The rain in Spain

Ключ не сразу попал в замочную скважину, и Генри Хиггинс громко выругался вслух. Человеческого тепла этой цветочнице не хватало, понимаете ли! Да то, что ее вытащили из грязи, кормили, дали крышу над головой — ей было мало этого? Ее не били. Ее одевали у лучших французских портных. Один ее вечерний наряд разорил Пикеринга на двести фунтов. Она танцевала с принцем. Она смогла очаровать его. И все это благодаря кому? Кто убил на нее столько денег и времени? Хиггинс снова чертыхнулся и рванул на себя дверь. Едва не выломав ручку. Так нет же, эта драная кошка предпочла плюнуть ему в лицо и уйти. Неблагодарная, отвратительная, жалкая тварь! Добилась всего — и нате вам: «Кто угодно обойдется без вас. И уж тем более, я». Дом стоял непривычно тихий. По субботам у прислуги был выходной. В такие дни чай приносила Элиза. И тапочки тоже. Приносила, ругаясь на весь дом, иногда — распевая песни. Своим несносным кошачьим голосом. Но нынче дома было тихо. Впрочем, теперь дома будет тихо всегда. Генри вышел на середину прихожей, запрокинул голову, и громко, безумно расхохотался. - Да, я наконец-то избавился от этой дрянной цветочницы! Дни потекли спокойные и однообразные. Пикеринг уехал обратно в свою Индию, и профессор остался наедине с молчаливой и заботливой миссис Пирс и несколькими служанками-тенями. Можно было вновь углубиться в изучение йоркширского диалекта, и Хиггинс с отстервенением взялся за дело. Но — не клеилось. Он сидел в кабинете, остервенело грыз перо, косился на граммофон с записями. Потом поднялся, отправился на второй этаж в библиотеку. Замер перед дверью в спальню Элизы. «Интересно, наглая тварь забрала с собой все, что ей не принадлежало?» В комнате все осталось, как было. Драная кошка не забрала с собой ничего. Генри внезапно почувствовал очередной прилив ненависти. Открыл шкаф, рванул платье, и еще, и еще, пока лохмотья не посыпались на пол. Украшения лежали на туалетном столике перед зеркалом. Он схватил их в горсть и внезапно вспомнил, как Элиза зашвырнула их в него — перед тем, как уйти. «Дрянь. Неблагодарная дрянь. Надо было оставить ее в трущобах, чтоб она там и сдохла». А ведь они выбирали украшения вместе. И это кольцо он сам купил ей и сам же надел на ее тонкие, чрезмерно худые пальцы. И это. И еще одно. Хиггинс в панике выбежал из спальни Элизы. Он понимал, что уничтожит все, до чего доберется, если еще останется там. Он перестал пить чай. Чай, который ему приносила миссис Пирс, был вовсе не тот. Он не был приправлен хамством и сверкучими злыми взглядами из-под темных бровей. Он перестал читать. Когда он углублялся в книгу, ему казалось, что цветочница, как ни в чем не бывало, раскинулась на диване и лениво за ним наблюдает. «Я не прошу, чтобы вы любили меня, как женщину. Я прошу хоть немного обычного человеческого тепла.» «Я бы стерпела грубость, но того, что вы меня не замечаете, как вещь — я не могу стерпеть.» «Я прекрасно обойдусь без вас, Генри Хиггинс. Прощайте.» Профессор злобно скрипнул зубами. Если ты думаешь, что нужна мне, мерзкая девчонка, то ты ошибаешься. Мне никто не нужен. За окном стемнело. Хиггинс поднялся и отправился в лингафонный кабинет. Тот самый, где Элиза Дулиттл училась произносить гласные английского языка. Бумага на валике до сих пор оставалась ее. Неровный, неправильный след. Тогда кошка еще и не надеялась стать леди. Лучше бы его эксперимент провалился. Генри зло сорвал бумагу с валика. Ударил кулаком по граммофону. Тот зашипел, а потом из раструба донесся напряженный старательный голос Элизы: - ...Рэйн ин Спэ-эйн стэйс мэйнли ин зе плэ-эйн.* - Отвратительно. Продолжайте. - Зе рэ-эйн ин Спэйн стэйс мэйнли ин зе плэйн! - Вы на редкость бестолковы и бездарны. Повторяте, повторяйте! Генри Хиггинс сидит в кресле, низко склонив голову. Голос Элизы в граммофоне переходит почти в крик, полный ненависти, лингвист ее почти видит — красивое тонкое лицо, искаженное гримасой ненависти, вытаращенные темные глаза, кажется, она эту фразу сейчас прорычит. - Зе рэйн! Ин спэйн! Стэйс мэйнли... Тонкая рука, затянутая в изящную перчатку, ложится на рычаг. Граммофон умолкает. - ...ин зе плейн, - тихо заканчивает Элиза, стоя на пороге. Хиггинс медленно поднимает голову, внимательно смотрит на нее. Потом широко и безумно улыбается, хохочет и откидывается в кресле. - Принесите мне чаю, Элиза. Дома пусто и пыльно. Особняк молчит и словно замер в страхе перед доктором фонетических наук, одиноко пьющим чай в собственном кабинете и бормочущем вполголоса: - А вы знаете, мисс Дулиттл, я скучал, надо признать. И я знал, что вы все же вернетесь. Граммофон, поблескивая золотым боком, внимательно слушал хозяина. *The rain in Spain stays mainly in the plain. Русский перевод в фильме - «В Севилье град крупнее, говорят».