Тук-тук. Я знаю, ты меня слышишь.
Гена падает за стойку, бросая заказ бармену, стараясь при этом не смотреть на него. Вокруг слишком много людей. Они кажутся лишними, особенно если не сводить взгляда с танцующей толпы. Выход только один: уставиться в телефон. Очень сложно не поднять глаз, когда парень за баром тычет в плечо, отдавая стакан. Но Гена держится. Прямо перед ним садится Ресторатор, делая заказ. Оторвав взгляд от экрана, Фарафонов на секунду задерживает его на Саше и, когда получается разорвать зрительный контакт, вся выдержка идет прахом. Даже вновь сосредоточив свое внимание на черных печатных буквах, Гена не мог перестать думать о Тимарцеве.Глупо сопротивляться. Я же хочу как лучше. Он ведь тоже лишний. Минус один, и дышать станет легче, верно?
Делать вид, что ты слушаешь чужой разговор, при этом отбиваясь от набата мыслей в голове, очень сложно. Гена делает еще заказ, на этот раз берет самое крепкое, что есть в «1703». Затем, еще одну. Еще. Но это не тот путь. Скорее — фатальная ошибка.Ты же знаешь, что сам отдаешь контроль в мои руки?
От осознания этой мысли Гена икает. Саша говорит, что ему уже хватит. Он хочет добавить что-то еще, но не успевает: Фарафонов в другом конце зала скрывается за дверью в уборную. Он надеется окатить лицо холодной водой, протрезветь. Выходит плохо. Оперевшись руками на умывальник, Гена смотрит, как капли скользят по белой керамике. Черт знает, как его нашел Никита. Он склоняется над другом, говоря что-то вроде: «Чувак, поехали, я тебя домой отвезу». Гена до побеления костяшек пальцев сжимает край умывальника.Вот он, момент. Действуй сейчас же!
Он не может с этим бороться, сколько не пытайся. Гена рывком выпрямляется и ударяет друга так, что тот прикладывается носом о все тот же край умывальника, после чего падает на пол. Гена не хочет этого. Гена боится сам себя. Мысли в голове подобны биению молотка, из-за них он даже не слышит стук собственного сердца, от которого обычно закладывает уши.Давай! Давай! Давай!
Рукоятка ножа сама ложится в руку. (Откуда вообще нож взялся в кармане?) Картинка перед глазами нисколько не размывается. А та ясность, с которой в Гениной голове строится план дальнейших действий, пугает до чертиков. Парень блаженно прикрывает глаза. Он проходил все это не единожды. Сильнее сладостного упоения чужой болью и отчаянием может быть лишь осознание содеянного. Парень не слышит, как хлопает дверь, лишь чувствует, как на плечо опускается чья-то рука. — У вас тут все нормально? — от парня, задавшего вопрос, пахнет пивом. Кажется, Фарафонов должен помнить его имя.Да!
— Нет, — говорит Гена невпопад с разумом. Парень действительно давно перестал считать себя нормальным.Или хотя бы свободным от навязчивых идей. Но кажется сейчас он почувствовал себя хотя бы на пол шага ближе к той самой отметке. Он смог остановиться… или его смогли остановить. Гена вылетает из бара как можно скорее, пока страшные идеи вновь не взяли верх. Он запрыгивает в заказанное кем-то такси, говоря, что заплатит «сколько надо, только поехали». Себя парень занимает попытками вспомнить имя того парня из бара. Это помогает отвлечься от того, что от водителя несет табаком, и Гена бы с радостью прижег радужку глаз того самыми дешевыми и противными сигаретами. Мозг рисует яркие картинки, но вспомнить куда важнее. Впервые удается отодвинуть на задний план навязчивую мысль. Он вспоминает дома. Слава Карелин. Он же Гнойный. Он же еще много кто. Известная личность в баттл-рэпе. Гена отрубается с мыслью, что раз тот Слава — ключ к его «чистому разуму», то нужно вновь встретится и как можно скорее. Слава гладил спящую на его коленях Коху. Он не хотел вспоминать, что было в баре. Дело было не в Никите, которому оказывали первую помощь на глазах у застывшего Карелина. Его больше беспокоил Геннадий Фарафонов. Его Глаза показались Славе пустыми, точно живой человек заточен по ту сторону зрачка и пытается выбраться в то время, как человеческая оболочка делает то, что ей вздумается. Коха мурчала, словно стараясь оградить своего хозяина от всего дерьма, в которое он мог влезть. Славе в голову закралась странная мысль, из которой вытекали еще более странные последующие действия.Что если Фарафонову тоже нужен тот, кто, как Коха сейчас, будет охранять его!
Парень не хотел думать, что сегодня он спас человека. Нет, не так! Он не хотел думать, что спас Никиту. Но Карелин точно знал, что оградил Гену от самой большой ошибки на свете. Жаль, не от самой первой. Звонок в дверь раздался, когда время шло к утру. На улице льет дождь. Питер, почему бы нет. Слава открывает дверь, и на него буквально падает Гена, который заебал всех, кого только можно, чтобы найти этот адрес. Фарафонов выглядит убитым. И совсем не потому что с его волос струйками бежит вода, стекая за ворот футболки. Перед Карелиным словно стоит человек, который имеет за душой настолько страшную тайну, что в пору могилу себе рыть, или и вовсе не имеет ничего. Гость садится на диван рядом с Кохой и молчит. Слава и не требует объяснений. Вместо этого он находит в дальнем углу шкафа на кухне чай (спасибо тому человеку, который купил его, кем бы он ни был). А еще он протягивает Гене полотенце. И они так и продолжают сидеть. Молча. Слава перекладывает кошку обратно себе на колени. Та возмущенно фыркает и, помахав хвостом перед носом Карелина, уходит на Генины еще не до конца высохшие брюки. Слава садится ближе, делая вид, что ему жизненно необходимо быть рядом с Кохой. На деле же — с Геной. Карелин засыпает, запустив руку в мягкую шерсть, устроив голову на плече у Гены, который делает глубокий вдох и, тоже закрыв глаза, думает, что мог бы так провести всю жизнь.Тук-тук…