречались на Национальных до этого. Откуда ты его знаешь? О, подожди — он не из твоего округа? — Да, к сожалению. Тоору скрипит зубами и напоминает себе, что Бокуто прекрасный человек и не заслуживает, чтобы его вещи ломали. Бокуто поднимает одну бровь. — Похоже, между вами не все гладко. На твоем месте я бы постарался помириться с ним. Могу дать тебе его номер, если хочешь. Помириться с Ушиджимой? Тоору скорее засунул бы свою руку в кипяток. — Я… подумаю, — говорит он Бокуто. — Отлично! — Бокуто вдруг улыбается. — Однако, хорошо, что он не остался. Я хотел, чтобы здесь сегодня вечером никого не было. Изакая была наполовину пуста в любой вечер, когда Тоору был здесь, и Бокуто почти ничего с них никогда не берёт, но Тоору молчит. Куроо, напротив, более любопытен. — Почему это? — спрашивает он, подозрительно разглядывая своего друга. — Я пытаюсь смутить тебя на твоем свидании! — радостно говорит Бокуто. У Тоору перехватывает дыхание. Он кашляет, напоминая своим лёгким, что да — их деятельность критично важна для его жизни, и спрашивает: — На каком свидании? — Эм. На этом свидании? Бокуто переводит взгляд с Тоору на Куроо, чье лицо в данный момент становится красным, словно стоп-сигнал светофора. — Это свидание, — говорит Тоору. Он стремительно поворачивается к Куроо и еще раз повторяет: — Это свидание. И еще раз, опустив голову на стойку: — О боже, это свидание. — Обычно, когда люди приглашают тебя на ужин, это называется свиданием, — говорит ему Куроо. В его голосе насмешка, но под ней скрывается нервозность. — Но, если ты неправильно меня понял, то есть, если ты не хочешь… — Нет я хочу. Я хочу! — говорит Тоору намного более высоким голосом, чем ему бы хотелось. Он поднимает голову на одну секунду, смотрит на Куроо — всё еще красный, но широко улыбающийся, словно выиграл Национальные — и опускает её обратно. — Значит, две якисобы, да? — спрашивает Бокуто откуда-то сверху. — И ты хочешь посмотреть фотки Куроо из начальной школы? Потому что они у меня есть. Прямо здесь. В моем телефоне. Улыбаясь, Тоору поднимается опять: — С удовольствием, — говорит он. Куроо стонет и опускает свою голову на стойку.***
— Ну вот, это здесь, — Говорит Тоору, — Мой дом. Где я живу. — Да, я понял, — отвечает Куроо. И всё равно, никто из них не двигается. На улице перед домом Тоору тихо. В этой части Токио нет пылающих неоновых вывесок — только фонари и залитые светом окна, льющие на землю невесомые золотые узоры. Небо над ними тёмное и чистое, и, хорошо вглядевшись, Тоору может различить несколько звёзд. Галактик. Невероятно далёких. Он гадает, могут ли пришельцы видеть, что сейчас происходит. Что бы они подумали, если бы наблюдали за ними. — Эй, — говорит Куроо, возвращая Тоору на землю. — Да? — Мне кажется, за тобой должок, — Куроо, освещённый фонарём, беспокойно мнётся. Руки на боках. Руки за спиной. Руки в его волосах. — Неужели? — спрашивает Тоору. — Какой? — Поцелуй? — Куроо говорит это вопросительно, затем повторяет: — Поцелуй. Для парня, заплатившего за ужин. — Я заплатил за ужин. Ты забыл снять наличку, а машинка для кредиток у Бокуто всё еще сломана. — Чёрт, точно. Я забыл, — Куроо засовывает руки в карманы. Вытаскивает. Засовывает обратно. — Хм. Тоору рассматривает его — наполовину застёгнутая рубашка, волосы, уложены намного хуже, чем пару часов назад, румянец на щеках — и улыбается. — Не хочешь зайти? — спрашивает он. Куроо в ответ улыбается — это что-то медленное, сворачивающееся, как лист газеты в костре, теплое и многообещающее.***
Той первой ночью они так и не поцеловались. Они поднимаются к Тоору, и да, он копается с ключами так долго, что Куроо начинает смеяться над ним, и, да, Куроо бросает куртку прямо на пол в гостиной, и, да, Тоору не включает свет — но пока они движутся к спальне, Тоору говорит, что очень хочет посмотреть сегодня НП, и Куроо называет его задротом, и Тоору настаивает, что это отличный сериал, и Куроо соглашается и говорит: «Хорошо, покажи мне одну серию, если он так хорош», и он растягивается на кровати Тоору, занимая куда больше её половины, пока Тоору хватает свой ноутбук и открывает Netflix. Они засыпают спустя полчаса от начала «Q Who», Куроо