Ручной Волк

Я вернулся в деревню один. Взял свою сумку в зубы, перекинулся и почти не останавливался, добравшись всего за два дня. Долгий бег не мог заглушить мою боль, но я должен был оставить ее. Все должны жить в семье. Она станет леди, наверное, может быть, даже выйдет замуж. Зло скрипнув зубами, я смахнул с полки аккуратно сложенные черепки. Выдохнув, опустился на колени и стал собирать. С белыми полосками, с точками и с расколовшимся напополам кривым профилем волчьей головы. Комок в горле не давал дышать. Как я буду теперь один? Всегда боялся быть один, не любил это, а теперь сам оставил ее там, с ее настоящей семьей. Ну не идиот ли? Двадцать четыре года, а мозгов все еще нет. Надеюсь, ее там никто не обижает, не издевается. Они ведь ее семья, любить должны и лелеять. Обняв колени, я уткнулся в них лбом. Я бы любил, лелеял. Ее, зеленоглазых волчат и, может быть, даже внуков. Я всегда так хотел семью, а теперь ее у меня нет совсем. Есть Даррен, но у него недавно сын вот родился, не до меня. Через годок можно будет, наверное, в гости сбегать, посмотреть на волчонка, на дочь той женщины, что так любил Данар. Закрыв лицо ладонями, я дрожаще вздохнул. Нужно учиться жить заново. Все в деревне после объяснений согласились с моим решением — люди должны жить среди людей, дети должны жить в своей семье. Я вернулся к своим обязанностям — днем тренировал молодняк, ночью ходил в составе патрулей. Старшие волновались, что я в патруле каждую ночь, но не особенно лезли — я не мог спать, по мне сразу было видно. Потому что я привык прижимать ее к себе. Леста. Когда я пытался произнести это имя вслух, неизменно получалось что-то вроде "Реста". Куда привычнее было знакомое и теплое "Рик", но это больше не ее имя. Она Леста. Герцогиня Леста. А я кто? Просто Волк. Чудовище из глубины леса, которым пугают детишек. Она вот только меня никогда не боялась, никогда. Ее кольцо лежало на тумбочке у моей кровати. Я смотрел на него, лежа без сна, смотрел на него, выныривая из изнуряющей дремы. Все, что мне осталось — немного ее вещей, расписанная ее руками посуда и кольцо. Ну и воспоминания. Я все больше и больше уходил в них, уходил с головой, иногда забывая, где счастливое прошлое, а где настоящее без нее. Рик ночью забралась тихонько ко мне под одеяло, прижалась к спине. Наверное, сон плохой опять приснился. Стоп. Пахнет Рик. Теплая, как Рик. Но Рик здесь не может быть. Рывком повернувшись, я во все глаза уставился на рыжую девушку, как две капли похожую на мою жену. — Ну что ты так смотришь, — со знакомыми недовольными нотками проворчала она, — да, сбежала я, и что? Они пытались меня заставить есть пятью вилками! Сграбастав ее в объятия, я жадно зарылся носом в мягкие рыжие волосы, вдыхая родной запах; жадно прижался всем телом, ощущая тепло ее нежной кожи; отстранившись, жадно поцеловал, глубоко, по-хозяйски. Первый раз в жизни я рад твоему непослушанию, негодница.