лежит на плече Тоору, а одеяло скомкано у них в ногах. На следующее утро просыпающегося Тоору встречает свет, бьющий в окно его спальни, и что-то тяжелое, лежащее на нём справа. Только спустя какое-то время, он понимает, что это Куроо — его лицо вжато в плечо Тоору, рука закинута на его талию, уголки губ приподняты в лёгкой улыбке. Он слишком высокий, а его руки и ноги слишком длинные и разбросаны во все стороны, как у морской звезды, тянущейся за десятью предметами одновременно. Но почему-то — может быть из-за тепла, исходящего от его кожи, или из-за невероятного уюта, словно эта кровать была создана для него, — он кажется бесплотным духом, остановившимся на утро и ускользающим с заходом солнца. Тоору замечает след от слюны на подушке. Уже не так возвышенно. Он улыбается и толкает руку Куроо. — Доброе утро. Куроо моргает и лениво раскрывает глаза. Замечает Тоору и улыбается. — Привет. — Тебе, это… Понравилась серия? — спрашивает Тоору. Не очень романтично, но ему интересно. Уж какой есть. — Честно говоря, я её совсем не помню, — признаёт Куроо. — Что? — восклицает Тоору. — Это одна из лучших серий! Мы должны посмотреть её еще раз. Прямо сейчас. — Хорошо, — соглашается Куроо. Тоору смотрит на него в упор — слишком просто. Это было слишком просто. — Но перед этим мы должны кое-что сделать, — продолжает Куроо. И он поворачивается, приподнимается на локтях и наклоняется, всё ближе и ближе, ещё ближе, как комета, притянутая звездой. Тоору подается ему навстречу. Их поцелуй лёгкий, естественный — как их споры, как бег, как улыбки. Рот Куроо тёплый, на вкус немного отдаёт дешёвым саке, впрочем, как и у Тоору. Тоору сдвигается, открывает рот шире, проникает внутрь за вкусом — и каким-то образом одна его рука оказывается у Куроо в волосах, а вторая на его талии. Они останавливаются, чтобы отдышаться, глупо улыбаются друг другу, затем приступают ко второму раунду. Только после четвертого раунда (или пятого? Тоору сбился со счёта) Куроо останавливается и прислушивается. — Мне кажется, Кио чем-то недоволен, — говорит он Тоору. Тоору на секунду застывает в замешательстве, но потом слышит лай из кухни, звучащий всё громче и громче. — Ой, — говорит он. — Да, я возможно забыл его покормить вчера вечером. Всё нормально. Куроо смеется, называет его отвратительной собачьей нянькой, и наклоняется поцеловать его в шею. Через пару минут Тоору понимает, что на самом деле всё совсем не нормально, потому что Кио с лаем прорывается в спальню, решает, что постельное бельё — хорошая альтернатива собачьему корму и сдергивает его, от чего Куроо скатывается с кровати на пол. Он лежит там какое-то время, растерянно моргая, как русалка, выброшенная на берег. — Я его сейчас покормлю, — говорит Тоору. — И это. Может нам стоит пойти к тебе, в следующий раз. От этих слов Куроо расплывается в улыбке — настоящее живое пламя. — В следующий раз, — повторяет он. — А ты что, думал, что следующего раза может не быть? — спрашивает Тоору. Куроо пожимает плечами, насколько хорошо он может это сделать, лёжа на ковре. Тоору слезает вниз и целует его, чтобы Куроо понял, насколько он идиот, чтобы сомневаться.***
Больше всего удивляет то, что ничего почти не меняется. Они так же встречаются в парке по утрам. Они так же бегают вместе, вместе спорят и вместе идут за кофе. Они так же написывают друг другу о самых нелепых вещах — Куроо посылает фотки странных домашних заданий его учеников, или Тоору посылает цитаты из подслушанных разговоров в метро. Они так же идут ужинать, так же шатаются по Шибуя, насмехаясь над новыми трендами, и так же высмеивая увлечения друг друга. Но теперь, Тоору, встречая Куроо в парке по утрам, поднимает голову и клюёт Куроо в щеку. Теперь, когда во время спора Тоору говорит что-нибудь совсем глупое, Куроо наклоняется и затыкает его поцелуем. Теперь, проходя по заполненным людьми улицам, они устраивают соревнование, кто сможет больше раз ухватить другого за задницу, чтобы никто не заметил. Тоору заставляет Куроо посмотреть с ним весь Стар Трек. Куроо понравилось намного больше, чем Тоору ожидал — спустя какое-то время, половину всех его разговоров составляют теории об авторской задумке, параллелях между персонажами, и прочими штуками, которые Тоору теперь научился называть литературным анализом. Они одолевают классику за две недели, смотрят все фильмы за одну ночь, и вскоре начинают Новое Поколение. Тоору однажды даже замечает свою футболку с ILLOGICOOL на Куроо — она ему мала, и из-под неё торчит пара сантиметров живота, но ему идёт. (Куроо идёт всё, но Тоору достаточно осторожен, чтобы этого не упоминать). В свою очередь, Куроо вытаскивает Тоору во все его любимые места в городе. По его мнению, национальное преступление — тот факт, что Тоору прожил в Токио около двух лет и ни разу не посетил Музей Мемориала Великого землетрясения или Небесную башню Токио, или Океанариум. Они проводят один день шатаясь по Олимпийскому Стадиону, притворяясь туристами, чтобы избежать наказания за проникновение на закрытые турнирные зоны, и у Тоору блестят глаза от мысли о выигрыше золота Национальной женской сборной на этой самой площадке в 1984 году. (Когда после этого они возвращаются к Куроо, он говорит Тоору, что собирается выиграть следующие Олимпийские игры, и Тоору целует его с такой силой, что они едва не рушат всю стопку научной литературы.) Куроо даже начинает появляться на его матчах Тоору. Он садится на задний ряд, ругая Тоору, когда он лажает, и говорит ему, что он не выкладывается на полную, когда это действительно так. — Ты всё херишь, Ойкава! — кричит он, и тренер говорит Тоору, что, при желании, они могут выгнать любого хамоватого зрителя, но Тоору только улыбается, и говорит: «Неа, он со мной». (И никто не должен знать, что он фокусируется лучше, если знает, что Куроо смотрит, точнее направляет свои удары, и подает так, что его подачу почти невозможно принять.) Тоору не уверен, что всё должно быть именно так. У него никогда не было девушки в школе или университете — были девушки приходящие на его матчи, нескольких он приводил домой, были парни, с которыми он целовался на вечеринках. У него никогда не было на это времени, никогда не было чувства, что чего-то не хватает. Но это всё — спорить, исследовать и жить, Куроо, читающий стихи в поезде, уставший Куроо, спящий на его плече, Куроо, наклоняющийся, чтобы поцеловать его в ключицу, словно Тоору того стоит — ему это нравится. Он думает, что хочет это сохранить.***
Иваизуми возвращается во вторую неделю августа, прямо как и обещал, и привозит с собой два новых профессиональных мяча и ворох извинений для Кио. — Всё было не настолько плохо, — говорит возмущенный Тоору, когда Иваизуми наклоняется потрепать Кио по голове и заверяет его, что больше никогда-никогда не оставит его с этим ужасным человеком. — Именно так всё и было — кричит Куроо с дивана. Они были на середине «Тихоокеанского рубежа» когда Иваизуми вернулся — как-то вышло, что Куроо ни разу не смотрел этот фильм, и Тоору восполняет пробел в его образовании. Иваизуми выпрямляется. — Ты, должно быть, Куроо, — говорит он в направлении дивана. Куроо поднимается и подходит, проводя рукой по волосам. — Ага. Иваизуми, верно? Ойкава говорит, что ты изучаешь напряжение мышц. Звучит круто. Он протягивает ладонь для рукопожатия, но, вместо того, чтобы ответить, Иваизуми скрещивает руки на груди, осматривает Куроо с головы до ног, и спрашивает: — Какая самая большая слабость Ойкавы? Куро отвечает незамедлительно: — Он не умеет просить о помощи. Иваизуми стоит со сложенными на груди руками еще пару мгновений — затем улыбается. — Ты мне нравишься, — объявляет он, подходя к Куроо и хлопая его по спине. — Какого хера, — говорит Тоору. Никто не обращает на него внимаения.***
В конце лета, когда листья уже меняют цвет, а супермаркеты Шибуя начинают рекламировать осенние коллекции, Куроо говорит Тоору, что хочет показать ему кое-что особенное. — Кое-что особенное, — скептически повторяет Тоору, — Разве мы не побывали уже в каждом храме, музее и мемориале в Токио? — Вообще-то, нет — отвечает Куроо. Он заворачивает за угол с улицы изакая Бокуто (теперь их типичное место для ужина) и идёт в направлении, противоположном метро, — Но это кое-что другое. И Тоору идёт за Куроо по незнакомым переулкам, минуя мелкие магазины и несколько дешевых фастфудов, пока они не подходят к какой-то пародии на дизайнерское место. — Смотри, — говорит Куроо, показывая пальцем. До Тоору сначала не доходит, на что ему надо смотреть — такие магазины разбросаны по всему Токио — но потом замечает человека, стоящего за прилавком, и понимает. — О боже. Это тот, кто я думаю? Куроо ухмыляется: — А ты как думаешь? — Твой соперник из старшей школы, — говорит Тоору, — Тот, из змеиной команды. — Нохеби, — подсказывает Куроо. — Ага. Это Дайшо Сугуру во плоти. Работает за минимальный оклад в магазине дерьмового ширпотрёба. Тоору поворачивается, чтобы взглянуть не него — и Куроо улыбается во весь рот, улыбкой, которую он обычно приберегает для крутых видов с высоких зданий, или невероятно пробивных ударов, или для поцелуев Тоору. — Я не хожу сюда часто, но мне нравится знать, что такое существует, — объясняет он, Понимаешь? — Ага, — говорит Тоору, — Да, я понимаю. Мелкий слизняк получил по заслугам, ну? Куроо кивает и берёт Тоору за руку. — Честно говоря, я не думаю, что ты когда-либо нравился мне сильнее, чем сейчас. Тоору раздумывает пару секунд, и спрашивает: — Ты думаешь, он заметит, если мы начнем целоваться прямо здесь? Прямо перед его отвратительным магазином? В какой-то момент, когда глаза Куроо расширяются, и он притягивает его к себе, Тоору думает, что вот-вот получит признание в любви.***
Этой же осенью Тоору уезжает в тур. Это не первый раз, и даже не третий. Должность капитана второго состава токийской команды накладывает определённые обязательства — он знал, на что идет. Поездки на турниры, пресс-конференции, необходимость выносить много невыносимых людей. И обычно он с этим хорошо справляется — он хорошо умеет надевать вежливое лицо, говорить своей команде нужные слова, вести людей к победе. Но он скучает, скучает по лёгким перепалкам и лёгким поцелуям, спорам под научную фантастику и критике новых фильмов, долгим посиделкам у Бокуто и прогулкам по незнакомым районам, где всё равно чувствуешь себя как дома. Тоору думает, что это странно. Не знаешь, что кто-то так важен для тебя, пока не начинаешь скучать. Вспоминать, каково было, пока этот человек не вошёл в твою жизнь. И Тоору посылает Куроо фотки странных реклам, мерзкие вещи, найденные им в ванных комнатах отелей, и понравившиеся стихи из одолженной у Куроо книги. Он выполняет подачи, возглавляет команду и гадает, смотрит ли кто-то на него по телевизору в Токио рядом со стопкой книг, подписанной «философия». И считает дни до возвращения.***
15 Октября 22:49 мудила: привет, ты же скоро возвращаешься? Я: ага, в следующую пятницу!!! мудила: когда прибывает поезд? и куда? Я: 6:30 вечера, станция Шибуя мудила: ок мудила: встретимся у хатико Я: хатико? Я: а ты про статую Я: которая собака мудила: ага Я: вау куроо ты такой романтик мудила: что мудила: почему? Я: встреча у хатико? У статуи собаки? В Шибуя? В первый раз мы встретились из-за собаки? И тоже в Шибуя? мудила: я вообще об этом не подумал мудила: просто подумал, что это хороший ориентир мудила: икто тут романтик Я: … бля мудила: тоже тебя люблю <3***
Факт: Токио — гигантский город. Он полон машин, поездов и велосипедов, полон зданий, магазинов и небоскрёбов, полон монументов и призраков и монстров. Но больше всего в нём людей — матерей и отцов, сестёр и братьев, влюблённых и друзей. Пожилая леди продает булочки с мясом на углу. Женщина на высоких каблуках спешит на работу. Дети в мерцающих кроссовках бегут в школу наперегонки. Мальчик в наушниках, надеется встретить кого-то важного. Мало где будет больше людей, чем на станции Шибуя в пятницу в час пик. Здесь просто море людей, океан людей, волна людей разбивается о двери, и тотчас на её месте вырастает новая. Тоору плывет по течению и ищет — гадая, так ли чувствовали себя первооткрыватели, пересекая мир в поисках новых земель. А потом он выходит наружу, и, как по волшебству, толпа рассеивается. Он видит всё: статуя, город за ней, и человек, в джинсах и старой футболке. Руки в карманах, чудовищный беспорядок на голове. Прислоняется. Всегда прислоняется. Там стоит человек, и ждёт. Тоору думает, что они оба ждали слишком долго. — Привет, — говорит Куроо. Тоору роняет свою сумку и бежит ему навстречу.